Один из плюсов существования различных дисциплин и направлений философии в том, что порой примеры из других областей бывают поучительными. Так, по каналам философов сознания недавно пронеслась волна постов о том, можно ли переводить «mind» как «разум», а не как «сознание». Это мне напомнило о спорах насчет перевода «belief» в эпистемологии.
Но для начала, а какая вообще разница, переводится ли некий термин единообразно или нет? Может, везде должен решать его величество контекст и первый королевский помощник, именуемый «авторским произволом»? В чем ставка?
По моим наблюдениям типично возникает два соображения о том, почему это важно. Первое состоит в том, что определенные варианты перевода могут наводить неподготовленного слушателя на нерелевантные интуиции и ассоциации. Второе отсылается к тому, что есть сложившаяся среди профессионального сообщества тенденция переводить некоторый термин так, а не иначе. Отсюда следует этический аргумент о том, что неподготовленные слушатели заслуживают справедливого отношения — того, чтобы им передавали тему в плюс-минус устоявшейся терминологии, а не в авторском переводе, который сам по себе может стать помехой на пути дальнейшего изучения темы. Банальный пример: по поисковому запросу «разум-тело» вы не найдете интересующей вас информации, а по запросу «сознание-тело» найдете.
Но что там с «belief»? Есть два устоявшихся варианта – «убеждение» и «мнение». Разумно задаться вопросом, а как же именно они устоялись? Вполне себе достойным образом употребления этих слов в статьях по эпистемологии. Они не были навязаны директивно, открыты для пересмотра и, можно сказать, даже прошли некий конкурентный отбор.
Каноничным примером перевода, который уводит мысли незнакомого с эпистемологией человека в отдаленные от нее матери, является перевод «belief» как «верования». Если вы хотите пользоваться таким переводом, то должны быть готовы, что чуть ли не каждый встречный будет после ваших слов задумываться о религии или даже сходу высказываться о том, что «обоснованной веры не бывает». В этом плане выбор терминологии и вариантов перевода – это не столь безобидное дело, как может показаться, поскольку мы в конечном счете ответственны за прайминг, который этим самым выбором создаем.
Совсем другая ситуация с переводом «belief» как «полагания». Такой вариант, кажется, сходу не создает ненужных ассоциаций, но почему он тогда не принят в контексте эпистемологии? Полагаю, что дело в том, что этот термин в общефилософском контексте уже соотнесен с немецкой классической философией. Теперь уже риск в том, что подготовленные люди, услышав знакомое слово, скрасят обсуждение одних проблем обсуждением того, что к ним напрямую не относится.
Часто ли русскоязычные эпистемологи спорят о правильном переводе «belief»? Очень редко. На то есть понятная причина: если в конце концов мы сходимся на том, что используем любой из переводов как технический термин для обозначения интересующего нас явления, то никакой проблемы нет в том, называете ли вы его «мнением» или «верованием».
И тут важно понять, а какое явление нас интересует? С «belief» всё относительно просто, хотя единого философского значения у термина нет. Есть три наиболее вероятных варианта того, что именно называют этим словом – ментальное состояние, пропозициональную установку или поведенческую диспозицию. Эти разные взгляды на природу убеждения объединяет общая интуиция нефактивности того состояния, установки или диспозиции, на которую мы хотим указать. Означает это следующее: если вы в чем-то убеждены, то это не значит, что так оно и есть.
Так или иначе, невысказанный мотив многих споров о переводе – это забота о тех, кто с темой не знаком вообще, а поэтому предполагается, что их нетрудно запутать. Мне видится, что эту заботу можно выразить более явно, заявив напрямую: «Оставь ассоциации всяк сюда входящий и рассматривай философские термины только в их техническом значении».
Один из плюсов существования различных дисциплин и направлений философии в том, что порой примеры из других областей бывают поучительными. Так, по каналам философов сознания недавно пронеслась волна постов о том, можно ли переводить «mind» как «разум», а не как «сознание». Это мне напомнило о спорах насчет перевода «belief» в эпистемологии.
Но для начала, а какая вообще разница, переводится ли некий термин единообразно или нет? Может, везде должен решать его величество контекст и первый королевский помощник, именуемый «авторским произволом»? В чем ставка?
По моим наблюдениям типично возникает два соображения о том, почему это важно. Первое состоит в том, что определенные варианты перевода могут наводить неподготовленного слушателя на нерелевантные интуиции и ассоциации. Второе отсылается к тому, что есть сложившаяся среди профессионального сообщества тенденция переводить некоторый термин так, а не иначе. Отсюда следует этический аргумент о том, что неподготовленные слушатели заслуживают справедливого отношения — того, чтобы им передавали тему в плюс-минус устоявшейся терминологии, а не в авторском переводе, который сам по себе может стать помехой на пути дальнейшего изучения темы. Банальный пример: по поисковому запросу «разум-тело» вы не найдете интересующей вас информации, а по запросу «сознание-тело» найдете.
Но что там с «belief»? Есть два устоявшихся варианта – «убеждение» и «мнение». Разумно задаться вопросом, а как же именно они устоялись? Вполне себе достойным образом употребления этих слов в статьях по эпистемологии. Они не были навязаны директивно, открыты для пересмотра и, можно сказать, даже прошли некий конкурентный отбор.
Каноничным примером перевода, который уводит мысли незнакомого с эпистемологией человека в отдаленные от нее матери, является перевод «belief» как «верования». Если вы хотите пользоваться таким переводом, то должны быть готовы, что чуть ли не каждый встречный будет после ваших слов задумываться о религии или даже сходу высказываться о том, что «обоснованной веры не бывает». В этом плане выбор терминологии и вариантов перевода – это не столь безобидное дело, как может показаться, поскольку мы в конечном счете ответственны за прайминг, который этим самым выбором создаем.
Совсем другая ситуация с переводом «belief» как «полагания». Такой вариант, кажется, сходу не создает ненужных ассоциаций, но почему он тогда не принят в контексте эпистемологии? Полагаю, что дело в том, что этот термин в общефилософском контексте уже соотнесен с немецкой классической философией. Теперь уже риск в том, что подготовленные люди, услышав знакомое слово, скрасят обсуждение одних проблем обсуждением того, что к ним напрямую не относится.
Часто ли русскоязычные эпистемологи спорят о правильном переводе «belief»? Очень редко. На то есть понятная причина: если в конце концов мы сходимся на том, что используем любой из переводов как технический термин для обозначения интересующего нас явления, то никакой проблемы нет в том, называете ли вы его «мнением» или «верованием».
И тут важно понять, а какое явление нас интересует? С «belief» всё относительно просто, хотя единого философского значения у термина нет. Есть три наиболее вероятных варианта того, что именно называют этим словом – ментальное состояние, пропозициональную установку или поведенческую диспозицию. Эти разные взгляды на природу убеждения объединяет общая интуиция нефактивности того состояния, установки или диспозиции, на которую мы хотим указать. Означает это следующее: если вы в чем-то убеждены, то это не значит, что так оно и есть.
Так или иначе, невысказанный мотив многих споров о переводе – это забота о тех, кто с темой не знаком вообще, а поэтому предполагается, что их нетрудно запутать. Мне видится, что эту заботу можно выразить более явно, заявив напрямую: «Оставь ассоциации всяк сюда входящий и рассматривай философские термины только в их техническом значении».
BY здесь были драконы
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
Telegram was founded in 2013 by two Russian brothers, Nikolai and Pavel Durov. Russians and Ukrainians are both prolific users of Telegram. They rely on the app for channels that act as newsfeeds, group chats (both public and private), and one-to-one communication. Since the Russian invasion of Ukraine, Telegram has remained an important lifeline for both Russians and Ukrainians, as a way of staying aware of the latest news and keeping in touch with loved ones. Since its launch in 2013, Telegram has grown from a simple messaging app to a broadcast network. Its user base isn’t as vast as WhatsApp’s, and its broadcast platform is a fraction the size of Twitter, but it’s nonetheless showing its use. While Telegram has been embroiled in controversy for much of its life, it has become a vital source of communication during the invasion of Ukraine. But, if all of this is new to you, let us explain, dear friends, what on Earth a Telegram is meant to be, and why you should, or should not, need to care. The news also helped traders look past another report showing decades-high inflation and shake off some of the volatility from recent sessions. The Bureau of Labor Statistics' February Consumer Price Index (CPI) this week showed another surge in prices even before Russia escalated its attacks in Ukraine. The headline CPI — soaring 7.9% over last year — underscored the sticky inflationary pressures reverberating across the U.S. economy, with everything from groceries to rents and airline fares getting more expensive for everyday consumers. It is unclear who runs the account, although Russia's official Ministry of Foreign Affairs Twitter account promoted the Telegram channel on Saturday and claimed it was operated by "a group of experts & journalists."
from cn