Осыпаются листья, желтеет привычный пейзаж. На губах привкус ржавчины, ветра и карамели. Это осень опять надевает свой камуфляж, Чтобы скрыть по посадкам стихи, «лепестки» и потери.
Наши мёртвые нас не оставят и смогут помочь, Даже если мы будем орать, бесноваться и плакать. У Малого остались жена и красавица дочь, И зачатый ребёнок, который родится без папы.
Бородатый, улыбчивый, крепкий, как новый блиндаж, Потрещать по душам ко мне ночью приходит Калина. Мы с ним снова на промке ныряем в разбитый гараж, Он опять, не смотря ни на что, закрывает мне спину…
Эта осень косыми дождями мне бьёт по лицу, С каждым новым ударом всё больше и больше зверея, И кричит мне живому, забывшему стыд подлецу: «Никогда. Не вернёшь. Ни Хопеша. Ни Тоху. Ни Змея»
Но дорогу осилит идущий, и надо идти. То не бурные реки нахлынули по половодью, - Это строчки, теснясь, разрывают меня изнутри, Оттого что накормлены потом, землёю и кровью.
Все мы ходим под Богом, не зная, что будет потом, Но в одном я уверен на этом израненном свете: Если мой позывной, как и ваши, не станет стихом, Я клянусь, пацаны, - я вам всем расскажу о Победе!
Осыпаются листья, желтеет привычный пейзаж. На губах привкус ржавчины, ветра и карамели. Это осень опять надевает свой камуфляж, Чтобы скрыть по посадкам стихи, «лепестки» и потери.
Наши мёртвые нас не оставят и смогут помочь, Даже если мы будем орать, бесноваться и плакать. У Малого остались жена и красавица дочь, И зачатый ребёнок, который родится без папы.
Бородатый, улыбчивый, крепкий, как новый блиндаж, Потрещать по душам ко мне ночью приходит Калина. Мы с ним снова на промке ныряем в разбитый гараж, Он опять, не смотря ни на что, закрывает мне спину…
Эта осень косыми дождями мне бьёт по лицу, С каждым новым ударом всё больше и больше зверея, И кричит мне живому, забывшему стыд подлецу: «Никогда. Не вернёшь. Ни Хопеша. Ни Тоху. Ни Змея»
Но дорогу осилит идущий, и надо идти. То не бурные реки нахлынули по половодью, - Это строчки, теснясь, разрывают меня изнутри, Оттого что накормлены потом, землёю и кровью.
Все мы ходим под Богом, не зная, что будет потом, Но в одном я уверен на этом израненном свете: Если мой позывной, как и ваши, не станет стихом, Я клянусь, пацаны, - я вам всем расскажу о Победе!
On December 23rd, 2020, Pavel Durov posted to his channel that the company would need to start generating revenue. In early 2021, he added that any advertising on the platform would not use user data for targeting, and that it would be focused on “large one-to-many channels.” He pledged that ads would be “non-intrusive” and that most users would simply not notice any change. Apparently upbeat developments in Russia's discussions with Ukraine helped at least temporarily send investors back into risk assets. Russian President Vladimir Putin said during a meeting with his Belarusian counterpart Alexander Lukashenko that there were "certain positive developments" occurring in the talks with Ukraine, according to a transcript of their meeting. Putin added that discussions were happening "almost on a daily basis." What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. Some privacy experts say Telegram is not secure enough He floated the idea of restricting the use of Telegram in Ukraine and Russia, a suggestion that was met with fierce opposition from users. Shortly after, Durov backed off the idea.
from cn
