Бундесканцлер

​Безответная любовь немцев к Путину

Я продолжаю освещать «внезапно» раскопанные истоки аморфной позиции Германии в текущем международном кризисе. Мы уже выяснили, что дело в экологическом движении и Ангеле Меркель, отказавшейся от мирного атома и поставившей страну в чудовищную энергетическую зависимость, «восточной политике» левых и коррупционности социал-демократов, воплощённой в персоналиях Герхарда Шрёдера и Франка-Вальтера Штайнмайера. Теперь черёд культурно-социального аспекта.

Во-первых, почему Германия так вяло и даже обструкционистски поставляет оружие Украине и тем более исключает бесполетную зону? Это страх войны. Неудивительный после двух мировых войн и их ужасов. Этот стыд за собственную армию и врождённый пацифизм передавались из поколения в поколение посредством коллективной вины или, как её манипулятивно прикрывают, — «культуры ответственности».

Отсюда и негласное требование, например, со стороны Кристиана Линднера, немедленной капитуляции Украины, ведь это не так страшно, как война. Эта убежденность давно выражается в максиме «лучше красный, чём мертвый» и подпитывается тем благополучием, что сумела достичь после капитуляции хотя бы Западная Германия.

Коллективная вина привела к тому, что отныне немцы всегда на стороне жертвы. До тех пор, пока она несубъектна. Но как только вчерашняя жертва начинает с остервенением бороться, надевает военную униформу, и, не приведи Боже, начинает побеждать — симпатии немцев меняют направление. Ровно это случилось с Израилем; сегодня немецкий политический мэинстрим один из самых пропалестинских на Западе.

Во-вторых, картонный образ Путина-«спасителя» крайне привлекателен как для левых, так и правых коллективистов на Западе. Немецкие левые в восторге от его ностальгии по СССР, «сильной руки» в управлении, антикапитализма и антизападничества. Немецкие консерваторы, с другой стороны, очарованы притеснением ЛГБТ-сообщества и борьбой с политикой идентичности. Но почему даже дремучие путинские предрассудки привлекательнее леволиберального тренда с его гендерными квотами, гендерно-нейтральным языком, транссексуалами в парламенте и «культурой отмены», понять можно.

В том же русле действует (уже бумажный) образ Путина как сторонника закрытых границ. Неудивительно, что напуганные меркелианским наплывом беженцев и сопутствующим исламистским терроризмом немцы легко очаровываются российской миграционной политикой. Разузнать о реальном положении дел, статистике этнических преступлений, безвизовом режиме со Средней Азией и вывесках на узбекском — таким людям мешает то ли языковой барьер, то ли низкий айкью.

В-третьих, это глубокое недоверие к политической элите и, если угодно, кризис демократии. Немецкий истеблишмент давно игнорирует чаяния большинства и осуществляет свои проекты без должного демократического контроля. Так было, опять же, с миграционным кризисом, когда неугодные идеалистичным представлениями Меркель мнения просто игнорировались, а граждане, вопреки своему желанию, столкнулись с принудительной интеграцией.

Демократия окончательно превратилась в фасад, когда во время пандемии госпожа Меркель отобрала у федеральных земель полномочия определять коронавирусную политику и ввела комендантский час. Государственные медиа подтасовывали статистику, на шоу приглашались только «эксперты» с алармистской повесткой, а демонстрации разрешались только комплиментарные правительству, но ни в коем случае не критикующие. Напомню, Германия почти перманентно возглавляла оксфордский индекс строгости мер по борьбе с китайским вирусом. О каком доверии может идти речь?

А учитывая уровень «непредвзятости» и компетентности мэинстримных СМИ, о коем здесь написан не один десяток постов, в такой гнетущей атмосфере недоверия крайне просто найти отдушину в виде рупора пропаганды «с другой стороны». Именно таким рупором служил до блокировки канал „Russia Today“.

www.group-telegram.com/ca/bundeskanzlerRU.com/485

1.1K viewsApr 9, 2022 at 15:35

​Безответная любовь немцев к Путину

Я продолжаю освещать «внезапно» раскопанные истоки аморфной позиции Германии в текущем международном кризисе. Мы уже выяснили, что дело в экологическом движении и Ангеле Меркель, отказавшейся от мирного атома и поставившей страну в чудовищную энергетическую зависимость, «восточной политике» левых и коррупционности социал-демократов, воплощённой в персоналиях Герхарда Шрёдера и Франка-Вальтера Штайнмайера. Теперь черёд культурно-социального аспекта.

Во-первых, почему Германия так вяло и даже обструкционистски поставляет оружие Украине и тем более исключает бесполетную зону? Это страх войны. Неудивительный после двух мировых войн и их ужасов. Этот стыд за собственную армию и врождённый пацифизм передавались из поколения в поколение посредством коллективной вины или, как её манипулятивно прикрывают, — «культуры ответственности».

Отсюда и негласное требование, например, со стороны Кристиана Линднера, немедленной капитуляции Украины, ведь это не так страшно, как война. Эта убежденность давно выражается в максиме «лучше красный, чём мертвый» и подпитывается тем благополучием, что сумела достичь после капитуляции хотя бы Западная Германия.

Коллективная вина привела к тому, что отныне немцы всегда на стороне жертвы. До тех пор, пока она несубъектна. Но как только вчерашняя жертва начинает с остервенением бороться, надевает военную униформу, и, не приведи Боже, начинает побеждать — симпатии немцев меняют направление. Ровно это случилось с Израилем; сегодня немецкий политический мэинстрим один из самых пропалестинских на Западе.

Во-вторых, картонный образ Путина-«спасителя» крайне привлекателен как для левых, так и правых коллективистов на Западе. Немецкие левые в восторге от его ностальгии по СССР, «сильной руки» в управлении, антикапитализма и антизападничества. Немецкие консерваторы, с другой стороны, очарованы притеснением ЛГБТ-сообщества и борьбой с политикой идентичности. Но почему даже дремучие путинские предрассудки привлекательнее леволиберального тренда с его гендерными квотами, гендерно-нейтральным языком, транссексуалами в парламенте и «культурой отмены», понять можно.

В том же русле действует (уже бумажный) образ Путина как сторонника закрытых границ. Неудивительно, что напуганные меркелианским наплывом беженцев и сопутствующим исламистским терроризмом немцы легко очаровываются российской миграционной политикой. Разузнать о реальном положении дел, статистике этнических преступлений, безвизовом режиме со Средней Азией и вывесках на узбекском — таким людям мешает то ли языковой барьер, то ли низкий айкью.

В-третьих, это глубокое недоверие к политической элите и, если угодно, кризис демократии. Немецкий истеблишмент давно игнорирует чаяния большинства и осуществляет свои проекты без должного демократического контроля. Так было, опять же, с миграционным кризисом, когда неугодные идеалистичным представлениями Меркель мнения просто игнорировались, а граждане, вопреки своему желанию, столкнулись с принудительной интеграцией.

Демократия окончательно превратилась в фасад, когда во время пандемии госпожа Меркель отобрала у федеральных земель полномочия определять коронавирусную политику и ввела комендантский час. Государственные медиа подтасовывали статистику, на шоу приглашались только «эксперты» с алармистской повесткой, а демонстрации разрешались только комплиментарные правительству, но ни в коем случае не критикующие. Напомню, Германия почти перманентно возглавляла оксфордский индекс строгости мер по борьбе с китайским вирусом. О каком доверии может идти речь?

А учитывая уровень «непредвзятости» и компетентности мэинстримных СМИ, о коем здесь написан не один десяток постов, в такой гнетущей атмосфере недоверия крайне просто найти отдушину в виде рупора пропаганды «с другой стороны». Именно таким рупором служил до блокировки канал „Russia Today“.

BY Бундесканцлер