This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
«Я клоун, для меня орган — это слишком мощно и серьезно. Голос Бога для меня скорее в тишине. Такой, какая была в деревне, где жила моя бабушка, когда на нее опускался туман, в котором не было видно ничего», — знаменитый театральный и цирковой постановщик, режиссер церемонии закрытия Олимпиады в Сочи, Даниеле Финци Паска об абсолютном безмолвии, в котором слышен Бог.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Сегодня 230 лет со дня рождения Александра Сергеевича Грибоедова, одного из самых талантливых и умных людей своего времени. Стихам его «Горя от ума» Пушкин сразу пророчески предрек «половина – должны войти в пословицу». Так и получилось. Кто не использовал этих выражений:
Счастливые часов не наблюдают
Служить бы рад, прислуживаться тошно
Свежо предание, а верится с трудом
И дым Отечества нам сладок и приятен!
Блажен, кто верует, тепло ему на свете!
Злые языки страшнее пистолета
Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь
Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским
А судьи кто?
Карету мне, карету!
В «Белой студии» Николай Николаевич Добронравов признавался, что влюбился в «Горе от ума» в восемь лет и в девять выучил поэму наизусть.
Для меня же главными о Грибоедове стали слова его жены-красавицы Нины Чавчавадзе, которые по ее пожеланию были написаны на могиле Александра Сергеевича. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!»
Счастливые часов не наблюдают
Служить бы рад, прислуживаться тошно
Свежо предание, а верится с трудом
И дым Отечества нам сладок и приятен!
Блажен, кто верует, тепло ему на свете!
Злые языки страшнее пистолета
Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь
Господствует еще смешенье языков: французского с нижегородским
А судьи кто?
Карету мне, карету!
В «Белой студии» Николай Николаевич Добронравов признавался, что влюбился в «Горе от ума» в восемь лет и в девять выучил поэму наизусть.
Для меня же главными о Грибоедове стали слова его жены-красавицы Нины Чавчавадзе, которые по ее пожеланию были написаны на могиле Александра Сергеевича. «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя!»
Должно быть, красный…
Не знаю, почему, но меня всегда завораживает момент, когда в кинозале начинает гаснуть свет. Наступает тишина, а затем занавес — должно быть, красный — медленно раздвигается. И открывает дверь в иной мир.
Дэвид Линч
Не знаю, почему, но меня всегда завораживает момент, когда в кинозале начинает гаснуть свет. Наступает тишина, а затем занавес — должно быть, красный — медленно раздвигается. И открывает дверь в иной мир.
Дэвид Линч
«Это фильм о том, как власть попадает в руки человека незрелого. Незрелого духовно, умственно, сердечно. И эта «плазма» власти, она и его самого прожигает». Вадим Абдрашитов, режиссер фильма «Плюмбум, или Опасная игра» — одной из ключевых картин позднесоветского «кино морального беспокойства», о границе между принципиальностью и жестокостью.
Сегодня Вадиму Юсуповичу исполнилось бы 80 лет. Но его кино современно, оно и сегодня — ориентир для молодых. Например, Андрей Першин (Жора Крыжовников) признавался, что именно Руслан из «Плюмбума» повлиял на то, каким стал Андрей Пальто из «Слова пацана» (собственно, и само его пальто с плеча героя Абдрашитова).
Сегодня Вадиму Юсуповичу исполнилось бы 80 лет. Но его кино современно, оно и сегодня — ориентир для молодых. Например, Андрей Першин (Жора Крыжовников) признавался, что именно Руслан из «Плюмбума» повлиял на то, каким стал Андрей Пальто из «Слова пацана» (собственно, и само его пальто с плеча героя Абдрашитова).
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
«Я, грешный, должен употребить все силы, чтобы прийти к Замыслу. Вернуться к себе». Петр Мамонов в «Белой студии».
С Крещением!❄️
С Крещением!❄️
Сегодня 105 лет со дня рождения Федерико Феллини. Вспоминаем, что говорили о режиссере и его важнейших картинах герои «Белой студии».
Андрей Кончаловский: Качество изображения еще не определяет качество фильма, а качество фильма нельзя узнать заранее. Недаром Феллини пускал всех на съемочную площадку. Никаких секретов не было у него. Он любил выступать на публике, всегда стояли корреспонденты, какие-то обожатели… Он был артистичен, как Мейерхольд, который делал из репетиций спектакли. Но когда начинался монтаж, Феллини не пускал никого. Никого! Почему? Потому что был чрезвычайно взволнован и нервничал. Он говорил, что это тот момент, когда фильм тебе смотрит в глаза. А до этого ты просто пытаешься создать некие кусочки реальности.
Марк Захаров: В свое время такие артхаусные вещи, как «Восемь с половиной» Феллини с музыкой Нино Рота настроили меня на какой-то творческий лад. Этот фильм – хоровод. Твой, который принадлежит тебе, куда входят твои одноклассники, однокурсники, женщины, любимые, полулюбимые, нравящиеся, друзья. Потом, правда, он становится поменьше... Я сейчас впаду в грусть и сентиментальность и скажу, что к концу жизни у человека, наверное, этот хоровод уменьшается, но к нему надо относиться с большим уважением и понимать, что это твое продолжение.
Сергей Юрский: Финал фильма «Восемь с половиной», эта группа клоунов с мальчиком, – автопортрет режиссера в детстве, его мечта, которая склеивает этот развалившийся мир, – трогал меня не только как зрителя, но и так, как будто это отчасти про меня. Это обязательно для восприятия искусства. Если человек чувствует, что искусство как-то задевает его внутренние струны – любимые, нелюбимые или спрятанные, – тогда и возникает этот самый ответ. В фильме «Восемь с половиной» для меня возникает прямое касание.
Вячеслав Полунин: Со всем, что сказал Феллини, я уже согласен с самого начала. Все, что он снял, – это для меня миры, которые как будто я создал, как будто я в них живу. Несколько кусков из «Амаркорда» или из «Клоунов», «Дороги» – для меня такие иконы. Я думаю, он как раз так и снимал фильмы: поставит какую-то штуку и начнет вокруг нее обживать пространство со своими персонажами. И вот с ними вместе там колдует радостно.
У Феллини есть такая фраза, что настоящий клоун заставляет пьяницу пить, художника – хвататься за краски, прачку – бежать стирать. То есть все исполняют свое предназначение, пробуждаются к жизни и захлебываются ею. Получается, что клоун – существо не из реальности, а высшего порядка.
Евгений Миронов: Фильм «Амаркорд» для меня – это про детство. Во всей своей чистоте. Весь Феллини – это детство, в душе он остался ребенком, он тот мальчик в финале «Восемь с половиной», который вырос и стал снимать кино.
Денис Мацуев: Фильм «Репетиция оркестра» подтверждает, что без чувства локтя, без честности, без девиза «не обижай» невозможно существовать не только в коллективе, а вообще в стране и даже на Земле. Феллини предвидел в этой картине, что мир станет более жестоким. Темпоритм изменился… Теперь ведь даже «я тебя люблю» скорее в смс напишут, нежели в глаза скажут, понимаете?
Роман Виктюк: Сны – это те щели, которые космос нам приоткрывает и позволяет туда заглянуть. Вот Феллини видел это. И это и есть истина – он не врал, не придумывал и не создавал счастье искусства. Он ощутил этот поток и жизненно превратил его в кусочки ленты.
Юрий Соломин: «Ночи Кабирии» – лучший фильм о любви человеческой. Как она смотрит в конце! В глаза Джульетты Мазины невозможно смотреть, у меня до сих пор ком в горле, когда вижу ее.
Александр Зацепин: Я несколько раз смотрел «Ночи Кабирии», мне всегда финал очень нравился. Казалось, жизнь кончилась, она идет и плачет, а люди вокруг смеются, поют веселые песни… И она заражается этим весельем. И жизнь продолжается.
Андрей Кончаловский: Качество изображения еще не определяет качество фильма, а качество фильма нельзя узнать заранее. Недаром Феллини пускал всех на съемочную площадку. Никаких секретов не было у него. Он любил выступать на публике, всегда стояли корреспонденты, какие-то обожатели… Он был артистичен, как Мейерхольд, который делал из репетиций спектакли. Но когда начинался монтаж, Феллини не пускал никого. Никого! Почему? Потому что был чрезвычайно взволнован и нервничал. Он говорил, что это тот момент, когда фильм тебе смотрит в глаза. А до этого ты просто пытаешься создать некие кусочки реальности.
Марк Захаров: В свое время такие артхаусные вещи, как «Восемь с половиной» Феллини с музыкой Нино Рота настроили меня на какой-то творческий лад. Этот фильм – хоровод. Твой, который принадлежит тебе, куда входят твои одноклассники, однокурсники, женщины, любимые, полулюбимые, нравящиеся, друзья. Потом, правда, он становится поменьше... Я сейчас впаду в грусть и сентиментальность и скажу, что к концу жизни у человека, наверное, этот хоровод уменьшается, но к нему надо относиться с большим уважением и понимать, что это твое продолжение.
Сергей Юрский: Финал фильма «Восемь с половиной», эта группа клоунов с мальчиком, – автопортрет режиссера в детстве, его мечта, которая склеивает этот развалившийся мир, – трогал меня не только как зрителя, но и так, как будто это отчасти про меня. Это обязательно для восприятия искусства. Если человек чувствует, что искусство как-то задевает его внутренние струны – любимые, нелюбимые или спрятанные, – тогда и возникает этот самый ответ. В фильме «Восемь с половиной» для меня возникает прямое касание.
Вячеслав Полунин: Со всем, что сказал Феллини, я уже согласен с самого начала. Все, что он снял, – это для меня миры, которые как будто я создал, как будто я в них живу. Несколько кусков из «Амаркорда» или из «Клоунов», «Дороги» – для меня такие иконы. Я думаю, он как раз так и снимал фильмы: поставит какую-то штуку и начнет вокруг нее обживать пространство со своими персонажами. И вот с ними вместе там колдует радостно.
У Феллини есть такая фраза, что настоящий клоун заставляет пьяницу пить, художника – хвататься за краски, прачку – бежать стирать. То есть все исполняют свое предназначение, пробуждаются к жизни и захлебываются ею. Получается, что клоун – существо не из реальности, а высшего порядка.
Евгений Миронов: Фильм «Амаркорд» для меня – это про детство. Во всей своей чистоте. Весь Феллини – это детство, в душе он остался ребенком, он тот мальчик в финале «Восемь с половиной», который вырос и стал снимать кино.
Денис Мацуев: Фильм «Репетиция оркестра» подтверждает, что без чувства локтя, без честности, без девиза «не обижай» невозможно существовать не только в коллективе, а вообще в стране и даже на Земле. Феллини предвидел в этой картине, что мир станет более жестоким. Темпоритм изменился… Теперь ведь даже «я тебя люблю» скорее в смс напишут, нежели в глаза скажут, понимаете?
Роман Виктюк: Сны – это те щели, которые космос нам приоткрывает и позволяет туда заглянуть. Вот Феллини видел это. И это и есть истина – он не врал, не придумывал и не создавал счастье искусства. Он ощутил этот поток и жизненно превратил его в кусочки ленты.
Юрий Соломин: «Ночи Кабирии» – лучший фильм о любви человеческой. Как она смотрит в конце! В глаза Джульетты Мазины невозможно смотреть, у меня до сих пор ком в горле, когда вижу ее.
Александр Зацепин: Я несколько раз смотрел «Ночи Кабирии», мне всегда финал очень нравился. Казалось, жизнь кончилась, она идет и плачет, а люди вокруг смеются, поют веселые песни… И она заражается этим весельем. И жизнь продолжается.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Юра Борисов о том, что чудеса есть. А смерти нет. Один из самых пронзительных и светлых моментов в «Белой студии». Все, что происходит с Юрой в последние месяцы, закономерно. Бог помогает своим🤍
«Руками сжав обугленное сердце»
Светлана Крючкова и Вита Корниенко читают стихи Ольги Берггольц в нашем специальном исполнении Ленинградской симфонии Дмитрия Шостаковича на берегу Невы.
27 января 1944 года была полностью снята блокада Ленинграда.
Светлана Крючкова и Вита Корниенко читают стихи Ольги Берггольц в нашем специальном исполнении Ленинградской симфонии Дмитрия Шостаковича на берегу Невы.
27 января 1944 года была полностью снята блокада Ленинграда.
Герои «Белой студии» об Антоне Павловиче Чехове к 165-летию писателя.
Кама Гинкас: Главная тема Чехова – пока мы заняты нашими очень важными, как нам кажется, делами, время наше уходит. Гениальный Чехов придумал сцену фотографирования, он останавливает время, и пока идет вспышка – «ш-ш-ш» – наше с вами время тоже немножко ушло. И от этого мурашки по коже.
Сергей Маковецкий: Чехов в рассказе «Черный монах» говорит: «Да, ты гений, но умираешь оттого, что жалкое человеческое тело утратило равновесие и не может быть оболочкой для гения». Мы имеем грань – и душа, и талант. Время – вещь неумолимая. Когда я думаю, чего бы мне по-настоящему хотелось, то я понимаю, что хотел бы получить вот эту удивительную способность управлять временем, раздвигать его рамки.
Станислав Любшин: Почему нас все время тянет к Чехову? Потому что он слишком загадочен, слишком талантлив, слишком ясен в своей притягательности. Мы думаем: с ним нам будет так интересно, хорошо, он нам что-то откроет в жизни, чем-то поможет. Он такой близкий.
Константин Хабенский: «Чайка» для меня – история про женщин, они здесь главные героини. Я посвятил спектакль женщинам в моей жизни, потому что именно женщины определяют всё, вообще всё. Они решают, каким быть мужчине, провоцируют его, чтобы он стал таким или другим. Не мужчина с мужчиной, а женщина.
Кирилл Пирогов: У Чехова горькие пьесы чаще всего, но они всегда светлые. (…) Для меня его горечь всегда связана с тем, что нам столько дано – и мы пропускаем это. Мы почти ничего не делаем. А рождены для того, чтобы делать. Иначе зачем тогда? «Актер» переводится как действующее лицо, действующий человек. И мне кажется, человек и в жизни должен быть таким. Это его урок мне, Антона Павловича.
Олег Басилашвили: Чехов говорит: «Ребята, всё зависит от каждого из нас». Нельзя обвинять окружающих в своей судьбе: ты сам хозяин своей жизни. Да, дядя Ваня вызывает симпатию, а профессор Серебряков не вызывает. Но профессор говорит: «Дело надо делать». А что делает дядя Ваня? Ничего. Пьет водку.
Андрей Кончаловский: Чехов называл свои пьесы комедиями. Он говорил, что в жизни всё перемешано: высокое с низким, красивое с уродливым, фарс с трагедией.
Вообще Чехов не очень любит «правильных» и «чистых» людей, которые всегда говорят правду. Он считал, что у всех свои слабости. И любил людей такими, какие они есть.
Павел Деревянко: Спустя какое-то время после того, как я стал играть в пьесах Чехова, я почувствовал в себе изменения по отношению к людям. Стал мягче. Все мы слабы, и я заранее прощаю человеку слабость в расчете на то, что он мне простит мою.
Даниэле Финци Паска: Как представить в спектакле чеховских персонажей, что это за образ? Мы придумали этот образ – лед, который есть вода, но в хрупком состоянии. У Чехова так и происходит: люди просто живут, и в какой-то момент тают или разбиваются. Вот перед тобой персонаж, и вдруг он дает трещину и раскалывается на куски, как ваза, которую случайно разбили. Только что она была – и ее уже не вернуть.
Рэйф Файнс: Это невероятное везение – играть в пьесе Чехова и вместе с ним искать ответы на самые большие серьезные вопросы. (…) Мне кажется, причина популярности чеховских персонажей кроется в том, что мы все можем сопереживать им. Главное, я думаю, в том, чтобы признать нашу хрупкость. Это хорошее начало.
Игорь Гордин: В спектакле «Дама с собачкой» использован текст «Жизнь прекрасна! (Покушающимся на самоубийство)». Спектакль и начинается как клоунский номер. Чехов не любит пафоса, он всегда его снижает каким-то образом. Раз – и ушел в шутку, раз – и подмигнул. Он был очень ироничным человеком.
Майкл Фрейн: «Дама с собачкой» – лучшее произведение о любви. Там замечательный финал: «Казалось, что еще немного – и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается». От этой концовки такое ощущение, будто вдохнул холодного воздуха. Это и есть Чехов. Великий писатель.
Кама Гинкас: Главная тема Чехова – пока мы заняты нашими очень важными, как нам кажется, делами, время наше уходит. Гениальный Чехов придумал сцену фотографирования, он останавливает время, и пока идет вспышка – «ш-ш-ш» – наше с вами время тоже немножко ушло. И от этого мурашки по коже.
Сергей Маковецкий: Чехов в рассказе «Черный монах» говорит: «Да, ты гений, но умираешь оттого, что жалкое человеческое тело утратило равновесие и не может быть оболочкой для гения». Мы имеем грань – и душа, и талант. Время – вещь неумолимая. Когда я думаю, чего бы мне по-настоящему хотелось, то я понимаю, что хотел бы получить вот эту удивительную способность управлять временем, раздвигать его рамки.
Станислав Любшин: Почему нас все время тянет к Чехову? Потому что он слишком загадочен, слишком талантлив, слишком ясен в своей притягательности. Мы думаем: с ним нам будет так интересно, хорошо, он нам что-то откроет в жизни, чем-то поможет. Он такой близкий.
Константин Хабенский: «Чайка» для меня – история про женщин, они здесь главные героини. Я посвятил спектакль женщинам в моей жизни, потому что именно женщины определяют всё, вообще всё. Они решают, каким быть мужчине, провоцируют его, чтобы он стал таким или другим. Не мужчина с мужчиной, а женщина.
Кирилл Пирогов: У Чехова горькие пьесы чаще всего, но они всегда светлые. (…) Для меня его горечь всегда связана с тем, что нам столько дано – и мы пропускаем это. Мы почти ничего не делаем. А рождены для того, чтобы делать. Иначе зачем тогда? «Актер» переводится как действующее лицо, действующий человек. И мне кажется, человек и в жизни должен быть таким. Это его урок мне, Антона Павловича.
Олег Басилашвили: Чехов говорит: «Ребята, всё зависит от каждого из нас». Нельзя обвинять окружающих в своей судьбе: ты сам хозяин своей жизни. Да, дядя Ваня вызывает симпатию, а профессор Серебряков не вызывает. Но профессор говорит: «Дело надо делать». А что делает дядя Ваня? Ничего. Пьет водку.
Андрей Кончаловский: Чехов называл свои пьесы комедиями. Он говорил, что в жизни всё перемешано: высокое с низким, красивое с уродливым, фарс с трагедией.
Вообще Чехов не очень любит «правильных» и «чистых» людей, которые всегда говорят правду. Он считал, что у всех свои слабости. И любил людей такими, какие они есть.
Павел Деревянко: Спустя какое-то время после того, как я стал играть в пьесах Чехова, я почувствовал в себе изменения по отношению к людям. Стал мягче. Все мы слабы, и я заранее прощаю человеку слабость в расчете на то, что он мне простит мою.
Даниэле Финци Паска: Как представить в спектакле чеховских персонажей, что это за образ? Мы придумали этот образ – лед, который есть вода, но в хрупком состоянии. У Чехова так и происходит: люди просто живут, и в какой-то момент тают или разбиваются. Вот перед тобой персонаж, и вдруг он дает трещину и раскалывается на куски, как ваза, которую случайно разбили. Только что она была – и ее уже не вернуть.
Рэйф Файнс: Это невероятное везение – играть в пьесе Чехова и вместе с ним искать ответы на самые большие серьезные вопросы. (…) Мне кажется, причина популярности чеховских персонажей кроется в том, что мы все можем сопереживать им. Главное, я думаю, в том, чтобы признать нашу хрупкость. Это хорошее начало.
Игорь Гордин: В спектакле «Дама с собачкой» использован текст «Жизнь прекрасна! (Покушающимся на самоубийство)». Спектакль и начинается как клоунский номер. Чехов не любит пафоса, он всегда его снижает каким-то образом. Раз – и ушел в шутку, раз – и подмигнул. Он был очень ироничным человеком.
Майкл Фрейн: «Дама с собачкой» – лучшее произведение о любви. Там замечательный финал: «Казалось, что еще немного – и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается». От этой концовки такое ощущение, будто вдохнул холодного воздуха. Это и есть Чехов. Великий писатель.