Примечательно, что Бёрч обвиняет Франкиша в том, что его иллюзионистская теория стремится лишить исследователей общего основания. Мы здесь и так еле стоим, а ещё вы со своим иллюзионизмом раскачиваете лодку. Довольно странное возражение против теоретической позиции, но довольно точное. Иллюзионизм, действительно, пытается показать среди прочего и то, что феноменальное сознание как общее основание — это иллюзия. Когда философ такого типа начинает критиковать феноменальное сознание, то он очень быстро выясняет, что не существует единого предмета, который можно было бы выбрать в качестве признаваемой всеми цели. Поэтому иллюзионистом быть трудно.

Интересным разворотом данного рассуждение будет вопрос об активности субъекта в идеалистическом мире. Собственно, добавление Макдауэлла к аргументу Канта-Стросона состоит в том, что субъект должен быть не просто частью природы, но он ещё должен в ней активно действовать. Если мы понимаем внешнее объективное как Бога, то активность человека должна быть направлена именно на него. И именно это мы обнаруживаем в развитии философии Декарта у Мальбранша. Мы сами не являемся непосредственными причинами каких-бы то ни было физических изменений, на это способен только Бог. Наши желания — это лишь поводы для Бога совершать определённые действия. (Кстати, теория Мальбранша не ушла со сцены до сих пор: современный философ Джефри Коперски активно её защищает) Арсений Савелов в своей заметке «Мальбранш и зомби» отмечает, что сознание — это «мальбраншианское понятие». Под этим Арсений имеет в виду нечто, что «обозначает сущности, принимаемые в качестве дополнительных в определенной теоретической картине мира». Можно сказать, что сознание — это мальбраншианское понятие и в другом смысле: это такой феномен, который мы можем мыслить, только если мыслим мир Мальбранша и Беркли.

Без комментариев в ТГ осталась закрытая презентация «Финикового компота», которая прошла в субботу. По её поводу отписались только Мозги в бочке. Я на этом мероприятии выступил с общим введением в проблематику аргумента зомби. С удовольствием делюсь текстом своего сообщения (не знаю, будет ли запись). Это редкий случай, когда я заранее написал текст для целого доклада. Редчайший.

Надеюсь также, что появятся фотографии. Потому что кроме Мозгов в бочке одно фото с моим участием выложили Слоны текут на север. Фото творчески обработано ИИ. Спасибо тебе, Женя! Вот, от души!

Когда понял, что квалиа нет.

Первый из двух анонсов
В пятницу 28 марта я буду выступать на семинаре «Нейронаука и философия» с докладом «Методологические подходы к исследованию сознания животных». Доклад во многих аспектах будет касаться Джонатана Берча. Его книгу мы недавно обсуждали на семинаре МЦИС, как раз подоспела запись. К сожалению, попасть на семинар не из МГУ нельзя.

Второй из двух анонсов
В четверг 3 апреля мы с Константином Морозовым в Институте философии подискутируем о моральных последствиях иллюзионизма. Запись на мероприятие по ссылке.

Спасибо всем, кто вчера пришел на мой доклад, и особое спасибо Михаилу Лебедеву за репортаж. Это было трудное выступление. Вообще-то доклад был посвящён методологии исследования сознания животных, но всё довольно быстро скатилось к вопросам «Сознание материально?» и «Дайте определение сознания». Все друг с другом не согласны относительно того, что такое сознание: это ясно и по вчерашней дискуссии, и по картине, наблюдающейся в исследовательской области в целом. Это просто факт. Что мы можем предпринять, исходя из этого факта? Давайте рассмотрим, к чему приведет метод упорства. И у меня, и у моего соседа есть предпочтительная научная теория сознания: то есть не метафизика сознания (дуализм, физикализм, панпсихизм и так далее), а именно эмпирическая теория, которая, по идее, должна отвечать на вопрос, у каких существ есть сознание, а у каких нет. Конечно, я считаю, что моя теория ближе к истине, чем соседская. Как я могу доказать это своему соседу? Вообще-то, я считаю, что для моей теории уже существуют достаточные подтверждения (я-то их принимаю). Мой сосед тоже знает все те же самые факты, но не принимает мою теорию. И, скорее всего, какие бы новые данные я ни приводил, они вряд ли убедят кого-то, кроме меня.

Из этой ситуации нужно как-то выходить. И вот для того, чтобы отсюда выйти, нужно договориться о методологии, понять, в каком направлении вообще двигаться. Эта методология должна давать такие результаты, которые признавались бы значимыми и мной, и моим соседом. Да, выработать такую методологию — это уже значит преодолеть несогласие, но, кажется, договориться о методе легче, чем о теории. Хотя…

В общем, в докладе я представил две такие методологии. Первая: теоретически-лёгкий подход Джонатана Бёрча. Я о нём уже писал раньше. В основе этого подхода лежит довольно простая идея: у человека есть такие когнитивные способности, которые связаны с сознанием. Речь идёт не о языке и сложном поведении. Это очень простые способности. Например, есть разница между отложенным обусловливанием (delay conditioning) и следовым обусловливанием (trace conditioning). Не знаю, какие приняты русские переводы для этих терминов. Мне вчера подсказали, что есть выражение «отложенный рефлекс». Может быть, может быть… Но я его использовать, конечно, не буду. Возьмём для примера исследование, на которое опирается Бёрч. Испытуемый слышит звук и далее следует поток воздуха в глаз. Ясно, что у человека довольно быстро развивается условный рефлекс: слыша звук, он моргает. Отложенное обусловдивание предполагает, что поток воздуха пересекается по времени со звуковым сигналом, а следовое обусловливание, что между звуком и потоком воздуха есть промежуток в несколько секунд. Никаких проблем с развитием рефлекса в обоих случаях не возникает, если звуковой сигнал осознается испытуемым. Однако если первый стимул не осознается, то отложенное обусловливание вырабатывается, а следовое нет. Из этого можно сделать вывод о том, что для следового обусловливания необходимо осознание первого стимула. На этом основании можно сделать такое предположение: если какое-то существо способно к следовому обусловливанию, оно, вероятно, обладает сознанием.

Не нужно делать ставку на один-единственный тест. Для того, чтобы с большей уверенностью утверждать, что у какого-то животного есть сознание, необходимо выявить у него другие когнитивные способности, которые у человека связаны с сознанием. Бёрч к ним относит ещё быстрое обратное обучение (предположим, что испытуемый усвоил последовательность стимулов А-Б-В, если стимулы достигали уровня сознательного восприятия, для него будет предсказуемой и последовательность В-Б-А) и кроссмодальное обучение (стимул в одной сенсорной модальности ассоциируется со стимулом в другой сенсорной модальности). Это, разумеется, не исчерпывающий список.

Применение теоретически-лёгкой методологии уже даёт некоторые результаты. В качестве интересного примера можно привести исследования шмелей. Бёрч ссылается на эксперимент, который показывает их способность к кросс-модальному обучению. Шмелям предлагались «цветы»: диски, с отверстиями, которые либо помечены цветом, либо содержат пахучее вещество, либо и то, и другое. У шмелей была выработана склонность к посещению «цветов» с определённым расположением пахучих точек. И те же самые насекомые далее предпочитали посещать «цветы» с таким же расположением цветных точек.

Основная идея отложенного и следового обусловливания. CS — звуковой сигнал, US — поток воздуха, числа — длительность стимула в миллисекундах. В случае с отложенным обусловливанием звуковой сигнал (в данном примере) длится 800 мс (700+100), дуновение длится 100 мс и пересекается с звуковым сигналом так, что они заканчиваются одновременно. В случае со следовым обусловливанием звуковой сигнал длится 250 мс, потом следует пауза в полсекунды и поток воздуха в 100 мс.

Так выглядят цветы из эксперимента со шмелями.

Естественновидовая стратегия, которую развивает Тим Бейн, предполагает следующий порядок действий:
• Составить список свойств, предположительно связанных с сознанием.
• Выявить кластеры свойств, сопровождающих друг друга.
• Выяснить причины такой группировки свойств.
Нечто, объясняющее группировку свойств, и будет естественным видом – сознанием. В отличие от теоретически-лёгкого подхода, данная стратегия предполагает постепенное движение от наиболее изученного случая человека к менее изученным случаям.

Список свойств, связанных с сознанием, составляется через тесты на наличие сознания. Речь идёт о тех тестах, которые уже сейчас применяются к людям. Например, тест на следование командам. Этот тест применяется к людям, находящимся в состоянии безответного бодрствования, которые не могут явным образом реагировать на стимулы. Эдриен Оуэн, придумавший этот тест, использовал такие команды: «Представьте, что вы играете в теннис; представьте, что вы ходите по своему дому». Когда человек воображает эти ситуации, активируются разные зоны мозга, и можно отследить, в состоянии ли он следовать указаниям. Предполагается, что, если человек в состоянии следовать командам подобным образом, то у него есть сознание. Другой пример — это индекс пертурбационной сложности (perturbation complexity index, PCI). Мозг испытуемого электромагнитно стимулируется и далее измеряется уровень сложности реакции в мозге (пертурбаций), вызванной такой стимуляции. Высокий уровень должен говорить о наличии сознания.

Каждый из этих тестов указывает на какое-то свойство, связанное с сознанием, при эьтом ни один не может считаться решающим. Но нам и не нужен решающий тест! Эти тесты каким-то образом друг с другом связаны. Предположительно, они как-то поддерживают друг друга. Например, если человек следует командам, то, наверное, у него будет высокий РСА, но не наоборот.

Обсуждаемые в литературе тесты обычно касаются людей, однако особой группы людей — тех, кто находится в состоянии минимального сознания. (Действительно, в случае со здоровыми взрослыми людьми у нас обычно не возникает необходимости в специальных методах для ответа на вопрос, есть ли у них сознание.) Бейн и соавторы предлагаю отличать эту популяцию (Р2) от популяции здоровых взрослых людей (Р1). Для данной популяции эти тесты достаточно эффективны. Давайте выделим ещё другие популяции. К ним могут относиться другие люди, например младенцы (Р3). Это могут быть другие животные: приматы (Р4), млекопитающие (Рn), насекомые (Pm). Все эти популяции нужно расположить по степени их близости к случаю здорового взрослого человека.

Далее наша задача применять имеющиеся у нас тесты к другим популяциям. Сами по себе результаты тестов мало что значат. Главным критерием успешности применения тестов для нас будет сохранение той же структуры результатов, что и в случае с человеком. Возможно, мы выявим какую-то другую структуру отношений между результатами тестов на других популяциях. Это требует дополнительного анализа. Возможно, мы откроем на других популяциях какие-то новые тесты, скоррелированными со старыми. Далее мы сможем применить данные тесты снова применить к случаю здорового взрослого человека и тем самым лучше понять, что именно показывают эти новые тесты. Продвигаясь таким образом, мы получим некий спектр: от существ, к которым применимы те же тесты, что и к человеку, и которые демонстрируют ту же структуру отношений между результатами тестов, до существ, к которым должны применяться какие-то другие тесты, составляющие совсем другую структуру. Соответственно, на одной стороне будут существа, скорее всего обладающие сознанием, на другой те, кто обладает сознанием с меньшей вероятностью.

Список тестов из статьи https://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S136466132400010X

Применение описанной стратегии. Т1, Т2... — это тесты, Р1, Р2... — это популяции. На первом шаге мы устанавливаем структуру отношений между результатами тестов для консенсусной популяции — взрослых здоровых людей. На втором этапе мы применяем те же тесты к другим популяциям и обнаруживаем новые структуры отношений между тестами. Это позволяет нам понять то, какие из наших тестов наиболее достоверно говорят о наличии сознания, а какие нет. Также мы можем открыть новый тест, применимый к новой популяции. На третьем шаге мы переносим вновь открытые тесты на человека, чтобы проверить их эффективность, а также переносим все имеющиеся у нас тесты на новые популяции, учитывая уже полученные данные о достоверности конкретных тестов. Процедура продолжается длится сколько потребуется.

Полагаю, многие пропустили очень важную книгу 2024 года «Тейлор Свифт и философия: эссе департамента философии, написанные под пыткой» (“Taylor Swift and Philosophy: Essays from the Tortured Philosophers Department”). Книга состоит из 27 эссе, тематически сгруппированных по разделам: «Кто вообще такая Тейлор Свифт?», «Посмотри, что ты заставил меня сделать: репутация, прощение и осуждение», «Девушка в платье написала песню для тебя», «Моя катастрофическая любовь и неодолимая скорбь», «Я должна была знать: философия познания Тейлор Свифт» (это моя любимая часть), «Назад в декабрь: фатум, память и воображение». Книжку всем очень рекомендую, хотя сам не читал.

Что было на этой неделе, и о чём я напишу, но потом:

Среда, 2 апреля: семинар МЦИС по книге Питера Карразерса «Сознание человека и животных: похороны вопроса о сознании» (“Human and Animal Minds: the Consciousness Questions Laid to Rest”: насколько я понимаю, laid to rest здесь нужно переводить как «похороненный», «упокоенный»).

Четверг, 3 апреля: дискуссия с Константином Морозовым о метаэтических последствиях иллюзионизма. Спасибо Мозгам в бочке за фоточки.

Пятница, 4 апреля: Мироновские чтения на философском факультете. Выступаю с докладом «Значение теории зрения Беркли для его имматериализма». Буду говорить о том, как Беркли опровергает (пытается опровергнуть) некоторые из доказательств внешнего мира, основанные на теориях Декарта, Локка и Ньютона.

Планирую поделиться своими мыслями по всем этим предметам, а сегодня публикую пост о Бэконе и методологии исследования сознания вообще и животных в частности.

Идолы пещеры связаны с индивидуальными особенностями ученого. Как это ни удивительно, но я полагаю, что именно идолы этого типа хорошо компенсируются самими устройством современной науки – опять же, её коллективизмом. Недостатки одного исследователя компенсируются достоинствами другого. Но это единственный тип идолов, имеющих индивидуальную природу. Идолы площади и идолы театра заражают в том числе (и в основном) коллективы ученых. Идолы площади проистекают из языка, а идолы театра ¬– из ложных теорий, часто принимаемых из-за авторитета их автора. Они связаны между собой, ведь принимая какую-то теорию, вы принимаете и её язык. Эти идолы во многих областях достаточно эффективно преодолеваются. Например, в физике есть принятые теоретические основы и соответствующий теоретический язык. Я не утверждаю, что там нет никаких разногласий, а только то, что есть некая фоновая схема, к которой можно обратиться для оценки любых отклонений от неё. И это достигается не в последнюю очередь за счет хорошей внутренней организации коллектива ученых.

Давайте теперь взглянем на область исследования сознания. Идолы здесь просто свирепствуют. Зададим себе вопрос о том, какие у нас есть идолы рода, препятствующие адекватному изучению сознания? Некоторые из них находятся на поверхности. Например: человеческое сознание очень особенное, в мире нет ничего, что было бы похоже на человеческое сознание. Или: неживое существо очевидно не может обладать сознанием. Я настаиваю, что это идолы именно рода, то есть они присущи всем людям. Мы интуитивно склонны верить в это. Но, поскольку эти идолы находятся более-менее на поверхности, они обсуждаются, их пытаются как-то преодолеть. Но задумайтесь о подводной части айсберга: сколько есть идолов рода, касающихся сознания, о которых мы даже не подозреваем. Для того, чтобы открыть их, нужно провести специальное исследование – исследование наших неявных установок о сознании, человеческом и животном.

В исследованиях сознания процветают идолы пещеры. Я люблю использовать такой пример: у разных людей очень разная сила воображения. Кто-то может представить себе очень сложные сцены во множестве деталей, а кто-то с трудом визуализирует размытые контуры воображаемой вещи. Известные философские аргументы основаны на представимости. Мне, конечно, возразят, что представимость, о которой в них идёт речь, – это совсем другая представимость. Да, совершенно верно, но мой опыт подсказывает, что очень многие люди воспринимают аргументы представимости именно в терминах воображения, а тут уж двери для идолов пещеры широко открыты.

Наконец, идолы площади и идолы театра. Обратите внимание на то, как часто в разговорах о сознании упоминаются фамилии авторов всевозможных теорий. Ученые группируются под знаменами теорий, насчитывающих в лучшем случае сотню сторонников. С этими теориями приходит их язык, непереводимый на язык соседних теорий. Всё это выливается в вавилонское столпотворение, которое можно наблюдать на любой большой конференции по сознанию.

Проблема, однако, не столько в наличии всех этих идолов, а в том, что сообщество не видит проблемы в их существовании и не пытается с ними бороться. Есть некая презумпция, что в результате какого-то броуновского движения теорий и теоретиков родится истина. Каждый знает, что именно его теория истинна, нужно просто её отстаивать и со временем она победит. Сообщество исследователей сознания, простите за прямолинейность, лишь имитирует коллективизм. Для того, чтобы оно действительно реализовало идеал коллективного научного познания, оно должно следовать некоторому общему методу, но мои недавние наблюдения подсказывают мне, что именно о методе исследователи сознания не готовы договариваться. К сожалению, справиться со всем этим при помощи «твёрдого и торжественного решения» вряд ли получится.