Число ученых, покинувших Россию после начала войны, измеряется тысячами. Так, согласно подсчетам издания «Новая газета Европа», основанным на анализе базы ORCID, которая содержит данные о 20 млн ученых по всему миру, место работы с российского на зарубежное за первые два года войны сменили минимум 2500 человек.
Сотрудник Карлова университета в Праге Дмитрий Дубровский оценивает исход ученых и вузовских преподавателей в 2–3% от их общего числа, то есть в 7–8 тысяч человек. По подсчетам сотрудника Висконсинского университета Михаила Соколова, сделанным на основе данных о надбавках сотрудникам НИУ ВШЭ за публикации в иностранных реферируемых журналах, то есть ученым, интегрированным в мировую науку, страну покинули около 30% из 855 таких научных работников.
Окончательный масштаб «утечки мозгов» станет понятен лишь через несколько лет — когда появятся данные по аффилиациям в научных публикациях. Но уже сейчас ясно, что Россия потеряла значительную часть того потенциала, который смогла нарастить в продуктивные для российской науки 2010-е годы.
Число ученых, покинувших Россию после начала войны, измеряется тысячами. Так, согласно подсчетам издания «Новая газета Европа», основанным на анализе базы ORCID, которая содержит данные о 20 млн ученых по всему миру, место работы с российского на зарубежное за первые два года войны сменили минимум 2500 человек.
Сотрудник Карлова университета в Праге Дмитрий Дубровский оценивает исход ученых и вузовских преподавателей в 2–3% от их общего числа, то есть в 7–8 тысяч человек. По подсчетам сотрудника Висконсинского университета Михаила Соколова, сделанным на основе данных о надбавках сотрудникам НИУ ВШЭ за публикации в иностранных реферируемых журналах, то есть ученым, интегрированным в мировую науку, страну покинули около 30% из 855 таких научных работников.
Окончательный масштаб «утечки мозгов» станет понятен лишь через несколько лет — когда появятся данные по аффилиациям в научных публикациях. Но уже сейчас ясно, что Россия потеряла значительную часть того потенциала, который смогла нарастить в продуктивные для российской науки 2010-е годы.
Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. In February 2014, the Ukrainian people ousted pro-Russian president Viktor Yanukovych, prompting Russia to invade and annex the Crimean peninsula. By the start of April, Pavel Durov had given his notice, with TechCrunch saying at the time that the CEO had resisted pressure to suppress pages criticizing the Russian government. During the operations, Sebi officials seized various records and documents, including 34 mobile phones, six laptops, four desktops, four tablets, two hard drive disks and one pen drive from the custody of these persons. On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. False news often spreads via public groups, or chats, with potentially fatal effects.
from ca
