Книгижарь

Книгижарь

Говорят, Королев. Вы можете запрятать писателя в колонию, но слово не запрячете

Кстати о словах.

Российская культура за три года войны прошла ряд метаморфоз, нагляднее всего это проявилось в антивоенной литературе.

Я недавно задумался, что у текстов, вышедших в каждый год войны, есть свой характер. Они понемногу менялись. Классификация точная, конечно, потребовала бы кучу времени и не факт, что возможна. Но все равно видишь некий спектр. От шоковых откликов первых месяцев (условно стихи Лукомникова, антология в «Прочтении», первые номера ROAR) до попыток осмыслить катастрофу («У фашистов мало краски», «Длится февраль» Влади, 13 репортажей из воюющей России). Начался жанровый эксперимент («Мышь» Филиппова, «Двести третий день зимы» Птицевой, «Раз мальчишка, два мальчишка» Демишкевич). Разговор об опыте эмиграции (еще одна антология Прочтения, «Курорт» Секисова, «Фокус» Степановой).

И это если брать очень условно очень ограниченный круг текстов, которые были изданы и набирали тысячи, десятки тысяч кликов и прочтений. И море текстов изданы в самиздатах, в зинах, либо еще не изданы вообще.

При этом Z-культура, если отбросить брезгливость и посмотреть на нее поближе, существовала в разном наполнении в ситуациях сразу после начала войны, до мятежа Пригожина (когда появились бюджеты и стало модно прославлять «музыкантов») и после — когда о Пригожине писать стало как-то неудобно, а особенных военных побед не появилось. Не писать же о взятии села, в котором до войны три человека жили.

И даже при всей медийной и финансовой поддержке государства (помните пиар RT-шного сборника стихов через Госуслуги?) за пределами уZкой тусовки известной стала только Анна Долгарева с сомнительными рифмами «во мне — в говне». И то ее моментально принялись травить за то, что она украинка (денацификация шла по плану, ага). А так — бесконечное нытье, требование больше бабок, порождение союзов и собраний один бессмысленнее другого, создание новых бессмысленных премий и попытки оживить умирающие старые, которым критики зачем-то придают вес настоящих новостей.

Единственным заметным Z-автором же стал... да-да, вы догадались, Денис Чернухин. Ирония в том, что он довел ура-патриотический угар до гениальной самопародии, совершенно того не желая. Зависть к внезапному успеху мемного персонажа была так сильна, что некоторое время автором стихов со "СЛОВНО" даже пытался себя выставить Пелевин курильщика, но имя автора намертво прилепилось к шедевру, да и Пелевин при всем желании настолько смешно писать не сумел бы.

Тут можно разные причины называть того, что к четвертому году войны зетники провалились на культурном фронте тоже. Может, нет таланта, может, ума. Может, без понятной цели этой никому не нужной войны не о чем и писать. Может, личные амбиции и бабки недостаточное топливо для текстов. А может, сам культурный багаж человечества сопротивляется человеконенавистническим текстам, как предположил Сандалов.

Как бы то ни было, антивоенная волна текстов уже оставила в культуре глубокий отпечаток. А Z-текстам, похоже, уготована судьба нацистских романов и опереток — быть забытыми, даже если завтра Путин объявит себя победителем и заглушит технику.

www.group-telegram.com/cn/bookngrill.com/8135

2.1K viewsedited  Feb 24 at 12:51

Кстати о словах.

Российская культура за три года войны прошла ряд метаморфоз, нагляднее всего это проявилось в антивоенной литературе.

Я недавно задумался, что у текстов, вышедших в каждый год войны, есть свой характер. Они понемногу менялись. Классификация точная, конечно, потребовала бы кучу времени и не факт, что возможна. Но все равно видишь некий спектр. От шоковых откликов первых месяцев (условно стихи Лукомникова, антология в «Прочтении», первые номера ROAR) до попыток осмыслить катастрофу («У фашистов мало краски», «Длится февраль» Влади, 13 репортажей из воюющей России). Начался жанровый эксперимент («Мышь» Филиппова, «Двести третий день зимы» Птицевой, «Раз мальчишка, два мальчишка» Демишкевич). Разговор об опыте эмиграции (еще одна антология Прочтения, «Курорт» Секисова, «Фокус» Степановой).

И это если брать очень условно очень ограниченный круг текстов, которые были изданы и набирали тысячи, десятки тысяч кликов и прочтений. И море текстов изданы в самиздатах, в зинах, либо еще не изданы вообще.

При этом Z-культура, если отбросить брезгливость и посмотреть на нее поближе, существовала в разном наполнении в ситуациях сразу после начала войны, до мятежа Пригожина (когда появились бюджеты и стало модно прославлять «музыкантов») и после — когда о Пригожине писать стало как-то неудобно, а особенных военных побед не появилось. Не писать же о взятии села, в котором до войны три человека жили.

И даже при всей медийной и финансовой поддержке государства (помните пиар RT-шного сборника стихов через Госуслуги?) за пределами уZкой тусовки известной стала только Анна Долгарева с сомнительными рифмами «во мне — в говне». И то ее моментально принялись травить за то, что она украинка (денацификация шла по плану, ага). А так — бесконечное нытье, требование больше бабок, порождение союзов и собраний один бессмысленнее другого, создание новых бессмысленных премий и попытки оживить умирающие старые, которым критики зачем-то придают вес настоящих новостей.

Единственным заметным Z-автором же стал... да-да, вы догадались, Денис Чернухин. Ирония в том, что он довел ура-патриотический угар до гениальной самопародии, совершенно того не желая. Зависть к внезапному успеху мемного персонажа была так сильна, что некоторое время автором стихов со "СЛОВНО" даже пытался себя выставить Пелевин курильщика, но имя автора намертво прилепилось к шедевру, да и Пелевин при всем желании настолько смешно писать не сумел бы.

Тут можно разные причины называть того, что к четвертому году войны зетники провалились на культурном фронте тоже. Может, нет таланта, может, ума. Может, без понятной цели этой никому не нужной войны не о чем и писать. Может, личные амбиции и бабки недостаточное топливо для текстов. А может, сам культурный багаж человечества сопротивляется человеконенавистническим текстам, как предположил Сандалов.

Как бы то ни было, антивоенная волна текстов уже оставила в культуре глубокий отпечаток. А Z-текстам, похоже, уготована судьба нацистских романов и опереток — быть забытыми, даже если завтра Путин объявит себя победителем и заглушит технику.

BY Книгижарь