Таким образом уже на первых ступенях знакомства с психоанализом я был поражен разобщенностью между разными его представителями — разобщенностью, граничащей с нетерпимостью и порой проявляющей себя в откровенно пренебрежительных жестах или высказываниях в адрес друг друга. Эта проблема на сегодняшний день представляется мне примечательной даже не в аспекте этики, хотя и он также немаловажен. Главное в другом. Такие люди как будто отрицают или игнорируют факт, упоминавшийся мной чуть выше: за весь период существования и развития нового учения ни одна из его ветвей не смогла доказать своих преимуществ перед другими, точно так же как ни одна не была однозначно обесценена. Когда я рассказываю студентам нашего института о том или ином феномене в концепциях разных авторов, часто противоречащих друг другу, мне порой задают вопрос: «А как на самом деле?» На это я могу ответить лишь одно: «Смотря с чьей точки зрения». Психоаналитическое знание не может быть объективно подтверждено, верифицировано, поскольку психоанализ — герменевтическая наука, наука, основанная на интерпретации, на толковании, в ее основе лежит принцип беспрецедентности, и даже называть это знание знанием, строго говоря, не вполне корректно. Речь идет скорее о верованиях, которые можно упрямо отстаивать, но нельзя ни опровергнуть, ни доказать. Мне часто приходится повторять общеизвестное: нет консенсуса по поводу того, чем в большей степени является психоанализ — наукой, искусством или же религиозным течением особого рода. В моем личном понимании он есть прежде всего искусство, один из его жанров. Отнести его к разряду научных дисциплин я бы по понятным причинам не рискнул; еще Серджио Бенвенуто резонно заметил, что научная психология внутреннего мира невозможна. Но его не случайно иногда называют и религией, которая в начале ХХ века захватила позиции, оставленные ослабевшим христианством. Приверженца Фрейда и сторонника Кохута, эго-психолога и кляйнианца так же непросто привести к согласию по поводу ключевых моментов их веры, как, например, магометанина и иудаиста. При этом аналитики бывают нетерпимы к своим «как-бы-коллегам» куда сильнее, чем, например, к тем, кто не принимает психоанализ вообще и вслед за Владимиром Набоковым называет Фрейда венским шарлатаном: это люди из другого космоса, с них спрос невелик, а вот те, кто, подобно нам, называет себя психоаналитиками, претендуют на часть мира, который по праву принадлежит нам. Это сродни феномену «нарциссизма малых раз-личий»: моим врагом становится не тот, кто вообще другой, нежели я, а тот, кто почти такой же, но чуть-чуть другой, и готов отстаивать именно это «чуть-чуть». Он поет те же псалмы, что и я, но не на ла-тыни, а по-французски — и католики режут гугенотов. Он кланяется Христу, как и я, однако осеняет себя двуперстным, а не трехперстным знамением — и никонианцы истребляют староверов. Языком психологии самости можно сказать, что между группами людей ведется ожесточенная борьба за сохранность собственного грандиозного Я, борьба, необходимость которой обусловлена не столько реальностью, сколько нарциссической уязвимостью и рождаемыми ею деструктивными фантазиями. В этом смысле психоанализ достаточно религиозен. Человек пребывает в состоянии вечного голода по идентичности, а идентифицировать себя как православного христианина, или католика, или буддиста не в пример легче, чем как подлинно верующего. Поэтому порой трудно выговорить слова «я психоаналитик»: это легко дается только новичкам. Гораздо проще произнести, например, «Я — специалист кляйнианского направления», или «я — лаканист».
Разговор с супервизором, или дорога в Авиньон / Д.С. Рождественский. — Ижевск: ERGO, 2023. — 192 с. — (Серия «Линии психоанализа»).
Таким образом уже на первых ступенях знакомства с психоанализом я был поражен разобщенностью между разными его представителями — разобщенностью, граничащей с нетерпимостью и порой проявляющей себя в откровенно пренебрежительных жестах или высказываниях в адрес друг друга. Эта проблема на сегодняшний день представляется мне примечательной даже не в аспекте этики, хотя и он также немаловажен. Главное в другом. Такие люди как будто отрицают или игнорируют факт, упоминавшийся мной чуть выше: за весь период существования и развития нового учения ни одна из его ветвей не смогла доказать своих преимуществ перед другими, точно так же как ни одна не была однозначно обесценена. Когда я рассказываю студентам нашего института о том или ином феномене в концепциях разных авторов, часто противоречащих друг другу, мне порой задают вопрос: «А как на самом деле?» На это я могу ответить лишь одно: «Смотря с чьей точки зрения». Психоаналитическое знание не может быть объективно подтверждено, верифицировано, поскольку психоанализ — герменевтическая наука, наука, основанная на интерпретации, на толковании, в ее основе лежит принцип беспрецедентности, и даже называть это знание знанием, строго говоря, не вполне корректно. Речь идет скорее о верованиях, которые можно упрямо отстаивать, но нельзя ни опровергнуть, ни доказать. Мне часто приходится повторять общеизвестное: нет консенсуса по поводу того, чем в большей степени является психоанализ — наукой, искусством или же религиозным течением особого рода. В моем личном понимании он есть прежде всего искусство, один из его жанров. Отнести его к разряду научных дисциплин я бы по понятным причинам не рискнул; еще Серджио Бенвенуто резонно заметил, что научная психология внутреннего мира невозможна. Но его не случайно иногда называют и религией, которая в начале ХХ века захватила позиции, оставленные ослабевшим христианством. Приверженца Фрейда и сторонника Кохута, эго-психолога и кляйнианца так же непросто привести к согласию по поводу ключевых моментов их веры, как, например, магометанина и иудаиста. При этом аналитики бывают нетерпимы к своим «как-бы-коллегам» куда сильнее, чем, например, к тем, кто не принимает психоанализ вообще и вслед за Владимиром Набоковым называет Фрейда венским шарлатаном: это люди из другого космоса, с них спрос невелик, а вот те, кто, подобно нам, называет себя психоаналитиками, претендуют на часть мира, который по праву принадлежит нам. Это сродни феномену «нарциссизма малых раз-личий»: моим врагом становится не тот, кто вообще другой, нежели я, а тот, кто почти такой же, но чуть-чуть другой, и готов отстаивать именно это «чуть-чуть». Он поет те же псалмы, что и я, но не на ла-тыни, а по-французски — и католики режут гугенотов. Он кланяется Христу, как и я, однако осеняет себя двуперстным, а не трехперстным знамением — и никонианцы истребляют староверов. Языком психологии самости можно сказать, что между группами людей ведется ожесточенная борьба за сохранность собственного грандиозного Я, борьба, необходимость которой обусловлена не столько реальностью, сколько нарциссической уязвимостью и рождаемыми ею деструктивными фантазиями. В этом смысле психоанализ достаточно религиозен. Человек пребывает в состоянии вечного голода по идентичности, а идентифицировать себя как православного христианина, или католика, или буддиста не в пример легче, чем как подлинно верующего. Поэтому порой трудно выговорить слова «я психоаналитик»: это легко дается только новичкам. Гораздо проще произнести, например, «Я — специалист кляйнианского направления», или «я — лаканист».
Разговор с супервизором, или дорога в Авиньон / Д.С. Рождественский. — Ижевск: ERGO, 2023. — 192 с. — (Серия «Линии психоанализа»).
Official government accounts have also spread fake fact checks. An official Twitter account for the Russia diplomatic mission in Geneva shared a fake debunking video claiming without evidence that "Western and Ukrainian media are creating thousands of fake news on Russia every day." The video, which has amassed almost 30,000 views, offered a "how-to" spot misinformation. The SC urges the public to refer to the SC’s I nvestor Alert List before investing. The list contains details of unauthorised websites, investment products, companies and individuals. Members of the public who suspect that they have been approached by unauthorised firms or individuals offering schemes that promise unrealistic returns "The argument from Telegram is, 'You should trust us because we tell you that we're trustworthy,'" Maréchal said. "It's really in the eye of the beholder whether that's something you want to buy into." Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. Ukrainian forces have since put up a strong resistance to the Russian troops amid the war that has left hundreds of Ukrainian civilians, including children, dead, according to the United Nations. Ukrainian and international officials have accused Russia of targeting civilian populations with shelling and bombardments.
from cn