Меду полизали, а сами пропали

В детстве, гуляя мимо Андреевского монастыря на Воробьевых горах, я видел на его стене табличку о том, что когда-то в нем находилось училище, послужившее основанию Славяно-греко-латинской академии. Потом, повзрослев и уже осмелившись гулять по дальнему центру, я увидел у входа в старое здание РГГУ на Никольской табличку о том, что здесь, на бывшей территории Заиконоспасского монастыря, располагалась сама Славяно-греко-латинская академия, первое высшее учебное заведение в России. Позже я изучал древние языки, занимался историей культур и, конечно же, меня интересовала ее составная часть － история образования. Всегда хотелось понять, как было устроено обучение в Славяно-греко-латинской академии, из которой вышли Ломоносов, архитектор Баженов, математик Магницкий, переводчик Кантемир, поэт Тредиаковский и другие выдающиеся деятели российской науки и культуры. Но тогда было сложнее с архивами, а это не являлось приоритетной темой моих увлечений. Сейчас же доступ к материалам архивов стал несравненно проще благодаря цифровым технологиям.

На изучение древностей я часто накладываю рамки семейной истории － так возникает ощущение сопричастности. Абстрактная история наполняется красками и обрастает конкретными деталями, через которые мне интереснее ее познавать и проще запомнить. Зная, что и мои скромные предки учились в академии, я обратился к отделу рукописей РГБ. В фонде архива Московской славяно-греко-латинской академии, в делах Правления академии, я нашел в латинском каталоге 146 учеников риторики (среднее отделение) за 1802 год своего пра(5)деда Якова Веселовского (указан как Jacobus Veselovsky), а в ведомости 25 студентов, четвертый год слушающих философское учение (высшее отделение), за 1808 год своего пра(4)деда по другой линии Григория Бардова, впоследствии окончившего богословский класс. Но что же изучали студенты и ученики богословия, философии и риторики?

В ту пору академия находилась в ведении митрополита Платона (Левшина). Как писал о. Сергий Смирнов (1855), при Платоне совершился наконец отход от Аристотеля и схоластики, на которых зиждилось обучение до того. Тут стоит призадуматься － спустя две тысячи лет после кончины Аристотеля он все еще оставался незыблемой скалой всей отечественной системы научного знания. После 1802 года при изучении богословия главным руководством стала книга Иринея Фальковского Theologiae Christianae compendium, основанная на системе Феофана Прокоповича, стремившегося отказаться от уз схоластики. В области философии стало наконец сказываться влияние Декарта, Бэкона и ученика Лейбница Христиана фон Вольфа. Павел I писал Платону: «Несказанно расширилось и возросло учение светское с тех времен, как ревнующий по правде поборник Картезий, отложась от порабощения Аристотельского, любопытствующий разум на путь явственного и бодрствующего исследования поставил. Взошло новое светило; представилися науки в новом прекрасном виде и привлекли к себе множество любителей, коих до того распростертая по ученому владычеству темнота от них удаляла». Основным учебным руководством теперь служило пособие Фридриха Христиана Баумейстера, ученика Вольфа. Начали изучать и физику по книгам специалистов по электричеству Иоганна Генриха Винклера и Питера ван Мушенбрука, а также Леонарда Эйлера, Пьера Гассенди и Матюрена-Жака Бриссона.

Что касается класса риторики, то там также изучали всеобщую историю и географию, читали речи Цицерона, Марка-Антуана Мюре, Плиния, Лактанция, письма Иеронима и речи Ломоносова. Главным руководством была риторика Иоганна Фридриха Бурга. В классе требовалось говорить на латыни, если кто-то нарушал это правило, то должен был по памяти прочитать учителю несколько стихов － иногда до 100 － из Овидия, Горация или Ломоносова. Не знаю, правда, читали ли они этот стишок Ломоносова, написанный им в бытность учеником академии:

Услышали мухи
Медовые духи,
Прилетевши, сели,
В радости запели.
Егда стали ясти,
Попали в напасти,
Увязли бо ноги.
Ах! — плачут убоги, —
Меду полизали,
А сами пропали.

В наше смутное время надо не спать, быть на страже, строчить доносы и все время кого-то разоблачать. Так можно выслужиться по чинам и получить медаль. Берите пример с меня. Я вот намедни разоблачил зловредный учебник. А сейчас скрепно разоблачил русофобский заговор, закравшийся в недра самого Пушкинского музея. (См. пост ниже.) Там нашего природного русака генерала Будаевского обозвали поляком и отправили на службу к захватчику Наполеону! Это что же такое творится, братцы мои. Так можно дойти и до того, что Мединского － упаси бог － обозвать украинским дипломатом, а генерала, скажем, Герасимова отправить на службу к Зеленскому. Ужасть, жуть и мрак.

Кто эта дама с лирой?

Писатель и культуролог Илья Фальковский в своем интервью для канала «Знать» разоблачил неправильную атрибуцию знаменитой картины из постоянной экспозиции Пушкинского музея.

Заведующая отделом искусства старых мастеров Анна Сулимова атрибутировала картину «Дама с Лирой» как полотно французского художника Огюста Луи Жан-Батиста Ривьера, и утверждает, что на ней изображена Жозефина Вильгельмина Будаевская, жена польского генерала на службе у Наполеона.

Фальковский заявляет, что это не так. Его родственник, генерал Сергей Александрович Будаевский, был русским офицером и служил российским императорам, а не Наполеону. Его жену действительно звали Жозефина Вильгельмина, но она жила на 100 лет позже даты создания портрета (1806 год).

Илья Леонидович отметил, что Жозефина Вильгельмина Будаевская (урожденная Кокен фон Гринбладт) была дочерью Леонтины Ривьер, которая, в свою очередь, была дочерью художника Ривьера. А бабушка Жозефины, Антуанетта Элен де Ривьер, считается незаконнорожденной дочерью графа Николая Николаевича Головина.

Так что на картине могла быть запечатлена бабушка Жозефины Вильгельмины или ещё кто-то из родственников. Но это всего лишь предположение, точно одно － модель на портрете вовсе не Жозефина Вильгельмина Будаевская. По мнению Фальковского, сотрудники музея не удосужились даже провести простейший поиск в Google.

Редакция в замешательстве и ждёт продолжения этих искусствоведческих дебатов.