Мон шер ами!
Так много дней вдали от дома, от тебя. Последняя неделя моя прошла в швейцарском захолустье, на берегу Женевского озера, у подножья снежных Альп. Ох, знал бы ты, какой несчастной, какой уставшей я была в городе: меня снова посещали печальные мысли, мне хотелось все бросить, я плохо спала и нездорово ела.
Но здесь, мон ами, я вернулась к жизни! Я дышала сладким хрустальным воздухом, слушала гортанный шепот французских Альп, что приносил мне ветер с другого берега озера. Птицы свили гнездо под козырьком нашего дома, и будили нас своим суетливым щебетаньем. Я открывала ставни и подолгу любовалась в окно на виноградники, сбегавшие стройными рядами к воде, на пушистые облака, накрученные вокруг острых носов скал.
В доме, что уступила нам улыбающаяся бесцветными губами-нитками селянка, жило четверо детей. Они оставляли зарубки на белом кухонном косяке. Младший, Адриан, измерялся каждые полгода, так торопился вырасти. Каждый день за ужином мы топили камин. Был тут даже винный погреб, но ты же помнишь, мон ами, что вину никогда не удавалось согреть мою кровь.
В четверг мой дорогой Граф возил наследников в горы. Барская забава – посмотреть на снег, покататься в санях с горы. Я оставалась одна и долго бродила по окрестностям. В соседней деревушке мне было видение: здесь проведет свои последние дни и будет похоронена госпожа Одри Хепберн. Мне кажется, она будет знаменитой актрисой, и на могиле ее будет возвышаться белый крест. Ключи от маленького кладбища можно было попросить у настоятеля деревенской церкви, но было воскресенье, и мне было неловко беспокоить человека в святой день из-за могилы еще даже не родившейся сеньоры.
А еще мы навещали знаменитый Шильонский замок, о котором писал сам лорд Байрон. Замок высечен в скале, и ее срубленные наискось камни можно заметить в тамошних казематах. Замок напомнил мне каменный корабль, что врезается кормой в воды озера. Веками озеро бьется в его массивные стены, скрашивает бесконечные дни узников и солдат, старается проникнуть внутрь, но терпит неудачу год за годом, день за днем. В четырех внутренних дворах Шильона все еще слышны споры спешащих купцов, в Донжоне стражники неведомых времен гремят оружием.
Последний закат в Швейцарии мы встретили в средневековом Грюйере. Стучали башмаками по брусчатке, любовались богатыми охотничьими трофеями и резной готической мебелью. Не смогли вдоволь надышаться видами, небо чернело от зацепившейся за пики тучи, дождь лил стеной. Но зато увидели знаменитую кисть с египетской мумии, наслушались древних легенд.
Мон шер ами, завтра мы с Графом отправляемся в обратный путь: на перекладных до Женевы, оттуда до Парижа, и, наконец, назад, через пролив, в Лондон. Загадываю нашу скорую встречу, пожалуйста, береги себя!
Искренне твоя,
Elen Dostoevskoff,
Философский пароход,
каюта 235
#письма_дочери_в_эмиграции #дочь_пишет
Так много дней вдали от дома, от тебя. Последняя неделя моя прошла в швейцарском захолустье, на берегу Женевского озера, у подножья снежных Альп. Ох, знал бы ты, какой несчастной, какой уставшей я была в городе: меня снова посещали печальные мысли, мне хотелось все бросить, я плохо спала и нездорово ела.
Но здесь, мон ами, я вернулась к жизни! Я дышала сладким хрустальным воздухом, слушала гортанный шепот французских Альп, что приносил мне ветер с другого берега озера. Птицы свили гнездо под козырьком нашего дома, и будили нас своим суетливым щебетаньем. Я открывала ставни и подолгу любовалась в окно на виноградники, сбегавшие стройными рядами к воде, на пушистые облака, накрученные вокруг острых носов скал.
В доме, что уступила нам улыбающаяся бесцветными губами-нитками селянка, жило четверо детей. Они оставляли зарубки на белом кухонном косяке. Младший, Адриан, измерялся каждые полгода, так торопился вырасти. Каждый день за ужином мы топили камин. Был тут даже винный погреб, но ты же помнишь, мон ами, что вину никогда не удавалось согреть мою кровь.
В четверг мой дорогой Граф возил наследников в горы. Барская забава – посмотреть на снег, покататься в санях с горы. Я оставалась одна и долго бродила по окрестностям. В соседней деревушке мне было видение: здесь проведет свои последние дни и будет похоронена госпожа Одри Хепберн. Мне кажется, она будет знаменитой актрисой, и на могиле ее будет возвышаться белый крест. Ключи от маленького кладбища можно было попросить у настоятеля деревенской церкви, но было воскресенье, и мне было неловко беспокоить человека в святой день из-за могилы еще даже не родившейся сеньоры.
А еще мы навещали знаменитый Шильонский замок, о котором писал сам лорд Байрон. Замок высечен в скале, и ее срубленные наискось камни можно заметить в тамошних казематах. Замок напомнил мне каменный корабль, что врезается кормой в воды озера. Веками озеро бьется в его массивные стены, скрашивает бесконечные дни узников и солдат, старается проникнуть внутрь, но терпит неудачу год за годом, день за днем. В четырех внутренних дворах Шильона все еще слышны споры спешащих купцов, в Донжоне стражники неведомых времен гремят оружием.
Последний закат в Швейцарии мы встретили в средневековом Грюйере. Стучали башмаками по брусчатке, любовались богатыми охотничьими трофеями и резной готической мебелью. Не смогли вдоволь надышаться видами, небо чернело от зацепившейся за пики тучи, дождь лил стеной. Но зато увидели знаменитую кисть с египетской мумии, наслушались древних легенд.
Мон шер ами, завтра мы с Графом отправляемся в обратный путь: на перекладных до Женевы, оттуда до Парижа, и, наконец, назад, через пролив, в Лондон. Загадываю нашу скорую встречу, пожалуйста, береги себя!
Искренне твоя,
Elen Dostoevskoff,
Философский пароход,
каюта 235
#письма_дочери_в_эмиграции #дочь_пишет
group-telegram.com/darktimesdairy/410
Create:
Last Update:
Last Update:
Мон шер ами!
Так много дней вдали от дома, от тебя. Последняя неделя моя прошла в швейцарском захолустье, на берегу Женевского озера, у подножья снежных Альп. Ох, знал бы ты, какой несчастной, какой уставшей я была в городе: меня снова посещали печальные мысли, мне хотелось все бросить, я плохо спала и нездорово ела.
Но здесь, мон ами, я вернулась к жизни! Я дышала сладким хрустальным воздухом, слушала гортанный шепот французских Альп, что приносил мне ветер с другого берега озера. Птицы свили гнездо под козырьком нашего дома, и будили нас своим суетливым щебетаньем. Я открывала ставни и подолгу любовалась в окно на виноградники, сбегавшие стройными рядами к воде, на пушистые облака, накрученные вокруг острых носов скал.
В доме, что уступила нам улыбающаяся бесцветными губами-нитками селянка, жило четверо детей. Они оставляли зарубки на белом кухонном косяке. Младший, Адриан, измерялся каждые полгода, так торопился вырасти. Каждый день за ужином мы топили камин. Был тут даже винный погреб, но ты же помнишь, мон ами, что вину никогда не удавалось согреть мою кровь.
В четверг мой дорогой Граф возил наследников в горы. Барская забава – посмотреть на снег, покататься в санях с горы. Я оставалась одна и долго бродила по окрестностям. В соседней деревушке мне было видение: здесь проведет свои последние дни и будет похоронена госпожа Одри Хепберн. Мне кажется, она будет знаменитой актрисой, и на могиле ее будет возвышаться белый крест. Ключи от маленького кладбища можно было попросить у настоятеля деревенской церкви, но было воскресенье, и мне было неловко беспокоить человека в святой день из-за могилы еще даже не родившейся сеньоры.
А еще мы навещали знаменитый Шильонский замок, о котором писал сам лорд Байрон. Замок высечен в скале, и ее срубленные наискось камни можно заметить в тамошних казематах. Замок напомнил мне каменный корабль, что врезается кормой в воды озера. Веками озеро бьется в его массивные стены, скрашивает бесконечные дни узников и солдат, старается проникнуть внутрь, но терпит неудачу год за годом, день за днем. В четырех внутренних дворах Шильона все еще слышны споры спешащих купцов, в Донжоне стражники неведомых времен гремят оружием.
Последний закат в Швейцарии мы встретили в средневековом Грюйере. Стучали башмаками по брусчатке, любовались богатыми охотничьими трофеями и резной готической мебелью. Не смогли вдоволь надышаться видами, небо чернело от зацепившейся за пики тучи, дождь лил стеной. Но зато увидели знаменитую кисть с египетской мумии, наслушались древних легенд.
Мон шер ами, завтра мы с Графом отправляемся в обратный путь: на перекладных до Женевы, оттуда до Парижа, и, наконец, назад, через пролив, в Лондон. Загадываю нашу скорую встречу, пожалуйста, береги себя!
Искренне твоя,
Elen Dostoevskoff,
Философский пароход,
каюта 235
#письма_дочери_в_эмиграции #дочь_пишет
Так много дней вдали от дома, от тебя. Последняя неделя моя прошла в швейцарском захолустье, на берегу Женевского озера, у подножья снежных Альп. Ох, знал бы ты, какой несчастной, какой уставшей я была в городе: меня снова посещали печальные мысли, мне хотелось все бросить, я плохо спала и нездорово ела.
Но здесь, мон ами, я вернулась к жизни! Я дышала сладким хрустальным воздухом, слушала гортанный шепот французских Альп, что приносил мне ветер с другого берега озера. Птицы свили гнездо под козырьком нашего дома, и будили нас своим суетливым щебетаньем. Я открывала ставни и подолгу любовалась в окно на виноградники, сбегавшие стройными рядами к воде, на пушистые облака, накрученные вокруг острых носов скал.
В доме, что уступила нам улыбающаяся бесцветными губами-нитками селянка, жило четверо детей. Они оставляли зарубки на белом кухонном косяке. Младший, Адриан, измерялся каждые полгода, так торопился вырасти. Каждый день за ужином мы топили камин. Был тут даже винный погреб, но ты же помнишь, мон ами, что вину никогда не удавалось согреть мою кровь.
В четверг мой дорогой Граф возил наследников в горы. Барская забава – посмотреть на снег, покататься в санях с горы. Я оставалась одна и долго бродила по окрестностям. В соседней деревушке мне было видение: здесь проведет свои последние дни и будет похоронена госпожа Одри Хепберн. Мне кажется, она будет знаменитой актрисой, и на могиле ее будет возвышаться белый крест. Ключи от маленького кладбища можно было попросить у настоятеля деревенской церкви, но было воскресенье, и мне было неловко беспокоить человека в святой день из-за могилы еще даже не родившейся сеньоры.
А еще мы навещали знаменитый Шильонский замок, о котором писал сам лорд Байрон. Замок высечен в скале, и ее срубленные наискось камни можно заметить в тамошних казематах. Замок напомнил мне каменный корабль, что врезается кормой в воды озера. Веками озеро бьется в его массивные стены, скрашивает бесконечные дни узников и солдат, старается проникнуть внутрь, но терпит неудачу год за годом, день за днем. В четырех внутренних дворах Шильона все еще слышны споры спешащих купцов, в Донжоне стражники неведомых времен гремят оружием.
Последний закат в Швейцарии мы встретили в средневековом Грюйере. Стучали башмаками по брусчатке, любовались богатыми охотничьими трофеями и резной готической мебелью. Не смогли вдоволь надышаться видами, небо чернело от зацепившейся за пики тучи, дождь лил стеной. Но зато увидели знаменитую кисть с египетской мумии, наслушались древних легенд.
Мон шер ами, завтра мы с Графом отправляемся в обратный путь: на перекладных до Женевы, оттуда до Парижа, и, наконец, назад, через пролив, в Лондон. Загадываю нашу скорую встречу, пожалуйста, береги себя!
Искренне твоя,
Elen Dostoevskoff,
Философский пароход,
каюта 235
#письма_дочери_в_эмиграции #дочь_пишет
BY Дочь Достоевского | Елена Тимохина
Share with your friend now:
group-telegram.com/darktimesdairy/410