Свежий @kashinplus (полный текст и аудио - для подписчиков; подписывайтесь):
Будущее наступило, и прав оказался пессимист, велодорожка привела в несвободу (Павел Каныгин вообще называет нынешнюю Москву тюрьмой), и значит, прежний спор разрешен, а если заводить новый — насколько убедителен в нем будет эмигрант, уговаривающий москвичей не ездить по велодорожкам и не участвовать в «Московском долголетии»? Это уже чистая басня Крылова «Лиса и виноград»; если люди, которым недоступны блага похорошевшей Москвы, уговаривают не пользоваться ими тех, кому они доступны, тут никакой правоты быть не может. Эмигрант, которому не все равно, чем там пользуются москвичи, расписывается в собственном несчастье, основанном на потребности в моральной правоте, искать которую почему-то удобнее в обличительном диалоге с теми, кто остался. Будущее, каким оно виделось с велодорожки 2012 года, действительно могло быть светлым. Сейчас — существуют ли вообще оптимисты? Общим местом с какого-то момента стало говорить, что путинизм навсегда, но что такое навсегда — так и будут, что ли, строить метро, пока очередная ветка не дойдет до Петербурга? А даже если дойдет, спросите Ивана Ивановича, уверен ли он, что увидит конечную станцию своими глазами, он ведь и сам, скорее всего, отлучался из Москвы осенью 2022, опасаясь быть мобилизованным — тогда оказалось, что уехал не навсегда, через полгода тихо вернулся, но будет вторая волна, и он либо уедет опять, либо (не будем его идеализировать) включит фаталиста и уедет в один конец под Покровск, и оба варианта своего персонального будущего Иван Иванович, глядя на билборды с героями, прокручивает в голове в такт с педалями. Речь ведь не о том, станет его жизнь лучше или хуже, бесспорно, что хуже — вопрос, когда. Безоблачных версий будущего у Ивана Ивановича нет, и стоит ли его уговаривать идти в мрачное завтра пешком, игнорируя велодорожку — зачем, чтобы Павлу Каныгину было приятнее? Ерунда ведь.
Свежий @kashinplus (полный текст и аудио - для подписчиков; подписывайтесь):
Будущее наступило, и прав оказался пессимист, велодорожка привела в несвободу (Павел Каныгин вообще называет нынешнюю Москву тюрьмой), и значит, прежний спор разрешен, а если заводить новый — насколько убедителен в нем будет эмигрант, уговаривающий москвичей не ездить по велодорожкам и не участвовать в «Московском долголетии»? Это уже чистая басня Крылова «Лиса и виноград»; если люди, которым недоступны блага похорошевшей Москвы, уговаривают не пользоваться ими тех, кому они доступны, тут никакой правоты быть не может. Эмигрант, которому не все равно, чем там пользуются москвичи, расписывается в собственном несчастье, основанном на потребности в моральной правоте, искать которую почему-то удобнее в обличительном диалоге с теми, кто остался. Будущее, каким оно виделось с велодорожки 2012 года, действительно могло быть светлым. Сейчас — существуют ли вообще оптимисты? Общим местом с какого-то момента стало говорить, что путинизм навсегда, но что такое навсегда — так и будут, что ли, строить метро, пока очередная ветка не дойдет до Петербурга? А даже если дойдет, спросите Ивана Ивановича, уверен ли он, что увидит конечную станцию своими глазами, он ведь и сам, скорее всего, отлучался из Москвы осенью 2022, опасаясь быть мобилизованным — тогда оказалось, что уехал не навсегда, через полгода тихо вернулся, но будет вторая волна, и он либо уедет опять, либо (не будем его идеализировать) включит фаталиста и уедет в один конец под Покровск, и оба варианта своего персонального будущего Иван Иванович, глядя на билборды с героями, прокручивает в голове в такт с педалями. Речь ведь не о том, станет его жизнь лучше или хуже, бесспорно, что хуже — вопрос, когда. Безоблачных версий будущего у Ивана Ивановича нет, и стоит ли его уговаривать идти в мрачное завтра пешком, игнорируя велодорожку — зачем, чтобы Павлу Каныгину было приятнее? Ерунда ведь.
Investors took profits on Friday while they could ahead of the weekend, explained Tom Essaye, founder of Sevens Report Research. Saturday and Sunday could easily bring unfortunate news on the war front—and traders would rather be able to sell any recent winnings at Friday’s earlier prices than wait for a potentially lower price at Monday’s open. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. In addition, Telegram now supports the use of third-party streaming tools like OBS Studio and XSplit to broadcast live video, allowing users to add overlays and multi-screen layouts for a more professional look.
from cn
