paradox _friends

О природе халифатизма
Часть II

Спровоцировав ответное вторжение США и их союзников сначала в Афганистан, а потом и в Ирак, «Аль-Каида»*, во-первых, создала повод для новых геополитических разногласий между Западом и Россией, а во-вторых – благодаря разрушению иракских госинститутов – расчистила «площадку» для последующего «халифатостроительства».
Тем показательнее, что аль-Багдади провозгласил себя новым халифом именно в Ираке и именно летом 2014-го – когда на фоне первой «горячей» фазы конфликта на Украине вполне явственно обозначились перспективы новой «холодной войны».

Судьба этой «итерации халифата» известна. Но нельзя сказать, что ИГИЛ* сыграло в игру с нулевой суммой.
Особенно если учесть весьма болезненную реакцию некоторых западных элит на российско-саудовское сближение, вызванное как заинтересованностью новых властей королевства в минимизации халифатистской угрозы, так и стремлением стабилизировать рынок нефти, разбалансированный из-за «игиловских» продаж фактически краденного сырья.
Не будет большим допущением предположить, что как раз появление такого формата, как «ОПЕК+», предопределило резкую политизацию «зеленой повестки» с приходом администрации Байдена.
А создание концептуальных предпосылок для отказа Запада от покупки российских энергоносителей, возможно, стало для Кремля одним из аргументов (хотя, конечно, не первостепенных) в пользу проведения СВО.

В результате через 5 лет после потери ИГИЛ* последних из захваченных территорий и через 3 года после ликвидации последнего «халифа» Абу Ибрахима аль–Хашими аль–Курейши крупнейшие державы «глобального Севера» оказались в паре шагов от прямого вооруженного столкновения.
И если кто-то хотел вновь реанимировать «халифатский проект» -- ему трудно было найти лучшее время. С учетом тотального кризиса доверия между Россией и Западом и весьма невысокой вероятности их консолидации для купирования экзистенциальной «помехи с Юга».

При этом акцентирование внимания исключительно на «украинском следе» чревато для России не только дальнейшей эскалации на «недружественном» фланге – к чему Москва более-менее готова.
Недооценка Кремлем степени субъектности азиатских халифатистких «франшиз» может вызвать весьма болезненную реакцию Китая, для которого «Вилаят Хорасан представляет едва ли не более серьезную опасность, чем для США или Европы. Как в силу стремления данной группировки выдавить талибов (а Пекин именно с ними связывает вовлечение Афганистана в сферу своих интересов), так и из-за активного использования – в пропаганде и вербовке – уйгурского фактора.
Не исключено, кстати, что именно своеобразным «китайским приветом» были заявления Лукашенко про пути отхода «крокусовских» террористов, мягко говоря противоречащие трактовкам, озвучиваемым в России.

Примечательна в этой связи и состоявшаяся в минувшую среду встреча посла Беларуси в РФ Дмитрия Крутого со своим саудовским коллегой Абдулрахманом Аль-Ахмедом.
Если сейчас и есть актор, способный «поверх барьеров» сформировать широкую антихалифатистскую коалицию, то это Эр-Рияд.
За прошедшие с момента появления ИГИЛ* десятилетие саудовский принц Мохаммед бен Салман превратился в «тяжеловеса» мирового уровня, к мнению которого готовы прислушиваться и в Москве, и в Вашингтоне, и в Пекине.
В свою очередь вероятность даже сугубо ситуационного перехода этого исламского модернизатора на сторону халифатистов близка к нулю.
Хотя бы потому, что для МбС модернизация – инструмент укрепления саудовского суверенитета, а любой новый халифат – его полная отмена.

Впрочем, данное обстоятельство, конечно же, не отменяет вопроса о том, какую цену главная «нефтяная монархия» запросит за спасение мира.

*запрещенная в РФ террористическая организация

www.group-telegram.com/cn/birmanalex.com/2277

4.6K viewsMar 28, 2024 at 15:59

О природе халифатизма
Часть II

Спровоцировав ответное вторжение США и их союзников сначала в Афганистан, а потом и в Ирак, «Аль-Каида»*, во-первых, создала повод для новых геополитических разногласий между Западом и Россией, а во-вторых – благодаря разрушению иракских госинститутов – расчистила «площадку» для последующего «халифатостроительства».
Тем показательнее, что аль-Багдади провозгласил себя новым халифом именно в Ираке и именно летом 2014-го – когда на фоне первой «горячей» фазы конфликта на Украине вполне явственно обозначились перспективы новой «холодной войны».

Судьба этой «итерации халифата» известна. Но нельзя сказать, что ИГИЛ* сыграло в игру с нулевой суммой.
Особенно если учесть весьма болезненную реакцию некоторых западных элит на российско-саудовское сближение, вызванное как заинтересованностью новых властей королевства в минимизации халифатистской угрозы, так и стремлением стабилизировать рынок нефти, разбалансированный из-за «игиловских» продаж фактически краденного сырья.
Не будет большим допущением предположить, что как раз появление такого формата, как «ОПЕК+», предопределило резкую политизацию «зеленой повестки» с приходом администрации Байдена.
А создание концептуальных предпосылок для отказа Запада от покупки российских энергоносителей, возможно, стало для Кремля одним из аргументов (хотя, конечно, не первостепенных) в пользу проведения СВО.

В результате через 5 лет после потери ИГИЛ* последних из захваченных территорий и через 3 года после ликвидации последнего «халифа» Абу Ибрахима аль–Хашими аль–Курейши крупнейшие державы «глобального Севера» оказались в паре шагов от прямого вооруженного столкновения.
И если кто-то хотел вновь реанимировать «халифатский проект» -- ему трудно было найти лучшее время. С учетом тотального кризиса доверия между Россией и Западом и весьма невысокой вероятности их консолидации для купирования экзистенциальной «помехи с Юга».

При этом акцентирование внимания исключительно на «украинском следе» чревато для России не только дальнейшей эскалации на «недружественном» фланге – к чему Москва более-менее готова.
Недооценка Кремлем степени субъектности азиатских халифатистких «франшиз» может вызвать весьма болезненную реакцию Китая, для которого «Вилаят Хорасан представляет едва ли не более серьезную опасность, чем для США или Европы. Как в силу стремления данной группировки выдавить талибов (а Пекин именно с ними связывает вовлечение Афганистана в сферу своих интересов), так и из-за активного использования – в пропаганде и вербовке – уйгурского фактора.
Не исключено, кстати, что именно своеобразным «китайским приветом» были заявления Лукашенко про пути отхода «крокусовских» террористов, мягко говоря противоречащие трактовкам, озвучиваемым в России.

Примечательна в этой связи и состоявшаяся в минувшую среду встреча посла Беларуси в РФ Дмитрия Крутого со своим саудовским коллегой Абдулрахманом Аль-Ахмедом.
Если сейчас и есть актор, способный «поверх барьеров» сформировать широкую антихалифатистскую коалицию, то это Эр-Рияд.
За прошедшие с момента появления ИГИЛ* десятилетие саудовский принц Мохаммед бен Салман превратился в «тяжеловеса» мирового уровня, к мнению которого готовы прислушиваться и в Москве, и в Вашингтоне, и в Пекине.
В свою очередь вероятность даже сугубо ситуационного перехода этого исламского модернизатора на сторону халифатистов близка к нулю.
Хотя бы потому, что для МбС модернизация – инструмент укрепления саудовского суверенитета, а любой новый халифат – его полная отмена.

Впрочем, данное обстоятельство, конечно же, не отменяет вопроса о том, какую цену главная «нефтяная монархия» запросит за спасение мира.

*запрещенная в РФ террористическая организация

BY paradox _friends