Сборник задач по теологии

По контрасту можно назвать мышление о вере Ханса Кюнга, видящего в основе религиозной веры фундаментальное доверие реальности как в конечном итоге, в своей основе, дружественной человеку. Будучи эмпирически противоречивой и амбивалентной, реальность допускает в смысле такого основополагающего отношения к себе и «да», и «нет», оба обоснованные показуемым опытом. Вера это выбор из них «да».
Стремясь же верить в некоего конкретного Бога как прежде всего в Троицу (как в христианстве) или, наоборот, строгую монаду (как в исламе и ортодоксальном иудаизме), или по ещё какому-то образу, мы делаем предметом «предельной заботы» не реальность в её основе, а лишь язык для речи о ней, не фундаментальное, а локальное. Таким актом мы относим себя к адептам одной из множества единственных истин. В прибыль себе мы, конечно, получаем идентичность, но в области смысла терпим убыток. В язык нет смысла верить, языком нужно пользоваться. Здесь вполне кстати вспоминается разделение веры и утилитарности, проводимое автором «Манифеста».
Эта позиция, стоящим на которой ощущаю себя я, лежит в пространстве между религиозной ортодоксией и атеизмом. В этом же пространстве стоит и «ре-ортодоксия» о. Вячеслава: она так же рефлексивна и чувствительна к границам знания. В то же время мне было важно оговорить и специфику своей позиции, отличающую её от «ре-ортодоксии». Это можно продолжить и далее. К примеру, о. Вячеслав, разъясняя суть последней, пишет: «На вопрос «является ли Христос Богом?» один человек отвечает: «я решил, что является», а другой человек говорит: «за меня решила моя православная традиция, и мне проще согласиться с ней, чем сопротивляться». И в первом, и во втором случае мы видим достаточную степень осознанности, а значит, оба эти ответа ре-ортодоксальны». Я – третий человек, я сначала отвечаю вопросом на вопрос: «А что для Вас значит являться Богом?», и дальше в зависимости от позиции собеседника разговор может уже пойти по-разному. Во многом щадящий православного читателя по предполагаемым мною пастырским причинам «Манифест» о. Вячеслава в такое препарирование мышления не слишком заныривает. Но возможно разделение труда.
Опираясь на формулировку о. Вячеслава, я формулирую свою альтернативу.
Критическая позиция верующего – это осознание того, что многое в содержании традиции, в которой я практикую веру, взятое буквально, окажется невероятным, фантастичным, случайным, региональным и будет иметь против себя сильные, не сказать убийственные, аргументы. Осознавая это, я принимаю это содержание не как предмет веры, а как традиционный, исторически сложившийся язык веры, в который опрометчиво верить, но которым можно пользоваться, как пользуемся мы в жизни другими символами. В этом случае вместо убийственных контраргументов это содержание может получить смысл и понимание со стороны многих из тех, кто отказывал ему в каком-либо смысле. Верой же с критической позиции называется основополагающее и целожизненное «да» реальности, жизнь в которой провоцирует как подобное «да», так и подобное «нет». Можно даже сказать, что в этой противоречивой и лишённой гарантий реальности вера (кантовское «как если бы») и есть наиболее подходяший modus vivendi (образ жизни).

www.group-telegram.com/ca/sbornikzadachpoteologii.com/99

263 viewsedited  Dec 14 at 14:11

По контрасту можно назвать мышление о вере Ханса Кюнга, видящего в основе религиозной веры фундаментальное доверие реальности как в конечном итоге, в своей основе, дружественной человеку. Будучи эмпирически противоречивой и амбивалентной, реальность допускает в смысле такого основополагающего отношения к себе и «да», и «нет», оба обоснованные показуемым опытом. Вера это выбор из них «да».
Стремясь же верить в некоего конкретного Бога как прежде всего в Троицу (как в христианстве) или, наоборот, строгую монаду (как в исламе и ортодоксальном иудаизме), или по ещё какому-то образу, мы делаем предметом «предельной заботы» не реальность в её основе, а лишь язык для речи о ней, не фундаментальное, а локальное. Таким актом мы относим себя к адептам одной из множества единственных истин. В прибыль себе мы, конечно, получаем идентичность, но в области смысла терпим убыток. В язык нет смысла верить, языком нужно пользоваться. Здесь вполне кстати вспоминается разделение веры и утилитарности, проводимое автором «Манифеста».
Эта позиция, стоящим на которой ощущаю себя я, лежит в пространстве между религиозной ортодоксией и атеизмом. В этом же пространстве стоит и «ре-ортодоксия» о. Вячеслава: она так же рефлексивна и чувствительна к границам знания. В то же время мне было важно оговорить и специфику своей позиции, отличающую её от «ре-ортодоксии». Это можно продолжить и далее. К примеру, о. Вячеслав, разъясняя суть последней, пишет: «На вопрос «является ли Христос Богом?» один человек отвечает: «я решил, что является», а другой человек говорит: «за меня решила моя православная традиция, и мне проще согласиться с ней, чем сопротивляться». И в первом, и во втором случае мы видим достаточную степень осознанности, а значит, оба эти ответа ре-ортодоксальны». Я – третий человек, я сначала отвечаю вопросом на вопрос: «А что для Вас значит являться Богом?», и дальше в зависимости от позиции собеседника разговор может уже пойти по-разному. Во многом щадящий православного читателя по предполагаемым мною пастырским причинам «Манифест» о. Вячеслава в такое препарирование мышления не слишком заныривает. Но возможно разделение труда.
Опираясь на формулировку о. Вячеслава, я формулирую свою альтернативу.
Критическая позиция верующего – это осознание того, что многое в содержании традиции, в которой я практикую веру, взятое буквально, окажется невероятным, фантастичным, случайным, региональным и будет иметь против себя сильные, не сказать убийственные, аргументы. Осознавая это, я принимаю это содержание не как предмет веры, а как традиционный, исторически сложившийся язык веры, в который опрометчиво верить, но которым можно пользоваться, как пользуемся мы в жизни другими символами. В этом случае вместо убийственных контраргументов это содержание может получить смысл и понимание со стороны многих из тех, кто отказывал ему в каком-либо смысле. Верой же с критической позиции называется основополагающее и целожизненное «да» реальности, жизнь в которой провоцирует как подобное «да», так и подобное «нет». Можно даже сказать, что в этой противоречивой и лишённой гарантий реальности вера (кантовское «как если бы») и есть наиболее подходяший modus vivendi (образ жизни).

BY Сборник задач по теологии