Стихотворная история

ЕВГЕНИЙ РЕЙН

***
Я полюбил НКВД
любовью поздней и взаимной,
теперь мы с ним наедине
в какой-нибудь прогулке зимней.

Я на Лубянку выхожу
и вижу темную громаду.
Здесь к неземному этажу
свободно подниматься взгляду.

Вот этот темный кабинет,
где обитают пять наркомов,
и здесь они, и как бы нет –
среди убитых миллионов.

От Кампанеллы до Христа
Утопия ждала Мессию,
чтобы допрос читать с листа
и веки запечатать Вию.

Зачем Дантон и Пугачев
и теорема Пифагора
сошлись под этот тяжкий кров?
Для вопля или разговора?

Неужто римлянин и скиф,
апостол Павел и Аттила
творили бесконечный миф,
чтоб их наганом били в рыло?

И вот одна лишь темнота,
пустой морозный крематорий,
и всем погубленным – тщета,
сгубившим душу – суд нескорый.

И потому они молчат
и бронзовеют год от года,
лишь тяжко дышат в аппарат
Ежов, Дзержинский и Ягода.

А я? Мне поместиться где?
В каком окне, в каком подвале?
Я полюбил НКВД
за вечный мрак его печали.

Под новогодний холодок
ступаю я в тени Лубянки,
как вурдалак и полубог,
зародыш, позабытый в банке.

www.group-telegram.com/cn/historicverse.com/120

296 viewsFeb 27 at 14:49

ЕВГЕНИЙ РЕЙН

***
Я полюбил НКВД
любовью поздней и взаимной,
теперь мы с ним наедине
в какой-нибудь прогулке зимней.

Я на Лубянку выхожу
и вижу темную громаду.
Здесь к неземному этажу
свободно подниматься взгляду.

Вот этот темный кабинет,
где обитают пять наркомов,
и здесь они, и как бы нет –
среди убитых миллионов.

От Кампанеллы до Христа
Утопия ждала Мессию,
чтобы допрос читать с листа
и веки запечатать Вию.

Зачем Дантон и Пугачев
и теорема Пифагора
сошлись под этот тяжкий кров?
Для вопля или разговора?

Неужто римлянин и скиф,
апостол Павел и Аттила
творили бесконечный миф,
чтоб их наганом били в рыло?

И вот одна лишь темнота,
пустой морозный крематорий,
и всем погубленным – тщета,
сгубившим душу – суд нескорый.

И потому они молчат
и бронзовеют год от года,
лишь тяжко дышат в аппарат
Ежов, Дзержинский и Ягода.

А я? Мне поместиться где?
В каком окне, в каком подвале?
Я полюбил НКВД
за вечный мрак его печали.

Под новогодний холодок
ступаю я в тени Лубянки,
как вурдалак и полубог,
зародыш, позабытый в банке.

BY Стихотворная история