Друг ситный

– Пленных мы не обижали. Правда, сапогами менялись. Наши-то ужасные были сапоги – собачий свист, а не обувь, тьфу ты, – а у немцев хорошие. А еще очень сильно хотелось спать. Научился спать стоя, как слон. Идешь и спишь, – рассказывал дед о войне.
– А страшно было? – спрашивал я, еще совсем маленький, котом сидевший на больших дедовских коленях.
– Было сынку, – невозмутимо отвечал дед.
– И что же вы?
– А ничего. Что мы? – дед посмеивался. – Воевали.

Рассматривая фото, я начал сомневаться, что дед не слукавил, сказав это “было сынку”. Ляпнул, чтобы не показаться позером. Слишком ярко и лучисто смотрел. Он делал это даже в редкие дни позора, когда моя бабушка – крепкая, раньше очень красивая женщина с хитрецой – увозила хмельного деда от приятеля. Чтобы его усовестить – везла по селу в самодельной тачанке с высокими бортами. Дед выглядывал оттуда, будто из башни Т-34. Бабушка с силой толкала вперед длинную жердь-оглоблю – “гиляку”, как называли ее на Украине и кричала: “Дивіться, який герой! Чи не соромно тобі Старий біс?”. Дед причитал, похохатывал, театрально охал, но и на житейских кочках не терял этого взгляда, запечатленного когда-то в освобожденном городе.

Вероятно, с этим взглядом он и помер – старый, былинный, наполненный днями. Его погребли в парадном костюме с орденской планкой.

Современного человека пытаются атомизировать не только вширь, чтобы он не ощущал себя частью народа со всеми его радостями и печалями, красотой и уродством. Но и вглубь. Словно никогда и нигде не было этих печников, бондарей, сержантов Красной Армии — множества людей, составляющими с нами один род. А всегда были , есть и будут только менеджер проектов Петя или журналист Саша или художник Ирина. Когда ты смотришь в мутную воду и ничего не видишь кроме своего размытого отражения, а под водой, меж тем, Китеж град. Он есть один общий и у каждого свой.

www.group-telegram.com/cn/Drugsitny.com/790

484 viewsDec 15 at 18:00

– Пленных мы не обижали. Правда, сапогами менялись. Наши-то ужасные были сапоги – собачий свист, а не обувь, тьфу ты, – а у немцев хорошие. А еще очень сильно хотелось спать. Научился спать стоя, как слон. Идешь и спишь, – рассказывал дед о войне.
– А страшно было? – спрашивал я, еще совсем маленький, котом сидевший на больших дедовских коленях.
– Было сынку, – невозмутимо отвечал дед.
– И что же вы?
– А ничего. Что мы? – дед посмеивался. – Воевали.

Рассматривая фото, я начал сомневаться, что дед не слукавил, сказав это “было сынку”. Ляпнул, чтобы не показаться позером. Слишком ярко и лучисто смотрел. Он делал это даже в редкие дни позора, когда моя бабушка – крепкая, раньше очень красивая женщина с хитрецой – увозила хмельного деда от приятеля. Чтобы его усовестить – везла по селу в самодельной тачанке с высокими бортами. Дед выглядывал оттуда, будто из башни Т-34. Бабушка с силой толкала вперед длинную жердь-оглоблю – “гиляку”, как называли ее на Украине и кричала: “Дивіться, який герой! Чи не соромно тобі Старий біс?”. Дед причитал, похохатывал, театрально охал, но и на житейских кочках не терял этого взгляда, запечатленного когда-то в освобожденном городе.

Вероятно, с этим взглядом он и помер – старый, былинный, наполненный днями. Его погребли в парадном костюме с орденской планкой.

Современного человека пытаются атомизировать не только вширь, чтобы он не ощущал себя частью народа со всеми его радостями и печалями, красотой и уродством. Но и вглубь. Словно никогда и нигде не было этих печников, бондарей, сержантов Красной Армии — множества людей, составляющими с нами один род. А всегда были , есть и будут только менеджер проектов Петя или журналист Саша или художник Ирина. Когда ты смотришь в мутную воду и ничего не видишь кроме своего размытого отражения, а под водой, меж тем, Китеж град. Он есть один общий и у каждого свой.

BY Друг ситный