Пётр Бычков: «Довольно наивно ожидать, что где-то в чужой стране в президентском офисе сидят и с нетерпением рассуждают: «Вот бы к нам приехали крутые русские ребята!» Это работает иначе.»
В ненапряжном эфире тг-каналу Процедуры & Ритуалы Пётр Бычков рассказал о работе российскихполитконсультантов в других странах.
— К сожалению, российские политтехнологи большей частью не имеют опыта работы на зарубежных выборах. По моим наблюдениям, наши консультанты получают зарубежные проекты одним из трёх способов.
Через нетворкинг — иностранный однокашник по РУДН или МГИМО занимает высокий пост в госаппарате своей страны и зовёт помочь с выборами. Не самая распространенная ситуация. Другой вариант — проект приходит от разных государственных внешнеполитических структур (МИД или другие суровые ведомства). Тоже несколькоэкзотический вариант получения заказа.
На мой же взгляд, самый распространённый вариант – это заход через крупный бизнес, у которого в той или иной части мира есть инвестиционный интерес. Довольно наивно ожидать, что где-то в чужой стране в президентском офисе сидят и с нетерпением рассуждают: «Вот бы к нам приехали крутые русские ребята!». Это работает иначе. Всем рулит коммерческий интерес политического класса страны. Именно через него в иностранное государство и заходит наш крупный инвестор, а уже как обеспечивающий это сервис прилагается политконсалтинг. То есть, проект зарубежный, но заказчиком политтехнолога выступает российский крупный бизнес. По моим наблюдениям, это самая рабочая модель.
Конечно, было бы здорово, если бы профессиональный цех объединил усилия и связи для продвижения бренда российского политконсалтинга на внешнем контуре. Это было бы полезно и для страны в целом.
Пётр Бычков: «Довольно наивно ожидать, что где-то в чужой стране в президентском офисе сидят и с нетерпением рассуждают: «Вот бы к нам приехали крутые русские ребята!» Это работает иначе.»
В ненапряжном эфире тг-каналу Процедуры & Ритуалы Пётр Бычков рассказал о работе российскихполитконсультантов в других странах.
— К сожалению, российские политтехнологи большей частью не имеют опыта работы на зарубежных выборах. По моим наблюдениям, наши консультанты получают зарубежные проекты одним из трёх способов.
Через нетворкинг — иностранный однокашник по РУДН или МГИМО занимает высокий пост в госаппарате своей страны и зовёт помочь с выборами. Не самая распространенная ситуация. Другой вариант — проект приходит от разных государственных внешнеполитических структур (МИД или другие суровые ведомства). Тоже несколькоэкзотический вариант получения заказа.
На мой же взгляд, самый распространённый вариант – это заход через крупный бизнес, у которого в той или иной части мира есть инвестиционный интерес. Довольно наивно ожидать, что где-то в чужой стране в президентском офисе сидят и с нетерпением рассуждают: «Вот бы к нам приехали крутые русские ребята!». Это работает иначе. Всем рулит коммерческий интерес политического класса страны. Именно через него в иностранное государство и заходит наш крупный инвестор, а уже как обеспечивающий это сервис прилагается политконсалтинг. То есть, проект зарубежный, но заказчиком политтехнолога выступает российский крупный бизнес. По моим наблюдениям, это самая рабочая модель.
Конечно, было бы здорово, если бы профессиональный цех объединил усилия и связи для продвижения бренда российского политконсалтинга на внешнем контуре. Это было бы полезно и для страны в целом.
The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. On Telegram’s website, it says that Pavel Durov “supports Telegram financially and ideologically while Nikolai (Duvov)’s input is technological.” Currently, the Telegram team is based in Dubai, having moved around from Berlin, London and Singapore after departing Russia. Meanwhile, the company which owns Telegram is registered in the British Virgin Islands.
from ca
