Казалось бы, что может быть общего между историей климата на Алтае и Санта-Клаусом, но есть один визуальный образ, который их объединяет — летающие олени. Они тянут за собой сани с подарками, украшают алтайские оленные камни и изображены на татуировках знаменитой Принцессы Укока.
О летающих оленях Санта-Клауса впервые упомянул поэт Клемент Мур в 1823 году, и откуда они взялись в его воображении история умалчивает. Алтайские изображения гораздо древнее. В них олени изображены с вытянутыми шеями и изогнутыми в воздухе ногами, они не бегут, а летят над землей. Скорее всего, это воспоминание о древних кочевьях, когда климат Алтая еще был более влажным, и местное население могло заниматься оленеводством. В конце первого тысячелетия до нашей эры эта эпоха закончилась, и у местных жителей начал формироваться новый уклад, который теперь снова оказался под угрозой.
Возвращаясь к Санта-Клаусу и Деду Морозу, включим аналитический подход и вспомним, что они действительно существуют, только не на небе и не в Лапландии, а внутри нас. Сегодня каждый может побыть в их роли для своих родных и близких, а летающие олени и другие транспортные средства могут помочь нам оказаться рядом, где бы мы ни кочевали на протяжении года. С наступающим!🦌
О летающих оленях Санта-Клауса впервые упомянул поэт Клемент Мур в 1823 году, и откуда они взялись в его воображении история умалчивает. Алтайские изображения гораздо древнее. В них олени изображены с вытянутыми шеями и изогнутыми в воздухе ногами, они не бегут, а летят над землей. Скорее всего, это воспоминание о древних кочевьях, когда климат Алтая еще был более влажным, и местное население могло заниматься оленеводством. В конце первого тысячелетия до нашей эры эта эпоха закончилась, и у местных жителей начал формироваться новый уклад, который теперь снова оказался под угрозой.
Возвращаясь к Санта-Клаусу и Деду Морозу, включим аналитический подход и вспомним, что они действительно существуют, только не на небе и не в Лапландии, а внутри нас. Сегодня каждый может побыть в их роли для своих родных и близких, а летающие олени и другие транспортные средства могут помочь нам оказаться рядом, где бы мы ни кочевали на протяжении года. С наступающим!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Первому тексту уже больше 130 лет. Это кусок из оперетты, которую ставили в Астрахани в 1890-е годы, когда Каспийское море и Волга были невероятно загрязнены нефтепродуктами, вывозившимися из Баку в хлипких деревянных баржах. Их состояние и процент утечек владельцев беспокоили, но не сильно — даже если удавалось доставить вверх по Волге половину изначального груза, это все равно было выгодно (а если это выгодно, то зачем тратить лишние деньги на ремонт). Отрицание проблемы как таковой в XIX веке было главной стратегией нефтепромышленников: вы сначала докажите, что это действительно так вредно, и вообще, не нужно тормозить национальную экономику из-за сентиментов по отношению к животным, которые никакой пользы государству не приносят.
Вторая "новость" появилась совсем недавно на фоне печально известных событий с разливом мазута, но это, к счастью, всего лишь фейк. Тем не менее, фейк довольно показательный. "Что нефть есть вещь полезная и рыбам не вредна" — 100+ лет назад было так же смешно, как и сейчас, но в наши дни эта позиция уже кажется слишком маргинальной и скорее дискредитирует человека, который ее высказывает. Это произошло отчасти благодаря развитию естественных наук, но не только — они предоставляют важную информацию для принятия решений, но приоритеты расставляются и ценности формируются уже под влиянием общественных сил.
Кто-то может спросить, в чем ценность такого прогресса, если количество утекших нефтепродуктов в воде не уменьшается. Но, во-первых, оно уменьшается: в XIX веке разливом трех тысяч тонн мазута было трудно кого-то удивить, и тем более эта новость не заставила бы сотни волонтеров рисковать здоровьем на расчистке побережья. А во-вторых, мы хоть и наступаем на те же грабли, но все же ходим не совсем кругами, а скорее по спирали. Возможно, слабое утешение, но ошибки действительно могут чему-то научить
Вторая "новость" появилась совсем недавно на фоне печально известных событий с разливом мазута, но это, к счастью, всего лишь фейк. Тем не менее, фейк довольно показательный. "Что нефть есть вещь полезная и рыбам не вредна" — 100+ лет назад было так же смешно, как и сейчас, но в наши дни эта позиция уже кажется слишком маргинальной и скорее дискредитирует человека, который ее высказывает. Это произошло отчасти благодаря развитию естественных наук, но не только — они предоставляют важную информацию для принятия решений, но приоритеты расставляются и ценности формируются уже под влиянием общественных сил.
Кто-то может спросить, в чем ценность такого прогресса, если количество утекших нефтепродуктов в воде не уменьшается. Но, во-первых, оно уменьшается: в XIX веке разливом трех тысяч тонн мазута было трудно кого-то удивить, и тем более эта новость не заставила бы сотни волонтеров рисковать здоровьем на расчистке побережья. А во-вторых, мы хоть и наступаем на те же грабли, но все же ходим не совсем кругами, а скорее по спирали. Возможно, слабое утешение, но ошибки действительно могут чему-то научить
Встречи в Зуме и ПДФки намного экологичнее, чем мероприятия во плоти и бумажные книги, но после онлайн-встречи не заглянешь с коллегами в бар, а ПДФка не пахнет свежей бумагой и на нее не поставишь автограф. Страшно представить, во что превратится и без того непростая жизнь в академии без таких маленьких радостей.
Выступая в популярном нынче жанре нанорецензий, отмечу, что один из ключевых моментов в книге Елены Кочетковой — концепция "индустриально встроенной экологии" ("industrially embedded ecology"), которая характеризовала взаимодействие между обществом и окружающей средой в Советском Союзе. Экологические историки давно спорят о том, каким в целом был опыт России и СССР — катастрофическим (экоцид, война с природой) или, наоборот, важным и недооцененным (как "сталинский энвайронментализм" у Стивена Брэйна).
Но ложные бинарные оппозиции часто вводят в заблуждение. Советский Союз не был ни образцом для экологической политики, ни государством-катастрофой — в истории капиталистических стран провалов было не меньше. Развитие промышленности при социализме было приоритетом, но при этом учитывались и ограничения окружающей среды — в этом и заключается суть "индустриально встроенной экологии".
На этом моменте часто возникает критический вопрос — на чем основаны выводы и насколько релевантны изучаемые отрасли? В данном случае речь идет о лесной промышленности, которая занимала не самую большую долю в советском ВВП. Но здесь я солидарен с автором: это всего лишь одна из сцен, где действуют знакомые персонажи — эксперты, чиновники, граждане, которых можно встретить во всех остальных сюжетах. И важен не только процент ВВП, но и символическое значение лесов, которое в России всегда было велико.
По странному стечению обстоятельств, выводы и подходы в этой книге удивительно хорошо бьются с моими, хотя я писал о промышленном загрязнении в Российской империи. Не все то советское, что "индустриально встраивает". Но моя книжка выйдет еще не скоро, а книгу Елены Кочетковой можно (и даже нужно) почитать на сайте MIT Press совершенно бесплатно
Выступая в популярном нынче жанре нанорецензий, отмечу, что один из ключевых моментов в книге Елены Кочетковой — концепция "индустриально встроенной экологии" ("industrially embedded ecology"), которая характеризовала взаимодействие между обществом и окружающей средой в Советском Союзе. Экологические историки давно спорят о том, каким в целом был опыт России и СССР — катастрофическим (экоцид, война с природой) или, наоборот, важным и недооцененным (как "сталинский энвайронментализм" у Стивена Брэйна).
Но ложные бинарные оппозиции часто вводят в заблуждение. Советский Союз не был ни образцом для экологической политики, ни государством-катастрофой — в истории капиталистических стран провалов было не меньше. Развитие промышленности при социализме было приоритетом, но при этом учитывались и ограничения окружающей среды — в этом и заключается суть "индустриально встроенной экологии".
На этом моменте часто возникает критический вопрос — на чем основаны выводы и насколько релевантны изучаемые отрасли? В данном случае речь идет о лесной промышленности, которая занимала не самую большую долю в советском ВВП. Но здесь я солидарен с автором: это всего лишь одна из сцен, где действуют знакомые персонажи — эксперты, чиновники, граждане, которых можно встретить во всех остальных сюжетах. И важен не только процент ВВП, но и символическое значение лесов, которое в России всегда было велико.
По странному стечению обстоятельств, выводы и подходы в этой книге удивительно хорошо бьются с моими, хотя я писал о промышленном загрязнении в Российской империи. Не все то советское, что "индустриально встраивает". Но моя книжка выйдет еще не скоро, а книгу Елены Кочетковой можно (и даже нужно) почитать на сайте MIT Press совершенно бесплатно
В прошедшие пару недель успел снова побыть Андреем Владиславовичем и прочитать небольшой курс по экологической истории студентам Университета Аманжолова в казахстанском Оскемене. Академическая свобода и путешествия — это хорошо, возможность говорить с живыми студентами о своем поле — еще лучше.
Используя служебное положение, я попросил студентов составить небольшой список действующих лиц экологической истории Казахстана, но не только политиков, а еще и не-людей, которые часто остаются за кадром. В результате бурных дискуссий список из 50+ пунктов сократился до 5: климат, Аральское море, кочевое скотоводство, Хрущев, атомная энергия. Интересно, что большинство из них так или иначе уже оказались персонажами неплохих книг, в том числе новых, о которых стоит написать отдельно.
Но в моем личном списке на первом месте был бы воздух, с которым многих людей здесь связывают непростые отношения. Мне довелось побывать во многих не самых экологически чистых местах, но выйти вечером на улицу и не суметь сделать вдох с первого раза — это новый уровень. Такое сильное загрязнение в некоторых казахстанских городах очень контрастирует с чистым, прохладным горным воздухом Алтая и Заилийского Алатау, который тоже можно найти не в любой стране. Настоящий толкиеновский контраст, как между Изенгардом и Фангорном — хочется, чтобы энты пришли и решили все проблемы, но в списке акторов их, к сожалению, нет.
Используя служебное положение, я попросил студентов составить небольшой список действующих лиц экологической истории Казахстана, но не только политиков, а еще и не-людей, которые часто остаются за кадром. В результате бурных дискуссий список из 50+ пунктов сократился до 5: климат, Аральское море, кочевое скотоводство, Хрущев, атомная энергия. Интересно, что большинство из них так или иначе уже оказались персонажами неплохих книг, в том числе новых, о которых стоит написать отдельно.
Но в моем личном списке на первом месте был бы воздух, с которым многих людей здесь связывают непростые отношения. Мне довелось побывать во многих не самых экологически чистых местах, но выйти вечером на улицу и не суметь сделать вдох с первого раза — это новый уровень. Такое сильное загрязнение в некоторых казахстанских городах очень контрастирует с чистым, прохладным горным воздухом Алтая и Заилийского Алатау, который тоже можно найти не в любой стране. Настоящий толкиеновский контраст, как между Изенгардом и Фангорном — хочется, чтобы энты пришли и решили все проблемы, но в списке акторов их, к сожалению, нет.
Тут на "Кедре" 👇🏻 вышла моя заметка об экологической истории Кокшанского завода, который работал с 1850 по 1925 год в моих родных местах на северо-востоке Татарстана. Несмотря на все ужасы, которых в тексте чуть больше чем хотелось бы, писать его было приятно и интересно — потому что он и про родину, и про любимый долгий XIX век.
Кокшанский завод был просто невероятно вреден для людей и окружающей среды. У рабочих некоторых цехов едкие испарения буквально разъедали носовые хрящи всего за несколько дней, многие из них умирали за крохотные зарплаты, проходящие мимо люди падали в обмороки, крестьяне теряли скот и урожай. Не замечать это было невозможно, оставаться равнодушным — тяжело. Но интересно, что несмотря на все это у людей, живших тогда и живущих в Кокшане сейчас, появляется тысяча "но":
1. Завод ужасен, но надо развивать национальную экономику, иначе придут злые французы / англичане / американцы (подчеркните нужное, можно даже все сразу) и захватят Россию-матушку.
2. Завод ужасен, но наши дети пухнут с голоду. Лучше зарабатывать гроши и умирать там, чем сидеть дома и наблюдать.
3. Завод ужасен, но зато про Кокшан узнал весь мир.
4. Завод ужасен, но его хозяева Ушковы просто ничего не знали.
5. Ушковы зарабатывали астрономические суммы, но затобросали нам косточки с барского стола занимались благотворительностью, не то что нынешние.
Если грамотно выщелкивать инакомыслящих, то из этих "но" со временем формируется особый героический нарратив, а остальное постепенно забывается, потому что историю пишут победители. Но зато и разные вредные экологические историки ее тоже иногда пишут.
Кокшанский завод был просто невероятно вреден для людей и окружающей среды. У рабочих некоторых цехов едкие испарения буквально разъедали носовые хрящи всего за несколько дней, многие из них умирали за крохотные зарплаты, проходящие мимо люди падали в обмороки, крестьяне теряли скот и урожай. Не замечать это было невозможно, оставаться равнодушным — тяжело. Но интересно, что несмотря на все это у людей, живших тогда и живущих в Кокшане сейчас, появляется тысяча "но":
1. Завод ужасен, но надо развивать национальную экономику, иначе придут злые французы / англичане / американцы (подчеркните нужное, можно даже все сразу) и захватят Россию-матушку.
2. Завод ужасен, но наши дети пухнут с голоду. Лучше зарабатывать гроши и умирать там, чем сидеть дома и наблюдать.
3. Завод ужасен, но зато про Кокшан узнал весь мир.
4. Завод ужасен, но его хозяева Ушковы просто ничего не знали.
5. Ушковы зарабатывали астрономические суммы, но зато
Если грамотно выщелкивать инакомыслящих, то из этих "но" со временем формируется особый героический нарратив, а остальное постепенно забывается, потому что историю пишут победители. Но зато и разные вредные экологические историки ее тоже иногда пишут.
Forwarded from Кедр.медиа
«У рабочих отсутствовали носовые перегородки». История Кокшанского химзавода, который закрыли сто лет назад. Его токсичное наследие до сих пор губит природу
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ «КЕДР.МЕДИА» ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА «КЕДР.МЕДИА». 18+
В 2025 году исполняется сто лет с момента закрытия Кокшанского химического завода, входившего в империю купцов Ушковых. Помимо руин, сохранившихся в татарстанском поселке Новый Кокшан, и достаточно лестных воспоминаний Дмитрия Менделеева, предприятие оставило после себя токсичную свалку, которую, несмотря на обещания властей, не могут ликвидировать до сих пор.
Экологический историк и постдок Института истории и культуры Восточной Европы им. Лейбница Андрей Виноградов рассказывает о заводе, который до 1925 года производил химические вещества и смерть, а сегодня — только смерть.
➡️ Читайте на сайте «Кедра»
💧 Больше материалов на @kedr_media. Вы можете поддержать нашу работу
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ «КЕДР.МЕДИА» ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА «КЕДР.МЕДИА». 18+
В 2025 году исполняется сто лет с момента закрытия Кокшанского химического завода, входившего в империю купцов Ушковых. Помимо руин, сохранившихся в татарстанском поселке Новый Кокшан, и достаточно лестных воспоминаний Дмитрия Менделеева, предприятие оставило после себя токсичную свалку, которую, несмотря на обещания властей, не могут ликвидировать до сих пор.
Экологический историк и постдок Института истории и культуры Восточной Европы им. Лейбница Андрей Виноградов рассказывает о заводе, который до 1925 года производил химические вещества и смерть, а сегодня — только смерть.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
«Кедр.медиа»
«У рабочих отсутствовали носовые перегородки»
История Кокшанского химзавода, который закрыли сто лет назад. Его токсичное наследие до сих пор губит природу
Четвертая и последняя конференция исследовательской сети "Российские экосферы" состоится завтра в нашем институте в Лейпциге. Будет много интересных докладов от коллег из разных стран, в том числе и мой о нашем новом алтайском проекте.
К сожалению, не со всеми мы сейчас можем встретиться во плоти, но зато можно присоединиться к докладам и обсуждениям онлайн, заранее зарегистрировавшись по ссылке. В программе указано центральноевропейское время (сейчас разница с московским минус 2 часа)
К сожалению, не со всеми мы сейчас можем встретиться во плоти, но зато можно присоединиться к докладам и обсуждениям онлайн, заранее зарегистрировавшись по ссылке. В программе указано центральноевропейское время (сейчас разница с московским минус 2 часа)
Недавно в издательстве Ad Marginem вышел перевод сразу двух базовых книг для экологических (пост)гуманитарных наук — "Путешествие в окружающие миры животных и людей" и "Теория значения" Якоба фон Икскюля.
Главное в них то, что именно Икскюль (уроженец, кстати, Российской империи) в свое время ввел в язык понятие Umwelt, подразумевая под ним не просто "окружающую среду", а субъективный мир каждого организма, сформированный его восприятием и взаимодействием с окружающим. При этом люди, птицы, насекомые и прочие организмы, по Икскюлю, обитают в своих собственных "умвельтах", которые зависят от особенностей восприятия.
Мы видим мир через сложную зрительную систему, анализируем его логически и символически. Птицы могут воспринимать магнитные поля Земли, которые мы не в состоянии ощутить. Мир пчелы — это ультрафиолет, запахи и электрические поля вокруг цветов. Икскюль убедительно показывает, что реальность субъективна: каждый организм воспринимает только ту ее часть, которая имеет для него смысл. Это был важный шаг в борьбе с объективизмом и антропоцентризмом.
Но важно понимать, что представления Икскюля отражают научные взгляды такими, какие они были сто лет назад. Он считал "умвельты" изолированными, но они постоянно переплетаются и накладываются друг на друга. Люди и домашние животные адаптируются друг к другу, пчелы и цветы коэволюционируют, а городская среда меняет поведение птиц. Кроме того, Икскюль пытался понять мировосприятие животных, но зачастую не столько проникал в их мир, сколько проецировал на него человеческий способ мышления.
Вывод такой, что читать Икскюля можно и нужно, особенно для понимания того, как создавалась и развивалась экологическая мысль в прошедшие времена. Но желательно приправить его чем-то чуть более свежим, например книгой "Как мыслят леса" Эдуардо Кона, которая не так давно выходила в том же Ad Marginem.
Заказать книги Икскюля можно тут по довольно демократичной по нынешним временам цене
Главное в них то, что именно Икскюль (уроженец, кстати, Российской империи) в свое время ввел в язык понятие Umwelt, подразумевая под ним не просто "окружающую среду", а субъективный мир каждого организма, сформированный его восприятием и взаимодействием с окружающим. При этом люди, птицы, насекомые и прочие организмы, по Икскюлю, обитают в своих собственных "умвельтах", которые зависят от особенностей восприятия.
Мы видим мир через сложную зрительную систему, анализируем его логически и символически. Птицы могут воспринимать магнитные поля Земли, которые мы не в состоянии ощутить. Мир пчелы — это ультрафиолет, запахи и электрические поля вокруг цветов. Икскюль убедительно показывает, что реальность субъективна: каждый организм воспринимает только ту ее часть, которая имеет для него смысл. Это был важный шаг в борьбе с объективизмом и антропоцентризмом.
Но важно понимать, что представления Икскюля отражают научные взгляды такими, какие они были сто лет назад. Он считал "умвельты" изолированными, но они постоянно переплетаются и накладываются друг на друга. Люди и домашние животные адаптируются друг к другу, пчелы и цветы коэволюционируют, а городская среда меняет поведение птиц. Кроме того, Икскюль пытался понять мировосприятие животных, но зачастую не столько проникал в их мир, сколько проецировал на него человеческий способ мышления.
Вывод такой, что читать Икскюля можно и нужно, особенно для понимания того, как создавалась и развивалась экологическая мысль в прошедшие времена. Но желательно приправить его чем-то чуть более свежим, например книгой "Как мыслят леса" Эдуардо Кона, которая не так давно выходила в том же Ad Marginem.
Заказать книги Икскюля можно тут по довольно демократичной по нынешним временам цене
Это слайд для моей грядущей презентации в Берлине, который объясняет одну важную вещь: для хорошей истории не так значимы количественные показатели, как их восприятие.
В конце 1980-х годов в высокогорьях казахстанского Алтая усилились снегопады, которые сильно влияли на жизнь людей. Для скотоводов это была настоящая катастрофа — скот не мог пастись на подножном корму, а до сенохранилищ было не добраться. В итоге уже в самом начале зимы животные оказались на грани голодной смерти, а их хозяева под угрозой разорения.
Чем занимались в это время в ближайшем Усть-Каменогорске, рассказывает вторая заметка с говорящим названием "У природы нет плохой погоды" — санки, снеговики, "ох и балует нынче нас зима".
Когда я рассказывал об истории климата на презентации проекта в Алматы, меня спрашивали, как я собираюсь изучать толщину снежного покрова в горах в прошлые годы. И она меня действительно интересует, но не сильно. В моей работе трудно вынести что-то из простого факта, что в N году в Восточном Казахстане выпало X сантиметров снега. Что для чабана смерть, то для хозяина горнолыжки счастье — с этого и начинаются интересные эколого-гуманитарные исследования.
От нас, к сожалению, слишком часто ждут смет и инструкций. Но это то же самое, что требовать от психолога пошаговый план о том, как наладить вашу жизнь, с таймингом и ожидаемым эффектом по каждому пункту, иначе за что мы ему вообще платим. К сожалению, это так не работает. Только долгая, тщательная рефлексия по поводу прожитого опыта (неважно, личного или общественного) формирует целостное восприятие произошедшего и помогает принимать правильные решения в подходящий момент.
Более подробная инфа про лекцию для желающих присоединиться есть тут (ехать в Берлин не обязательно, можно будет послушать онлайн)
В конце 1980-х годов в высокогорьях казахстанского Алтая усилились снегопады, которые сильно влияли на жизнь людей. Для скотоводов это была настоящая катастрофа — скот не мог пастись на подножном корму, а до сенохранилищ было не добраться. В итоге уже в самом начале зимы животные оказались на грани голодной смерти, а их хозяева под угрозой разорения.
Чем занимались в это время в ближайшем Усть-Каменогорске, рассказывает вторая заметка с говорящим названием "У природы нет плохой погоды" — санки, снеговики, "ох и балует нынче нас зима".
Когда я рассказывал об истории климата на презентации проекта в Алматы, меня спрашивали, как я собираюсь изучать толщину снежного покрова в горах в прошлые годы. И она меня действительно интересует, но не сильно. В моей работе трудно вынести что-то из простого факта, что в N году в Восточном Казахстане выпало X сантиметров снега. Что для чабана смерть, то для хозяина горнолыжки счастье — с этого и начинаются интересные эколого-гуманитарные исследования.
От нас, к сожалению, слишком часто ждут смет и инструкций. Но это то же самое, что требовать от психолога пошаговый план о том, как наладить вашу жизнь, с таймингом и ожидаемым эффектом по каждому пункту, иначе за что мы ему вообще платим. К сожалению, это так не работает. Только долгая, тщательная рефлексия по поводу прожитого опыта (неважно, личного или общественного) формирует целостное восприятие произошедшего и помогает принимать правильные решения в подходящий момент.
Более подробная инфа про лекцию для желающих присоединиться есть тут (ехать в Берлин не обязательно, можно будет послушать онлайн)
Вчера совершил вылазку в парк, чтобы под лучами теплого весеннего солнца и сенью распускающихся деревьев почитать книгу об ужасах Первой мировой.
Когда-нибудь я научусь говорить "нет" на просьбы написать рецензии на новые интересные книги под экологической истории, чтобы оставаться в пределах своих рабочих часов, но пока нет такой возможности. Большие тексты на русском языке в этой области выходят не каждый день (а в обозримом будущем их станет еще меньше), и не каждый день европейские журналы просят написать рецензии на российские книги.
Говоря об экологических последствиях войн, многие пишут о выжженных лесах, уничтоженных бомбами ландшафтах и зараженных почвах. Все это действительно ужасно и достойно изучения, но с точки зрения экологической истории самые страшные последствия войн невидимы и неосязаемы.
Войны страшны тем, что меняют наши представления о нормальном. То, что в 1913 году в общественном сознании казалось совершенно чудовищным и недопустимым, в 1917 году уже воспринималось иначе. Как можно переживать за популяцию зубров в Беловежской пуще, если ежедневно вокруг умирают люди? Можно ли обсуждать охрану лесов, когда дети замерзают в разрушенных городах?
Но все войны рано или поздно заканчиваются, а искаженные представления о нормальном остаются с нами надолго. Поэтому, если верить авторам, именно Первая мировая война стала отправной точкой экологических кризисов в ХХ столетии. Это, конечно, сильное заявление — насколько убедительным оно получилось, я напишу в рецензии в "Environment & History" (а книгу тем временем можно заказать на сайте Издательства ЕУ СПб)
Когда-нибудь я научусь говорить "нет" на просьбы написать рецензии на новые интересные книги под экологической истории, чтобы оставаться в пределах своих рабочих часов, но пока нет такой возможности. Большие тексты на русском языке в этой области выходят не каждый день (а в обозримом будущем их станет еще меньше), и не каждый день европейские журналы просят написать рецензии на российские книги.
Говоря об экологических последствиях войн, многие пишут о выжженных лесах, уничтоженных бомбами ландшафтах и зараженных почвах. Все это действительно ужасно и достойно изучения, но с точки зрения экологической истории самые страшные последствия войн невидимы и неосязаемы.
Войны страшны тем, что меняют наши представления о нормальном. То, что в 1913 году в общественном сознании казалось совершенно чудовищным и недопустимым, в 1917 году уже воспринималось иначе. Как можно переживать за популяцию зубров в Беловежской пуще, если ежедневно вокруг умирают люди? Можно ли обсуждать охрану лесов, когда дети замерзают в разрушенных городах?
Но все войны рано или поздно заканчиваются, а искаженные представления о нормальном остаются с нами надолго. Поэтому, если верить авторам, именно Первая мировая война стала отправной точкой экологических кризисов в ХХ столетии. Это, конечно, сильное заявление — насколько убедительным оно получилось, я напишу в рецензии в "Environment & History" (а книгу тем временем можно заказать на сайте Издательства ЕУ СПб)