Это было понятно с самого начала 2000-х годов. Всё-таки у нас были иллюзии, и у меня тоже, которые заключались вот в чём. Я и многие, уверен, в то время исходили из того, что были проблемы взаимоотношений между Советским Союзом и так называемым Западом, в основе которых лежали идеологические разногласия. С одной стороны, коммунистический режим, и многие считали его тиранией фактически, а с другой стороны, демократический мир во главе с Соединёнными Штатами.

И многие считали, и я в том числе, как ни странно, я же столько лет, почти 20 лет, в разведке проработал Советского Союза, я тоже так считал, что главное противоречие – это идеологического характера.

Но когда уже и Советского Союза не стало, никакого коммунистического режима не было, а наплевательское отношение к государственным стратегическим интересам России осталось. Не просто наплевательское отношение, а ещё и всё это было завязано на явном желании достичь каких-то геополитических преимуществ. Более того, я уже когда стал президентом, тоже не сразу всё понял.

Начал доносить до своих коллег, смотрите, вот, вы говорите это, а делаете это. И вот доказательство, и приводил это доказательство. Мне кивали головой и говорили: «Да, да, да, всё, конечно, мы сейчас наведём порядок». И ничего! И всё ровно наоборот. Для меня стало очевидно, что идеология имело, наверное, какое-то значение, но всё-таки в основе всех этих противоречий лежат геополитические интересы.