Основные Кризисы XIV в.
В XIV в. торможение экономического роста Европы проявляется все более очевидно.
В этот период общество уже начинает осознавать, что оно движется в сторону перенаселения. Во Французском королевстве насчитывается уже 16,5 миллионов жителей, а если брать нынешние границы Франции, то около 21 миллиона. Лучшие земли давно заняты и поделены на части в результате наследственных разделов имущества и борьбы сеньоров между собой. Последние расчистки новых территорий проводят с целью обработки менее плодородных участков земли, но снятый урожай не оправдывает огромных усилий, затраченных на его получение. Освоение новых земель приостанавливается, а объем сельскохозяйственной продукции остается на прежнем уровне, в то время как население продолжает расти. Сеньорам становится все сложнее прокормить своих работников, число которых постоянно увеличивается. Столкнувшись с этой проблемой, феодалы отказываются сокращать размер натурального и денежного оброка, который они берут со своих крестьян. Это вызывает сбой всей системы: плохие урожаи впервые за много лет приводят к голоду. Хроника Жиля Ле Мюизи описывает всю глубину и ужас одного из таких кризисов, который случился в 1315–1316 гг. и охватил всю северо-западную часть Европы.
Этот невиданный экономический коллапс снижает покупательную способность богатой аристократии, которая является основным потребителем предметов роскоши. Из-за этого крупная торговля оказывается в крайне сложном положении, а все сословие торговцев начинает опасаться за свое будущее. В 1347 г. на Европу обрушивается новая вспышка голода, и физически ослабленному населению становится еще сложнее справиться со страшной эпидемией чумы, которая начинается в 1348 г.
1.Эпидемия чумы 1348 г.
Бацилла Йерсена, являющаяся причиной распространения бубонной чумы, будет открыта лишь в самом конце XIX в. Ну а в 1348 г. эта болезнь, считающаяся самой страшной из всех существующих, губит примерно 40 % населения земного шара. Она попадает в Европу на торговых кораблях, которые везут в Геную и Марсель товары из Центральной Азии. Затем крысы распространяют бациллу по всему европейскому континенту. Эта беспрецедентная эпидемия разрушает всю систему социальных связей, опустошает деревни и монастыри, прерывает множество аристократических династий. Ее новые волны сильно сокращают население Европы, которое во многих регионах вернется к прежнему уровню лишь в XVII в. Страх и невежество заставляют людей искать виновников этой ужасной трагедии и вымещать на них свой гнев: в 1348 г. по всей Европе, особенно в Эльзасе, начинаются антиеврейские погромы. Другим способом борьбы с чумой становятся молитвы определенным святым, которые считаются способными исцелять от этой болезни – Cвятому Роху и Cвятому Себастьяну. На фоне этих драматических событий разгорается еще один конфликт. Он поначалу остается незамеченным, но в итоге приводит к войне, которая будет длиться целых сто лет (1337–1453 гг.).
2.Начало Столетней войны
Начавшаяся Столетняя война еще более ухудшает нерадостную ситуацию, в которой оказывается Западная Европа в первой половине XIV в.
Капетингам приходится давать отпор английским монархам, претендующим на ряд французских территорий, особенно на Гиень. Накануне эпидемии чумы англичане добиваются серьезных успехов: война начинается с их убедительных побед (Эклюз в 1340 г., Креси в 1346 г. и Кале в 1347 г.).
Эти поражения добавляются к общим потрясениям XIV в. и еще более омрачают невеселую картину, сложившуюся к концу Средних веков.
Война приводит к драматическим последствиям: спаду экономики порче урожаев и разрушению жилищ, грабежам и насилию. Отсутствие сеньоров, занятых на поле боя, дезорганизует жизнь в их поместьях и лишает крестьян их привычных защитников. Размер налогов сильно повышается – особенно это ударяет по бедным слоям населения, пострадавшим от военных действий, которые обязаны платить военный сбор, чтобы помогать своей стране в это тяжелое время. Прибыльные инвестиции уступают место убыточным вложениям – производству оружия и строительству оборонительных сооружений.
В XIV в. торможение экономического роста Европы проявляется все более очевидно.
В этот период общество уже начинает осознавать, что оно движется в сторону перенаселения. Во Французском королевстве насчитывается уже 16,5 миллионов жителей, а если брать нынешние границы Франции, то около 21 миллиона. Лучшие земли давно заняты и поделены на части в результате наследственных разделов имущества и борьбы сеньоров между собой. Последние расчистки новых территорий проводят с целью обработки менее плодородных участков земли, но снятый урожай не оправдывает огромных усилий, затраченных на его получение. Освоение новых земель приостанавливается, а объем сельскохозяйственной продукции остается на прежнем уровне, в то время как население продолжает расти. Сеньорам становится все сложнее прокормить своих работников, число которых постоянно увеличивается. Столкнувшись с этой проблемой, феодалы отказываются сокращать размер натурального и денежного оброка, который они берут со своих крестьян. Это вызывает сбой всей системы: плохие урожаи впервые за много лет приводят к голоду. Хроника Жиля Ле Мюизи описывает всю глубину и ужас одного из таких кризисов, который случился в 1315–1316 гг. и охватил всю северо-западную часть Европы.
Этот невиданный экономический коллапс снижает покупательную способность богатой аристократии, которая является основным потребителем предметов роскоши. Из-за этого крупная торговля оказывается в крайне сложном положении, а все сословие торговцев начинает опасаться за свое будущее. В 1347 г. на Европу обрушивается новая вспышка голода, и физически ослабленному населению становится еще сложнее справиться со страшной эпидемией чумы, которая начинается в 1348 г.
1.Эпидемия чумы 1348 г.
Бацилла Йерсена, являющаяся причиной распространения бубонной чумы, будет открыта лишь в самом конце XIX в. Ну а в 1348 г. эта болезнь, считающаяся самой страшной из всех существующих, губит примерно 40 % населения земного шара. Она попадает в Европу на торговых кораблях, которые везут в Геную и Марсель товары из Центральной Азии. Затем крысы распространяют бациллу по всему европейскому континенту. Эта беспрецедентная эпидемия разрушает всю систему социальных связей, опустошает деревни и монастыри, прерывает множество аристократических династий. Ее новые волны сильно сокращают население Европы, которое во многих регионах вернется к прежнему уровню лишь в XVII в. Страх и невежество заставляют людей искать виновников этой ужасной трагедии и вымещать на них свой гнев: в 1348 г. по всей Европе, особенно в Эльзасе, начинаются антиеврейские погромы. Другим способом борьбы с чумой становятся молитвы определенным святым, которые считаются способными исцелять от этой болезни – Cвятому Роху и Cвятому Себастьяну. На фоне этих драматических событий разгорается еще один конфликт. Он поначалу остается незамеченным, но в итоге приводит к войне, которая будет длиться целых сто лет (1337–1453 гг.).
2.Начало Столетней войны
Начавшаяся Столетняя война еще более ухудшает нерадостную ситуацию, в которой оказывается Западная Европа в первой половине XIV в.
Капетингам приходится давать отпор английским монархам, претендующим на ряд французских территорий, особенно на Гиень. Накануне эпидемии чумы англичане добиваются серьезных успехов: война начинается с их убедительных побед (Эклюз в 1340 г., Креси в 1346 г. и Кале в 1347 г.).
Эти поражения добавляются к общим потрясениям XIV в. и еще более омрачают невеселую картину, сложившуюся к концу Средних веков.
Война приводит к драматическим последствиям: спаду экономики порче урожаев и разрушению жилищ, грабежам и насилию. Отсутствие сеньоров, занятых на поле боя, дезорганизует жизнь в их поместьях и лишает крестьян их привычных защитников. Размер налогов сильно повышается – особенно это ударяет по бедным слоям населения, пострадавшим от военных действий, которые обязаны платить военный сбор, чтобы помогать своей стране в это тяжелое время. Прибыльные инвестиции уступают место убыточным вложениям – производству оружия и строительству оборонительных сооружений.
Изгнание евреев в средние века
История евреев в средневековой Англии началась позже, чем в других странах: евреи там появились после Нормандского завоевания, а изгнаны были в конце XIII века, в 1290 году. Оттуда они преимущественно вернулись туда, откуда и взялись в Англии, а именно во Францию. Из Франции их попытались изгнать всего через 16 лет, в начале XIV века, но потом им разрешили вернуться и окончательно изгнали в конце XIV века, в 1394 году. В зависимости от того, жили они в северной Франции или в южной, евреи переселялись в Испанию или Германию. Из Германии, как и из Италии, тотального изгнания евреев не было, хотя локальных изгнаний было в изобилии. И вообще, история евреев в позднесредневековой Германии получила название веков мученичества. Из Испании, а точнее из всех владений католических королей Фердинанда и Изабеллы, евреи были изгнаны в 1492 году — в том же году, когда, как известно, Колумб открыл Америку, а католические короли положили конец Реконкисте и уничтожили последний мусульманский анклав на Пиренейском полуострове, Гранадский султанат.
У каждого из этих изгнаний в отдельности и у окончания еврейской истории в средневековых европейских государствах в целом есть много объяснений.
Кто-то возлагает вину на светскую власть. Речь идет о том, например, что еврейская община истощила свои ресурсы, перестала быть курицей, несущей золотые яйца, и, осознав это, корыстные или просто прагматичные власти решили их изгнать. Или они их изгнали, чтобы стабилизировать ситуацию в стране и убрать фактор, провоцирующий погромы, которые всегда могут перерасти в общенародное восстание. Есть мнение, что это была популистская мера слабой королевской власти, уступка народной юдофобии. Другие ученые акцентируют роль Церкви и считают, что за изгнанием евреев стояли влиятельные духовники, которые убеждали королей поступить таким образом. Еще одна теория обращает больше внимания на рост городов и усиление влияния третьего сословия, согласно ей неприязнь бюргеров к евреям, рост конкуренции привели к локальным изгнаниям из городов, а также и к общегосударственным изгнаниям.
В 1267 году, за 23 года до первого европейского изгнания евреев, изгнания евреев из Англии, папа Климент издает знаменитую буллу «Turbato corde» — «Со смятенным сердцем». В ней он излагает, что все больше дурных христиан, отвергая истину католической веры, переходит по пути, достойному проклятия, в обряд евреев. Иными словами, отказывается от христианства ради иудаизма. И он повелевает францисканцам и доминиканцам, инквизиторам, преследовать христиан, совершивших вышеназванное отступничество. Евреев же, которые склоняют христиан обоего пола в свой отвратительный обряд, инквизиторы должны были наказывать со всей должной строгостью и, если требуется, просить для этого помощи светской власти. Ровно о том же шла речь в письме папы примусам Англии, архиепископам Йоркскому и Кентерберийскому, в 1286 году, за четыре года до изгнания евреев из Англии, что позволяет нам связывать изгнание именно с этим беспокойством, было ли оно обоснованно или нет.
История евреев в средневековой Англии началась позже, чем в других странах: евреи там появились после Нормандского завоевания, а изгнаны были в конце XIII века, в 1290 году. Оттуда они преимущественно вернулись туда, откуда и взялись в Англии, а именно во Францию. Из Франции их попытались изгнать всего через 16 лет, в начале XIV века, но потом им разрешили вернуться и окончательно изгнали в конце XIV века, в 1394 году. В зависимости от того, жили они в северной Франции или в южной, евреи переселялись в Испанию или Германию. Из Германии, как и из Италии, тотального изгнания евреев не было, хотя локальных изгнаний было в изобилии. И вообще, история евреев в позднесредневековой Германии получила название веков мученичества. Из Испании, а точнее из всех владений католических королей Фердинанда и Изабеллы, евреи были изгнаны в 1492 году — в том же году, когда, как известно, Колумб открыл Америку, а католические короли положили конец Реконкисте и уничтожили последний мусульманский анклав на Пиренейском полуострове, Гранадский султанат.
У каждого из этих изгнаний в отдельности и у окончания еврейской истории в средневековых европейских государствах в целом есть много объяснений.
Кто-то возлагает вину на светскую власть. Речь идет о том, например, что еврейская община истощила свои ресурсы, перестала быть курицей, несущей золотые яйца, и, осознав это, корыстные или просто прагматичные власти решили их изгнать. Или они их изгнали, чтобы стабилизировать ситуацию в стране и убрать фактор, провоцирующий погромы, которые всегда могут перерасти в общенародное восстание. Есть мнение, что это была популистская мера слабой королевской власти, уступка народной юдофобии. Другие ученые акцентируют роль Церкви и считают, что за изгнанием евреев стояли влиятельные духовники, которые убеждали королей поступить таким образом. Еще одна теория обращает больше внимания на рост городов и усиление влияния третьего сословия, согласно ей неприязнь бюргеров к евреям, рост конкуренции привели к локальным изгнаниям из городов, а также и к общегосударственным изгнаниям.
В 1267 году, за 23 года до первого европейского изгнания евреев, изгнания евреев из Англии, папа Климент издает знаменитую буллу «Turbato corde» — «Со смятенным сердцем». В ней он излагает, что все больше дурных христиан, отвергая истину католической веры, переходит по пути, достойному проклятия, в обряд евреев. Иными словами, отказывается от христианства ради иудаизма. И он повелевает францисканцам и доминиканцам, инквизиторам, преследовать христиан, совершивших вышеназванное отступничество. Евреев же, которые склоняют христиан обоего пола в свой отвратительный обряд, инквизиторы должны были наказывать со всей должной строгостью и, если требуется, просить для этого помощи светской власти. Ровно о том же шла речь в письме папы примусам Англии, архиепископам Йоркскому и Кентерберийскому, в 1286 году, за четыре года до изгнания евреев из Англии, что позволяет нам связывать изгнание именно с этим беспокойством, было ли оно обоснованно или нет.
О правах музыкантов
Вестгёталаг XIII века — один из древнейших шведских областных законов. В тексте — 15 глав: о церкви, о человекоубийстве, о наследовании и т. д. Особняком стоит последняя глава, состоящая из одной-единственной статьи «Право музыканта». Она фактически приравнивает музыканта к бродяге и объясняет, как следует относиться к человеку, не имеющему постоянного места жительства. Музыкант, таким образом, уподоблялся бездомному нищему и оказывался вне закона.
«Если музыканта ударят, это всегда должно быть неотмщенным. Если музыканта ранят, того, кто ходит с губной гармошкой или ездит со скрипкой или барабаном, тогда нужно взять неприрученную телку и вести ее на бэсинг (огороженный участок на месте, где проводится тинг (народное собрание у скандинавов), нередко — на возвышенности). Потом нужно сбрить все волосы с хвоста и намазать его маслом. Потом нужно дать ему свежесмазанные башмаки. Потом музыкант должен взять телку за хвост, и человек должен ударить хлыстом. Если он сможет ее удержать, тогда он должен взять хорошее животное и наслаждаться им, как собака наслаждается травой. Если он не сможет ее удержать, тогда он должен иметь и терпеть то, что он получил, позор и увечье. Он никогда не просит о большем праве, чем рабыня с содранной кожей».
Вестгёталаг XIII века — один из древнейших шведских областных законов. В тексте — 15 глав: о церкви, о человекоубийстве, о наследовании и т. д. Особняком стоит последняя глава, состоящая из одной-единственной статьи «Право музыканта». Она фактически приравнивает музыканта к бродяге и объясняет, как следует относиться к человеку, не имеющему постоянного места жительства. Музыкант, таким образом, уподоблялся бездомному нищему и оказывался вне закона.
«Если музыканта ударят, это всегда должно быть неотмщенным. Если музыканта ранят, того, кто ходит с губной гармошкой или ездит со скрипкой или барабаном, тогда нужно взять неприрученную телку и вести ее на бэсинг (огороженный участок на месте, где проводится тинг (народное собрание у скандинавов), нередко — на возвышенности). Потом нужно сбрить все волосы с хвоста и намазать его маслом. Потом нужно дать ему свежесмазанные башмаки. Потом музыкант должен взять телку за хвост, и человек должен ударить хлыстом. Если он сможет ее удержать, тогда он должен взять хорошее животное и наслаждаться им, как собака наслаждается травой. Если он не сможет ее удержать, тогда он должен иметь и терпеть то, что он получил, позор и увечье. Он никогда не просит о большем праве, чем рабыня с содранной кожей».
История Беатрисы де Планиссоль
До нас дошли слова одной конкубины священника – Беатрисы де Планиссоль из Монтайю на юге Франции. В 1320 году инквизиция заподозрила в ереси и допросила всю ее деревню. Вдова Беатриса, пусть и была мелкой аристократкой, водилась с людьми более низкого происхождения и стала любовницей местного священника. Как она сказала инквизитору (возможно, корректируя историю под то, что он хотел от нее услышать),
«Позднее, в пасхальные дни он несколько раз заходил ко мне и просил меня отдаться ему. Однажды я сказала ему, что он так надоедает мне в моем собственном доме, что я бы предпочла отдаться четырем мужчинам, чем одному священнику, поскольку я слышала, что женщина, которая отдала себя священнику, никогда не узрит Господа. На что он ответил, что я невежда, поскольку женщина совершает один и тот же грех и когда ложится с мужем, и когда ложится с другим мужчиной; и что она ложится с мужем, что со священником – грех един. С мужем грех даже больший, сказал он, поскольку жена не думает, что согрешила с мужем, но когда она отдается другому мужчине, она осознает свой грех. Следовательно, в первом случае грех будет большим».
Разумеется, это был необычный аргумент в соблазнении; Пьер Клерг, хотя был местным священником, принадлежал к еретикам-катарам. Он ей сказал, что:
«…мужчина и женщина могут свободно совершать любые грехи, если они живут в этом мире и поступают исключительно сообразно своему удовольствию. Будет довольно, если на смертном одре они будут приняты в орден или веру Добрых христиан [Катаров]».
По ее свидетельству, этими аргументами он ее уговорил, и в итоге он проводил у нее по две-три ночи в неделю в течение полутора лет. «Он даже знал меня в рождественскую ночь, и все равно он служил мессу наутро, хотя в церкви были и другие священники». Она также вступала в сексуальный контакт с ним в церкви. Во время их сношений он носил амулет с травами, чтобы избежать зачатия.
Беатриса также сказала, что еще при жизни ее мужа ее изнасиловал двоюродный брат Пьера Клерга по имени Реймон, который держал ее как конкубину после смерти ее мужа. Инквизитора Жака Фурнье, епископа Памье, намного больше интересовали еретические мысли, которые Беатриса почерпнула у Пьера и других, нежели ее половая жизнь, и в протоколах инквизиции зафиксировано покаяние только в еретических идеях.
До нас дошли слова одной конкубины священника – Беатрисы де Планиссоль из Монтайю на юге Франции. В 1320 году инквизиция заподозрила в ереси и допросила всю ее деревню. Вдова Беатриса, пусть и была мелкой аристократкой, водилась с людьми более низкого происхождения и стала любовницей местного священника. Как она сказала инквизитору (возможно, корректируя историю под то, что он хотел от нее услышать),
«Позднее, в пасхальные дни он несколько раз заходил ко мне и просил меня отдаться ему. Однажды я сказала ему, что он так надоедает мне в моем собственном доме, что я бы предпочла отдаться четырем мужчинам, чем одному священнику, поскольку я слышала, что женщина, которая отдала себя священнику, никогда не узрит Господа. На что он ответил, что я невежда, поскольку женщина совершает один и тот же грех и когда ложится с мужем, и когда ложится с другим мужчиной; и что она ложится с мужем, что со священником – грех един. С мужем грех даже больший, сказал он, поскольку жена не думает, что согрешила с мужем, но когда она отдается другому мужчине, она осознает свой грех. Следовательно, в первом случае грех будет большим».
Разумеется, это был необычный аргумент в соблазнении; Пьер Клерг, хотя был местным священником, принадлежал к еретикам-катарам. Он ей сказал, что:
«…мужчина и женщина могут свободно совершать любые грехи, если они живут в этом мире и поступают исключительно сообразно своему удовольствию. Будет довольно, если на смертном одре они будут приняты в орден или веру Добрых христиан [Катаров]».
По ее свидетельству, этими аргументами он ее уговорил, и в итоге он проводил у нее по две-три ночи в неделю в течение полутора лет. «Он даже знал меня в рождественскую ночь, и все равно он служил мессу наутро, хотя в церкви были и другие священники». Она также вступала в сексуальный контакт с ним в церкви. Во время их сношений он носил амулет с травами, чтобы избежать зачатия.
Беатриса также сказала, что еще при жизни ее мужа ее изнасиловал двоюродный брат Пьера Клерга по имени Реймон, который держал ее как конкубину после смерти ее мужа. Инквизитора Жака Фурнье, епископа Памье, намного больше интересовали еретические мысли, которые Беатриса почерпнула у Пьера и других, нежели ее половая жизнь, и в протоколах инквизиции зафиксировано покаяние только в еретических идеях.
Амбруаз Паре использует лигатуру для ампутации
В классическое Средневековье медицина и хирургия — это две разные специальности, им обучались в разных местах. Медицину изучали в университетах, а хирургия, как правило, представляла собой ремесло цеховое, корпоративное. Хирурги работали руками, как ремесленники, и статус их профессии в классическое Средневековье был очень низок — что, впрочем, совершенно оправданно, так как выйти живым от хирурга было тяжело.
Мы не знаем, где учился Амбруаз Паре, но уж точно не в университете. Практические навыки он приобрел в парижской Отель-Дьё — огромной больнице, куда свозили всех больных без разбора. А затем еще молодым человеком попал на войну. Франция вела Итальянские войны, и в первом своем походе он сделал самое известное открытие. В конце XIV века в Европе появилось огнестрельное оружие, что стало огромной проблемой для врачей, потому что смертность от огнестрельных ран была на порядок выше смертности от ран, нанесенных оружием холодным.
На протяжении ста лет врачи искали этому объяснение, и в конце XV века немецкий хирург Иероним Бруншвиг выдвинул мысль о том, что повышенная смертность от огнестрельных ранений объясняется тем, что в порохе содержится некий пороховой яд, который проникает в тело и отравляет раненого. Ориентироваться на античные тексты в этом случае было невозможно — про огнестрельное оружие древние авторы не писали. Зато они писали про раны отравленными стрелами и, чтобы яд не распространялся, советовали прижигать их раскаленным железом или кипящим маслом. Затем, чтобы вылечить ожог, они предлагали накладывать щадящую повязку из яичного желтка с розовым маслом — если раненый не умирал от последствий болевого шока, конечно.
Поначалу Паре лечил раненых именно этим способом, но во время осады Турина он попал в ужасное положение: раненые шли потоком, и в какой-то момент у него закончилось масло для прижигания. Он не мог оставить раненых без медицинской помощи, поэтому начал сразу со второй стадии: стал накладывать щадящую повязку без прижигания. Наутро, осматривая раненых, он с удивлением обнаружил, что те, кого он не прижигал, чувствуют себя гораздо лучше. С тех пор Паре перестал прижигать раны, его первым приоритетом стала щадящая обработка ран. Он стал убирать из хирургии боль. Конечно, Паре продолжал ампутировать без наркоза и принимать роды без обезболивания.
Паре разработал множество хирургических приспособлений, в частности акушерские инструменты и щипцы для извлечения пуль, которые назывались «клюв ворона». Кроме того, именно Паре стал первым человеком, который придал хирургии новый статус. Обладая авторитетом королевского хирурга, он заявил, что его профессия является такой же равноправной ветвью медицины, как терапия и фармакология.
Помимо этого, он стал одним из первых, кто писал труды по хирургии на французском языке, что прежде было совершенно не принято, так как считалось, что медицинское знание должно быть закрыто и принадлежать только посвященным, а посвященные должны знать латынь. Паре же, насколько нам известно, латыни не знал и потому сделал это сакральное знание доступным для всех.
И наконец, он лечил всех. Будучи королевским хирургом, он продолжал принимать своих соседей и всех, кто к нему приходил.
Записки о Средневековье
В классическое Средневековье медицина и хирургия — это две разные специальности, им обучались в разных местах. Медицину изучали в университетах, а хирургия, как правило, представляла собой ремесло цеховое, корпоративное. Хирурги работали руками, как ремесленники, и статус их профессии в классическое Средневековье был очень низок — что, впрочем, совершенно оправданно, так как выйти живым от хирурга было тяжело.
Мы не знаем, где учился Амбруаз Паре, но уж точно не в университете. Практические навыки он приобрел в парижской Отель-Дьё — огромной больнице, куда свозили всех больных без разбора. А затем еще молодым человеком попал на войну. Франция вела Итальянские войны, и в первом своем походе он сделал самое известное открытие. В конце XIV века в Европе появилось огнестрельное оружие, что стало огромной проблемой для врачей, потому что смертность от огнестрельных ран была на порядок выше смертности от ран, нанесенных оружием холодным.
На протяжении ста лет врачи искали этому объяснение, и в конце XV века немецкий хирург Иероним Бруншвиг выдвинул мысль о том, что повышенная смертность от огнестрельных ранений объясняется тем, что в порохе содержится некий пороховой яд, который проникает в тело и отравляет раненого. Ориентироваться на античные тексты в этом случае было невозможно — про огнестрельное оружие древние авторы не писали. Зато они писали про раны отравленными стрелами и, чтобы яд не распространялся, советовали прижигать их раскаленным железом или кипящим маслом. Затем, чтобы вылечить ожог, они предлагали накладывать щадящую повязку из яичного желтка с розовым маслом — если раненый не умирал от последствий болевого шока, конечно.
Поначалу Паре лечил раненых именно этим способом, но во время осады Турина он попал в ужасное положение: раненые шли потоком, и в какой-то момент у него закончилось масло для прижигания. Он не мог оставить раненых без медицинской помощи, поэтому начал сразу со второй стадии: стал накладывать щадящую повязку без прижигания. Наутро, осматривая раненых, он с удивлением обнаружил, что те, кого он не прижигал, чувствуют себя гораздо лучше. С тех пор Паре перестал прижигать раны, его первым приоритетом стала щадящая обработка ран. Он стал убирать из хирургии боль. Конечно, Паре продолжал ампутировать без наркоза и принимать роды без обезболивания.
Паре разработал множество хирургических приспособлений, в частности акушерские инструменты и щипцы для извлечения пуль, которые назывались «клюв ворона». Кроме того, именно Паре стал первым человеком, который придал хирургии новый статус. Обладая авторитетом королевского хирурга, он заявил, что его профессия является такой же равноправной ветвью медицины, как терапия и фармакология.
Помимо этого, он стал одним из первых, кто писал труды по хирургии на французском языке, что прежде было совершенно не принято, так как считалось, что медицинское знание должно быть закрыто и принадлежать только посвященным, а посвященные должны знать латынь. Паре же, насколько нам известно, латыни не знал и потому сделал это сакральное знание доступным для всех.
И наконец, он лечил всех. Будучи королевским хирургом, он продолжал принимать своих соседей и всех, кто к нему приходил.
Записки о Средневековье
Куртуазная любовь, что это такое?
В XII–XIII веках возникает очень интересный феномен: при дворах крупных феодалов появляются специфические наемные сочинители; например, в Провансе, на юге Франции, это трубадуры. Они изобретают так называемую куртуазную любовь. Это ритуальное восхваление знатных дам — как правило, жен феодалов. Трубадуры признаются им в любви, частично употребляя по отношению к ним язык, который обычно применялся к Богу. Иногда переходят на вполне конкретный эротический, карнавально-плотский язык, достаточно неприличный по отношению к этим дамам. Причем интересно, что они, как правило, с этими дамами не вступали ни в какие реальные отношения — они просто писали им стихи, и феодалы даже особо не возражали.
Трубадуры осознали (не только они, но, в частности, и они), что для поддержания в себе духовных страстей и вообще любви к Богу, к другим людям, к космосу мы не можем полностью обойтись без телесной, половой любви, по крайней мере как отсылки. Конечно, при условии, что мы не замыкаемся на собственно материальных отношениях и понимаем всю их недостаточность, но тем не менее проходим через них.
Трубадуры еще совершенно виртуозно ее поэтически подавали, это действительно выдающиеся произведения. Благодаря им, как многие считают, обретает новое дыхание ритуальная тема романтической любви, столь знакомая нам сегодня, когда ты не просто вступаешь, допустим, с юношей или девушкой в какие-то отношения, а ты этому юноше или девушке пишешь стихи, даришь цветы, вступаешь в какие-то очень сложные ритуальные игры, в которых этот человек занимает почти место божества.
В XII–XIII веках возникает очень интересный феномен: при дворах крупных феодалов появляются специфические наемные сочинители; например, в Провансе, на юге Франции, это трубадуры. Они изобретают так называемую куртуазную любовь. Это ритуальное восхваление знатных дам — как правило, жен феодалов. Трубадуры признаются им в любви, частично употребляя по отношению к ним язык, который обычно применялся к Богу. Иногда переходят на вполне конкретный эротический, карнавально-плотский язык, достаточно неприличный по отношению к этим дамам. Причем интересно, что они, как правило, с этими дамами не вступали ни в какие реальные отношения — они просто писали им стихи, и феодалы даже особо не возражали.
Трубадуры осознали (не только они, но, в частности, и они), что для поддержания в себе духовных страстей и вообще любви к Богу, к другим людям, к космосу мы не можем полностью обойтись без телесной, половой любви, по крайней мере как отсылки. Конечно, при условии, что мы не замыкаемся на собственно материальных отношениях и понимаем всю их недостаточность, но тем не менее проходим через них.
Трубадуры еще совершенно виртуозно ее поэтически подавали, это действительно выдающиеся произведения. Благодаря им, как многие считают, обретает новое дыхание ритуальная тема романтической любви, столь знакомая нам сегодня, когда ты не просто вступаешь, допустим, с юношей или девушкой в какие-то отношения, а ты этому юноше или девушке пишешь стихи, даришь цветы, вступаешь в какие-то очень сложные ритуальные игры, в которых этот человек занимает почти место божества.
Позолоченное молоко
На средневековых банкетах особо ценились дизайнерские умения повара, поэтому в любой приличной поваренной книге рядом с описаниями трюков и фокусов (как сделать пирог в виде головы турка или крепости со стреляющими пушками; как заставить жареного цыпленка подпрыгивать, поместив внутрь бутыль с ртутью и свечку) найдутся советы по работе с красителями. Разноцветные блюда были страшно популярны на застольях, в особом ходу были многослойные желе, часто в цвета королевского или княжеского герба. Позолоченные блюда встречались тоже — как советует тосканская кулинарная книга XIV века, «во всякий соус, подливку или бульон можно класть драгоценные вещи, как то: золото, драгоценные камни, отборные пряности». Еду клали на листы сусального золота, золотом декорировали дичь, но все-таки позволить себе это могли не все.
«Следует взять свежее молоко, добавить взбитые яйца, добавить нарезанную кубиками свинину, добавить толченую кору [корицы и] шафран, сварить вместе и снять [с огня]. Остудить и держать хорошо накрытым, пока остывает, затем дать стечь всей воде, что есть; прокрутить через ткань, чтобы вся вода стекла. После нарезать полосками, положить тонкие полоски на решетку и запечь. Это называется „сальным молоком“.
То же молоко может быть обернуто в тесто, сделанное из муки, шафрана и взбитых яиц; запечь в лярде (Лярд — жир, вытопленный из сала) или в [коровьем] масле. Это называется „позолоченным молоком“».
«Позолоченное», то есть подкрашенное шафраном молоко, — типичная для Средних веков кулинарная метафора. Приведенный выше рецепт взят из сборника «Libellus de arte coquinaria» («Малая книга кулинарных искусств»), одной из самых старых поваренных книг Европы, датированной XIII веком. В книге содержится 35 рецептов на датском, исландском и нижненемецком — по всей видимости, это компиляция, отсылающая к неизвестной нам, более ранней южноевропейской поваренной книге. Известно четыре немного различающихся списка.
На средневековых банкетах особо ценились дизайнерские умения повара, поэтому в любой приличной поваренной книге рядом с описаниями трюков и фокусов (как сделать пирог в виде головы турка или крепости со стреляющими пушками; как заставить жареного цыпленка подпрыгивать, поместив внутрь бутыль с ртутью и свечку) найдутся советы по работе с красителями. Разноцветные блюда были страшно популярны на застольях, в особом ходу были многослойные желе, часто в цвета королевского или княжеского герба. Позолоченные блюда встречались тоже — как советует тосканская кулинарная книга XIV века, «во всякий соус, подливку или бульон можно класть драгоценные вещи, как то: золото, драгоценные камни, отборные пряности». Еду клали на листы сусального золота, золотом декорировали дичь, но все-таки позволить себе это могли не все.
«Следует взять свежее молоко, добавить взбитые яйца, добавить нарезанную кубиками свинину, добавить толченую кору [корицы и] шафран, сварить вместе и снять [с огня]. Остудить и держать хорошо накрытым, пока остывает, затем дать стечь всей воде, что есть; прокрутить через ткань, чтобы вся вода стекла. После нарезать полосками, положить тонкие полоски на решетку и запечь. Это называется „сальным молоком“.
То же молоко может быть обернуто в тесто, сделанное из муки, шафрана и взбитых яиц; запечь в лярде (Лярд — жир, вытопленный из сала) или в [коровьем] масле. Это называется „позолоченным молоком“».
«Позолоченное», то есть подкрашенное шафраном молоко, — типичная для Средних веков кулинарная метафора. Приведенный выше рецепт взят из сборника «Libellus de arte coquinaria» («Малая книга кулинарных искусств»), одной из самых старых поваренных книг Европы, датированной XIII веком. В книге содержится 35 рецептов на датском, исландском и нижненемецком — по всей видимости, это компиляция, отсылающая к неизвестной нам, более ранней южноевропейской поваренной книге. Известно четыре немного различающихся списка.
В XV веке утвердилось критическое отношение к «обычным» толстякам. На фресках и миниатюрах конца Средневековья стали различимы объемы — и это знак того, что внимание к контурам фигур медленно росло. Это говорит о попытках выявить и стигматизировать излишнюю полноту; ее появление в книжных иллюстрациях, по всей вероятности, свидетельствует о новом взгляде на нее.
Дело в том, что на протяжении долгого времени в средневековом мире изображений полных людей практически не было. По-видимому, эта тема присутствовала в трактатах, но не в рисунках. На знаменитом гобелене из Байё, созданном в XI веке в память о захвате Англии, изображено огромное количество всадников, кораблей, батальных сцен, пиров, но фигуры людей не отличаются одна от другой. Вильгельм Завоеватель, о чрезвычайной полноте которого прекрасно известно, на гобелене изображен похожим на более стройных соратников. Кольчуги плотно облегают одинаковые фигуры воинов.
Дело в том, что на протяжении долгого времени в средневековом мире изображений полных людей практически не было. По-видимому, эта тема присутствовала в трактатах, но не в рисунках. На знаменитом гобелене из Байё, созданном в XI веке в память о захвате Англии, изображено огромное количество всадников, кораблей, батальных сцен, пиров, но фигуры людей не отличаются одна от другой. Вильгельм Завоеватель, о чрезвычайной полноте которого прекрасно известно, на гобелене изображен похожим на более стройных соратников. Кольчуги плотно облегают одинаковые фигуры воинов.
Оливки в средние века
Очень интересная информация об оливках содержится в Tacuinum Sanitatis — средневековом руководстве по здоровому образу жизни. Это книга, содержащая информацию о полезных и вредных свойствах различных продуктов и аспектах жизни, с акцентом на предположении, что здоровье требует баланса. Заботясь о своем физическом и психическом благополучии, мы должны учитывать такие аспекты, как наш возраст, наш темперамент, время года и климат, в котором мы находимся.
В Tacuinum Sanitatis мы можем найти миниатюры, которые показывают, что с XIV века в принципе мало что изменилось, когда дело касается производства и сбора оливкового масла. Оливки собирают вручную, иногда прямо в ведро, а иногда сначала на материал, подложенной под дерево (а затем в ведро бросают очищенные оливки, т. е. без листьев и веточек). Миниатюра под названием «Черные оливки» представляет собой коллекцию вполне спелых оливок, которые падают с дерева самостоятельно. Просто потрясите ветки, как это делает мужчина на иллюстрации – и дама с корзиной тут же соберет оливки (иллюстрация 1).
Собранные оливки упаковывают в мешки. Миниатюра, на иллюстрации 2 как раз посвященная момент, когда мешки с оливками везут в помещение с прессом. Из подписи под миниатюрой мы узнаем, что оливковое масло расслабляет кишечник и уничтожает глисты. Спелое оливковое масло — превосходное лекарство; особенно рекомендуется зимой, в холодном климате, для пожилых людей и людей с холодным темпераментом. Между тем свежее масло из незрелых (зеленых) оливок рекомендуется всем, везде и в любое время.
И, наконец, на следующей миниатюре мы находим иллюстрацию разливания оливкового масла в кувшины из маленьких бочек – это потому, что масло следует хранить в защищенном от света месте. Конечно, оливки, наряду с вином, были основой средиземноморской культуры с древних времен. В Библии много упоминаний об оливковых деревьях – оливки символизируют процветание и Божье благословение, а их гибель или уничтожение – Божье наказание.
Очень интересная информация об оливках содержится в Tacuinum Sanitatis — средневековом руководстве по здоровому образу жизни. Это книга, содержащая информацию о полезных и вредных свойствах различных продуктов и аспектах жизни, с акцентом на предположении, что здоровье требует баланса. Заботясь о своем физическом и психическом благополучии, мы должны учитывать такие аспекты, как наш возраст, наш темперамент, время года и климат, в котором мы находимся.
В Tacuinum Sanitatis мы можем найти миниатюры, которые показывают, что с XIV века в принципе мало что изменилось, когда дело касается производства и сбора оливкового масла. Оливки собирают вручную, иногда прямо в ведро, а иногда сначала на материал, подложенной под дерево (а затем в ведро бросают очищенные оливки, т. е. без листьев и веточек). Миниатюра под названием «Черные оливки» представляет собой коллекцию вполне спелых оливок, которые падают с дерева самостоятельно. Просто потрясите ветки, как это делает мужчина на иллюстрации – и дама с корзиной тут же соберет оливки (иллюстрация 1).
Собранные оливки упаковывают в мешки. Миниатюра, на иллюстрации 2 как раз посвященная момент, когда мешки с оливками везут в помещение с прессом. Из подписи под миниатюрой мы узнаем, что оливковое масло расслабляет кишечник и уничтожает глисты. Спелое оливковое масло — превосходное лекарство; особенно рекомендуется зимой, в холодном климате, для пожилых людей и людей с холодным темпераментом. Между тем свежее масло из незрелых (зеленых) оливок рекомендуется всем, везде и в любое время.
И, наконец, на следующей миниатюре мы находим иллюстрацию разливания оливкового масла в кувшины из маленьких бочек – это потому, что масло следует хранить в защищенном от света месте. Конечно, оливки, наряду с вином, были основой средиземноморской культуры с древних времен. В Библии много упоминаний об оливковых деревьях – оливки символизируют процветание и Божье благословение, а их гибель или уничтожение – Божье наказание.
Демон и пятиконечная звезда в церкви Святой Марии в деревне Тростон, графство Саффолк, Англия
В средневековой церкви Святой Марии в английской деревне Тростон на стене кто-то выцарапал изображение демона — с широко раскрытой пастью, острыми зубами и длинным высунутым языком. Рядом с ним еще глубже вырезана пятиконечная звезда. Такие же звезды можно увидеть и во многих других английских храмах — и довольно часто они нанесены на фигуры бесов.
Пятиконечная звезда — символ с многовековой биографией. Древние греки видели в ней воплощение математического совершенства; в Северной Европе после Реформации она постепенно стала ассоциироваться с магией и чернокнижием. В Средние века звезда с пятью лучами считалась мощным амулетом и была вполне совместима с христианской символикой.
Защитная роль пентаграммы подробно разъяснена в английской поэме «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» (XIV век), посвященной странствиям и подвигам, которые совершил племянник короля Артура. Анонимный автор описывает вооружение Гавейна и, в частности, его красный щит с золотой звездой. По его словам, этот знак восходит к царю Соломону и символизирует верность. Пять лучей напоминают о пяти ранах Христа, о его пяти безгрешных пальцах, о пяти чувствах, о пяти радостях Богоматери и о пяти рыцарских добродетелях — доблестной пятерице. Пятиконечная звезда, совершенная фигура, была призвана защищать своего владельца и прогонять демонов.
Согласно иудейской, христианской и исламской традиции, ангелы вручили царю Соломону кольцо, которое, среди прочих сверхъестественных способностей, даровало ему власть над демонами. Чаще всего считалось, что на нем была запечатлена шестиконечная звезда. Cегодня она известна как «звезда Давида» и считается прежде всего еврейским символом, но в Средневековье ее обычно связывали с «печатью Соломона», и в западном мире долго связывали скорее не с иудаизмом, а с магией. Звезда с пятью лучами — один из вариантов Соломоновой печати. Так что на стенах средневековых церквей пентаграммы, видимо, служили своего рода амулетами, нейтрализующими исходящую от демонов опасность.
В средневековой церкви Святой Марии в английской деревне Тростон на стене кто-то выцарапал изображение демона — с широко раскрытой пастью, острыми зубами и длинным высунутым языком. Рядом с ним еще глубже вырезана пятиконечная звезда. Такие же звезды можно увидеть и во многих других английских храмах — и довольно часто они нанесены на фигуры бесов.
Пятиконечная звезда — символ с многовековой биографией. Древние греки видели в ней воплощение математического совершенства; в Северной Европе после Реформации она постепенно стала ассоциироваться с магией и чернокнижием. В Средние века звезда с пятью лучами считалась мощным амулетом и была вполне совместима с христианской символикой.
Защитная роль пентаграммы подробно разъяснена в английской поэме «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» (XIV век), посвященной странствиям и подвигам, которые совершил племянник короля Артура. Анонимный автор описывает вооружение Гавейна и, в частности, его красный щит с золотой звездой. По его словам, этот знак восходит к царю Соломону и символизирует верность. Пять лучей напоминают о пяти ранах Христа, о его пяти безгрешных пальцах, о пяти чувствах, о пяти радостях Богоматери и о пяти рыцарских добродетелях — доблестной пятерице. Пятиконечная звезда, совершенная фигура, была призвана защищать своего владельца и прогонять демонов.
Согласно иудейской, христианской и исламской традиции, ангелы вручили царю Соломону кольцо, которое, среди прочих сверхъестественных способностей, даровало ему власть над демонами. Чаще всего считалось, что на нем была запечатлена шестиконечная звезда. Cегодня она известна как «звезда Давида» и считается прежде всего еврейским символом, но в Средневековье ее обычно связывали с «печатью Соломона», и в западном мире долго связывали скорее не с иудаизмом, а с магией. Звезда с пятью лучами — один из вариантов Соломоновой печати. Так что на стенах средневековых церквей пентаграммы, видимо, служили своего рода амулетами, нейтрализующими исходящую от демонов опасность.
Король Рене. Фрагмент триптиха Никола Фромана «Неопалимая купина». 1476 год
Лицо короля Рене на картине Никола Фромана «Неопалимая купина» (1476) изображено с двойным подбородком. Здесь нет ни иронии, ни отрицания полноты — массивность по-прежнему говорит о родовитости и власти. В то же время заметен контраст между фигурами: излишняя полнота изображена весьма реалистично.
Рене Анжуйский, сын Людовика Анжуйского и Иоланды Арагонской, король Иерусалима, Неаполя и Сицилии, Арагона, Валенсии и Майорки, Сардинии и Корсики, герцог Анжуйский и Лотарингский, граф Прованский и Барселонский, оказался неудачливым политиком, но стал для своего времени одним из главных покровителей искусств, образованности и утонченных нравов.
Король Рене, прозванный Добрым известен не только управленческой работой, но и творчеством: сочинительством, художествами и меценатством. Самое значительное творение Рене Доброго называется "Книга о Сердце, охваченном любовью" /"Livre du Cuer d'amour espris". Герою романа, Сердцу, необходимо отвоевать Прекрасную Даму Нежную Милость у Разлада с его свитой и добиться ее расположения. Сердце вместе с волшебным помощником Желанием отправляется на подвиги.
Он собрал прекрасную библиотеку, где хранились книги на шести языках, общался с итальянскими гуманистами, не жалел денег на постановку мистерий, моралите и фарсов в различных городах, дружил со своим троюродным братом выдающимся поэтом Карлом Орлеанским, обменивался с ним лирическими посланиями, участвовал в литературной жизни его кружка. Вокруг Рене также образовалась группа одаренных придворных, подражавших ему в своих литературных произведениях, прекрасных переписчиков и иллюминаторов. Однажды Рене устроил прославившийся сорокодневный праздник в специально выстроенном деревянном замке "Веселой стражи". В нем участвуют в числе прочих его жена, дочь и возлюбленная, ради которой праздник и затевается.
Лицо короля Рене на картине Никола Фромана «Неопалимая купина» (1476) изображено с двойным подбородком. Здесь нет ни иронии, ни отрицания полноты — массивность по-прежнему говорит о родовитости и власти. В то же время заметен контраст между фигурами: излишняя полнота изображена весьма реалистично.
Рене Анжуйский, сын Людовика Анжуйского и Иоланды Арагонской, король Иерусалима, Неаполя и Сицилии, Арагона, Валенсии и Майорки, Сардинии и Корсики, герцог Анжуйский и Лотарингский, граф Прованский и Барселонский, оказался неудачливым политиком, но стал для своего времени одним из главных покровителей искусств, образованности и утонченных нравов.
Король Рене, прозванный Добрым известен не только управленческой работой, но и творчеством: сочинительством, художествами и меценатством. Самое значительное творение Рене Доброго называется "Книга о Сердце, охваченном любовью" /"Livre du Cuer d'amour espris". Герою романа, Сердцу, необходимо отвоевать Прекрасную Даму Нежную Милость у Разлада с его свитой и добиться ее расположения. Сердце вместе с волшебным помощником Желанием отправляется на подвиги.
Он собрал прекрасную библиотеку, где хранились книги на шести языках, общался с итальянскими гуманистами, не жалел денег на постановку мистерий, моралите и фарсов в различных городах, дружил со своим троюродным братом выдающимся поэтом Карлом Орлеанским, обменивался с ним лирическими посланиями, участвовал в литературной жизни его кружка. Вокруг Рене также образовалась группа одаренных придворных, подражавших ему в своих литературных произведениях, прекрасных переписчиков и иллюминаторов. Однажды Рене устроил прославившийся сорокодневный праздник в специально выстроенном деревянном замке "Веселой стражи". В нем участвуют в числе прочих его жена, дочь и возлюбленная, ради которой праздник и затевается.
Почему Средневековье так любило красивые числа?
В Средние века очень распространенным способом описания мира была его упаковка в числовую форму: теологи и натурфилософы предлагали серии из значимых чисел — 3, 4, 5, 7, 12 и так далее. Семь смертных грехов уравновешивались семью добродетелями, которые, в свою очередь, обнаруживались в семи свободных искусствах. Четыре темперамента имели соответствия в четырех телесных жидкостях, четырех стихиях, четырех временах года и четырех «больших» возрастах жизни; 12 месяцев перекликались с 12 апостолами и 12 станциями Страстей Христовых.
Числа помогали запоминать важные теологические понятия и элементы натурфилософии и становились способом вписать человеческую жизнь в универсальные процессы и божественный замысел. Например, в середине XIII века была популярна интерпретация земного пути человека, от младенчества до дряхлости, с помощью пяти чувств, шести дней творения и семи добродетелей.
В Средние века очень распространенным способом описания мира была его упаковка в числовую форму: теологи и натурфилософы предлагали серии из значимых чисел — 3, 4, 5, 7, 12 и так далее. Семь смертных грехов уравновешивались семью добродетелями, которые, в свою очередь, обнаруживались в семи свободных искусствах. Четыре темперамента имели соответствия в четырех телесных жидкостях, четырех стихиях, четырех временах года и четырех «больших» возрастах жизни; 12 месяцев перекликались с 12 апостолами и 12 станциями Страстей Христовых.
Числа помогали запоминать важные теологические понятия и элементы натурфилософии и становились способом вписать человеческую жизнь в универсальные процессы и божественный замысел. Например, в середине XIII века была популярна интерпретация земного пути человека, от младенчества до дряхлости, с помощью пяти чувств, шести дней творения и семи добродетелей.
Перенесение мощей Бориса и Глеба
Народная давка и трехдневное веселье в честь первых русских святых
Первые русские святые, братья Ярослава Мудрого и Святополка Окаянного, погибли в 1015 году. По канонической версии, Бориса, а затем и Глеба убил Святополк, хотя есть все основания полагать, что это сделал Ярослав. В 1072 году братья были канонизированы, а в столетнюю годовщину их гибели, в 1115 году, их мощи были перенесены в только что отстроенный храм в Вышгороде. Праздник по этому поводу продолжался несколько дней: «И трудно было везти [мощи] из-за множества народа: поломали ограду, а иные облепили городские стены и заборола, так что страшно было видеть такое множество народа. И повелел Владимир, нарезав на куски паволоки и шерстяные ткани, разбрасывать народу, а также беличьи шкурки, другим же [велел] бросать серебряные монеты напиравшим людям... <...> Князья же и бояре и все люди праздновали три дня и воздали хвалу Богу и святым мученикам. И затем разъехались каждый восвояси. Владимир же оковал раки серебром и золотом и украсил гробы их, также и своды оковал серебром и золотом, и поклоняются им люди, прося прощения грехов» (Повесть временных лет).
Народная давка и трехдневное веселье в честь первых русских святых
Первые русские святые, братья Ярослава Мудрого и Святополка Окаянного, погибли в 1015 году. По канонической версии, Бориса, а затем и Глеба убил Святополк, хотя есть все основания полагать, что это сделал Ярослав. В 1072 году братья были канонизированы, а в столетнюю годовщину их гибели, в 1115 году, их мощи были перенесены в только что отстроенный храм в Вышгороде. Праздник по этому поводу продолжался несколько дней: «И трудно было везти [мощи] из-за множества народа: поломали ограду, а иные облепили городские стены и заборола, так что страшно было видеть такое множество народа. И повелел Владимир, нарезав на куски паволоки и шерстяные ткани, разбрасывать народу, а также беличьи шкурки, другим же [велел] бросать серебряные монеты напиравшим людям... <...> Князья же и бояре и все люди праздновали три дня и воздали хвалу Богу и святым мученикам. И затем разъехались каждый восвояси. Владимир же оковал раки серебром и золотом и украсил гробы их, также и своды оковал серебром и золотом, и поклоняются им люди, прося прощения грехов» (Повесть временных лет).
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
History Group - настоящий паблик для ценителей истории, ее крутых поворотов, великих и печальных моментов из нашего прошлого.
Подпишись.
И помните:
"История— свидетельница веков, факел истины, душа памяти, наставница жизни."(Цицерон)
Подпишись.
И помните:
"История— свидетельница веков, факел истины, душа памяти, наставница жизни."(Цицерон)
Аллегории слуха и обоняния. Миниатюра из манускрипта «Малых трудов о природе». Англия, третья четверть XIII века
Появившийся в XII веке полный перевод на латынь «Малых трудов о природе» («Parva naturalia») Аристотеля положил начало другой иконографической традиции в изображении пяти чувств: дело в том, что Аристотель прицельно изучал человеческую физиологию пяти чувств и для иллюстрации его тезисов изображения животных подходили мало. В качестве замены им в иконографии появились человеческие фигуры, выполнявшие некое действие, намекавшее на искомый орган чувств. Так, трубящий персонаж олицетворял слух; смотрящийся в зеркало — зрение; нюхающий цветок или пробующий плод — осязание и обоняние соответственно.
Появившийся в XII веке полный перевод на латынь «Малых трудов о природе» («Parva naturalia») Аристотеля положил начало другой иконографической традиции в изображении пяти чувств: дело в том, что Аристотель прицельно изучал человеческую физиологию пяти чувств и для иллюстрации его тезисов изображения животных подходили мало. В качестве замены им в иконографии появились человеческие фигуры, выполнявшие некое действие, намекавшее на искомый орган чувств. Так, трубящий персонаж олицетворял слух; смотрящийся в зеркало — зрение; нюхающий цветок или пробующий плод — осязание и обоняние соответственно.
Крестовые походы в Прибалтику
Ливония — средневековая историческая область, названная так по имени одного из проживавших в ней племени — ливов, — не была частью христианского мира, и потому поначалу невозможно было вести речь о справедливой войне, каковой в принципе являлся крестовый поход — т. е. об отвоевании земель, законно принадлежавших христианам. Тем не менее уже в булле 1199 г. папа Иннокентий III изобразил дело таким образом, что будто составлявшие большинство язычники преследовали меньшинство — принявших к тому времени христианство эстов, ливов и др., и армия была прислана для защиты новых обращенных, а также для борьбы с вероотступниками. Так была обоснована справедливая цель этой военной экспедиции. Ливонский крестовый поход стали интерпретировать как оборонительную войну против язычников и схизматиков, угрожавших христианской Церкви. Соответственно, тем, кто «защищал Ливонскую церковь» — а это были поначалу немецкие воины, а затем рыцари основанного в 1202 г. в г. Риге Ордена меченосцев — давались духовные и материальные привилегии крестоносцев. С другой стороны, те из мирян, кто не мог достичь Иерусалима из-за скудости средств или физической немощности, также могли коммутировать свой обет и сражаться против язычников в Ливонии. Благодаря этому Ливония ставилась как бы в один ряд со Святой Землей, а заслуги участвовавших в этом походе рыцарей были приравнены к заслугам тех, кто воевал против мусульман на Востоке.
Другим таким примером, когда крестовый поход служил целям внешней экспансии западного христианства, может служить т. н. Прусский крестовый поход XIII в. — серия кампаний главным образом немецких крестоносцев с целью христианизации балтийских племен пруссов. Эти военные экспедиции были также интерпретированы как «справедливая воина»: они рассматривались прежде всего как ответ на существующую для Церкви угрозу, исходящую от язычников. И в самом деле, крестоносцы были призваны на помощь поляками после неудачных военных экспедиций польских князей против язычников и многочисленных набегов пруссов на пограничные польские земли. В дальнейшем в Прусском крестовом походе активно участвовали прежде всего рыцари Тевтонского ордена, которые под предлогом обращения балтских племен в христианство подчиняли своей власти их земли. Речь в общем опять шла о миссионерской деятельности среди пруссов и колонизации земель юго-восточной Прибалтики, для чего и использовался институт священной войны. Уже в 1218 г. папа римский Гонорий III издал буллу, приравнивающую военные экспедиции в Пруссию к крестовым походам в Палестину. В 1230 г. великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца получил от римского папы Григория IX официальное благословение на крещение язычников.
Участники походов в Пруссию, активно начатых примерно в то же время и завершившихся в конце XIII в. подчинением земель пруссов Тевтонскому ордену, наделялись папскими духовными и светскими привилегиями, которые обычно предоставлялись крестоносцам. В 1226 г. Фридрих II Гогенштауфен издал т. н. Золотую буллу Римини, согласно которой император разрешал рыцарям ордена действовать свободно в Пруссии и передавал им в собственность все земли, уже завоеванные ими и те, что в будущем им предстояло завоевать. Сюда, на восток, из Священной Римской империи прибывали немецкие колонисты, которые селились в замках и крепостях — опорных пунктах колонизации, важнейшими из которых были поначалу Мариенбург, а затем Кенигсберг. Петр из Дусбурга, священник Тевтонского ордена, описал в своей «Хронике Земли Прусской», как крестоносцы отвоевывали все новые и новые территории и пытались огнем и мечом крестить местных жителей. Под власть ордена попала вся Пруссия, земли которой были розданы крупной знати и рыцарям. Сами пруссы были насильственно обращены в христианство, но при этом также наделены землей и определенными правами. В результате было создано настоящее орденское государство (Ordensstaat), поделенное на епархии и управляемое из Мариенбурга великим магистром ордена. Так была осуществлена задача христианизации и экономической колонизации крупного края в Прибалтике.
Ливония — средневековая историческая область, названная так по имени одного из проживавших в ней племени — ливов, — не была частью христианского мира, и потому поначалу невозможно было вести речь о справедливой войне, каковой в принципе являлся крестовый поход — т. е. об отвоевании земель, законно принадлежавших христианам. Тем не менее уже в булле 1199 г. папа Иннокентий III изобразил дело таким образом, что будто составлявшие большинство язычники преследовали меньшинство — принявших к тому времени христианство эстов, ливов и др., и армия была прислана для защиты новых обращенных, а также для борьбы с вероотступниками. Так была обоснована справедливая цель этой военной экспедиции. Ливонский крестовый поход стали интерпретировать как оборонительную войну против язычников и схизматиков, угрожавших христианской Церкви. Соответственно, тем, кто «защищал Ливонскую церковь» — а это были поначалу немецкие воины, а затем рыцари основанного в 1202 г. в г. Риге Ордена меченосцев — давались духовные и материальные привилегии крестоносцев. С другой стороны, те из мирян, кто не мог достичь Иерусалима из-за скудости средств или физической немощности, также могли коммутировать свой обет и сражаться против язычников в Ливонии. Благодаря этому Ливония ставилась как бы в один ряд со Святой Землей, а заслуги участвовавших в этом походе рыцарей были приравнены к заслугам тех, кто воевал против мусульман на Востоке.
Другим таким примером, когда крестовый поход служил целям внешней экспансии западного христианства, может служить т. н. Прусский крестовый поход XIII в. — серия кампаний главным образом немецких крестоносцев с целью христианизации балтийских племен пруссов. Эти военные экспедиции были также интерпретированы как «справедливая воина»: они рассматривались прежде всего как ответ на существующую для Церкви угрозу, исходящую от язычников. И в самом деле, крестоносцы были призваны на помощь поляками после неудачных военных экспедиций польских князей против язычников и многочисленных набегов пруссов на пограничные польские земли. В дальнейшем в Прусском крестовом походе активно участвовали прежде всего рыцари Тевтонского ордена, которые под предлогом обращения балтских племен в христианство подчиняли своей власти их земли. Речь в общем опять шла о миссионерской деятельности среди пруссов и колонизации земель юго-восточной Прибалтики, для чего и использовался институт священной войны. Уже в 1218 г. папа римский Гонорий III издал буллу, приравнивающую военные экспедиции в Пруссию к крестовым походам в Палестину. В 1230 г. великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца получил от римского папы Григория IX официальное благословение на крещение язычников.
Участники походов в Пруссию, активно начатых примерно в то же время и завершившихся в конце XIII в. подчинением земель пруссов Тевтонскому ордену, наделялись папскими духовными и светскими привилегиями, которые обычно предоставлялись крестоносцам. В 1226 г. Фридрих II Гогенштауфен издал т. н. Золотую буллу Римини, согласно которой император разрешал рыцарям ордена действовать свободно в Пруссии и передавал им в собственность все земли, уже завоеванные ими и те, что в будущем им предстояло завоевать. Сюда, на восток, из Священной Римской империи прибывали немецкие колонисты, которые селились в замках и крепостях — опорных пунктах колонизации, важнейшими из которых были поначалу Мариенбург, а затем Кенигсберг. Петр из Дусбурга, священник Тевтонского ордена, описал в своей «Хронике Земли Прусской», как крестоносцы отвоевывали все новые и новые территории и пытались огнем и мечом крестить местных жителей. Под власть ордена попала вся Пруссия, земли которой были розданы крупной знати и рыцарям. Сами пруссы были насильственно обращены в христианство, но при этом также наделены землей и определенными правами. В результате было создано настоящее орденское государство (Ordensstaat), поделенное на епархии и управляемое из Мариенбурга великим магистром ордена. Так была осуществлена задача христианизации и экономической колонизации крупного края в Прибалтике.
Обручение Девы Марии. Миниатюра из «Часослова Этьена Шевалье». 1452–1460 годы
Внимание к контурам фигуры сопровождается обстоятельной критикой полноты, что подтверждает, например, образ «счастливчика», изображенного на миниатюре «Обручение Девы Марии» в «Часослове Этьена Шевалье» (середина XV века). Пухлое лицо, закрытые глаза, короткая шея, круглые плечи, выставленный вперед живот — это всего лишь комичный свидетель сцены, туповатый буржуа, которого обручение Девы Марии с Господом исключает из числа претендентов на ее руку. В этом вся суть картины: тому, кто стремился к браку, не удастся вступить в него, исключительность таинства обесценивает претендента. Массивная фигура усиливает обесценивающий эффект: она выражает тупость незадачливого «жениха», его неотесанность, нелепость притязаний. То же самое можно сказать о фигурах «священнослужителей» на миниатюре «Иисус перед Пилатом» из того же «Часослова»: раздутые лица, головы, вросшие в слабые плечи; все черты выражают отсутствие интеллекта и проницательности.
Внимание к контурам фигуры сопровождается обстоятельной критикой полноты, что подтверждает, например, образ «счастливчика», изображенного на миниатюре «Обручение Девы Марии» в «Часослове Этьена Шевалье» (середина XV века). Пухлое лицо, закрытые глаза, короткая шея, круглые плечи, выставленный вперед живот — это всего лишь комичный свидетель сцены, туповатый буржуа, которого обручение Девы Марии с Господом исключает из числа претендентов на ее руку. В этом вся суть картины: тому, кто стремился к браку, не удастся вступить в него, исключительность таинства обесценивает претендента. Массивная фигура усиливает обесценивающий эффект: она выражает тупость незадачливого «жениха», его неотесанность, нелепость притязаний. То же самое можно сказать о фигурах «священнослужителей» на миниатюре «Иисус перед Пилатом» из того же «Часослова»: раздутые лица, головы, вросшие в слабые плечи; все черты выражают отсутствие интеллекта и проницательности.