Cinema Critique

А сегодня давайте вспомним, чем ценен «Носферату» Вернера Херцога в смысле эстетической претензии

Разумеется, Херцог отдавал дань уважения шедевру Фридриха Вильгельма Мурнау, намеренно ссылаясь на него в отдельных визуальных решениях, но и с успехом развивал магистральный тезис своего творчества – конфликт природы и цивилизации, стихии и человека.

Носферату здесь – уже не абсолютное зло, но трагическая фигура, вампир, издыхающий от жажды в подчёркнуто выцветшем, опустошённом, истлевающем мире.

То есть даже в линии с Люси (в блистательном исполнении Изабель Аджани, освоившей технику немецкого экспрессионизма) между ней и графом возникает подлинное эротическое напряжение; в сцене, где Носферату наконец припадает к её шее, раскрывается мотив освобождения, избавления – ведь граф с первыми лучами солнца прерывает агонию вечной жизни, а Люси избавляется от терзающего её ночного кошмара.

Вообще, на аудиовизуальном уровне, «Призрак ночи» снят как чей-то двухчасовой ночной кошмар – так Херцог на примере нравственного разложения человечества выстраивает масштабную эсхатологическую фреску.

Здесь же и кадры пира во время чумы, и эпизоды с заполонившими город крысами, и финальный образ с вновь сеющим смерть всадником апокалипсиса; вампир умирает, но он же и единственный, кто здесь спасается.

Ведь по Херцогу, кровь сообщества, инфицированная всеми буржуазными пороками надвигающегося индустриализма, забивает пересохшие артерии цивилизации липкой субстанцией обречённости, тревоги и ужаса.

Вероятно, это одно из самых страшных и гнетущих высказываний в карьере постановщика – Фридрих Вильгельм Мурнау мог бы гордиться.

#Разбор

www.group-telegram.com/us/cinemacritique.com/11740

5.8K viewsАлександр Гофман, edited  Jan 15 at 13:19

А сегодня давайте вспомним, чем ценен «Носферату» Вернера Херцога в смысле эстетической претензии

Разумеется, Херцог отдавал дань уважения шедевру Фридриха Вильгельма Мурнау, намеренно ссылаясь на него в отдельных визуальных решениях, но и с успехом развивал магистральный тезис своего творчества – конфликт природы и цивилизации, стихии и человека.

Носферату здесь – уже не абсолютное зло, но трагическая фигура, вампир, издыхающий от жажды в подчёркнуто выцветшем, опустошённом, истлевающем мире.

То есть даже в линии с Люси (в блистательном исполнении Изабель Аджани, освоившей технику немецкого экспрессионизма) между ней и графом возникает подлинное эротическое напряжение; в сцене, где Носферату наконец припадает к её шее, раскрывается мотив освобождения, избавления – ведь граф с первыми лучами солнца прерывает агонию вечной жизни, а Люси избавляется от терзающего её ночного кошмара.

Вообще, на аудиовизуальном уровне, «Призрак ночи» снят как чей-то двухчасовой ночной кошмар – так Херцог на примере нравственного разложения человечества выстраивает масштабную эсхатологическую фреску.

Здесь же и кадры пира во время чумы, и эпизоды с заполонившими город крысами, и финальный образ с вновь сеющим смерть всадником апокалипсиса; вампир умирает, но он же и единственный, кто здесь спасается.

Ведь по Херцогу, кровь сообщества, инфицированная всеми буржуазными пороками надвигающегося индустриализма, забивает пересохшие артерии цивилизации липкой субстанцией обречённости, тревоги и ужаса.

Вероятно, это одно из самых страшных и гнетущих высказываний в карьере постановщика – Фридрих Вильгельм Мурнау мог бы гордиться.

#Разбор

BY Cinema Critique