Отвлеченные управленческие заметки-2

Проблемы системы здравоохранения, к примеру - упомянутый выше конфликт между абстрактным профессионализмом и не менее абстрактной доступностью помощи - очень часто персонализированы или адресованы группам.

Все же слышали в качестве основных объяснений того или иного болезненного вопроса - "чиновники пишут отписки", "частники забирают лучшие объёмы", "пациенты некомплаентны", "врачи посылают друг к другу" и так далее. Это объяснение часто является правильным по сути, но не объясняет более глубокое содержание вопроса - а как такие врачи или чиновники оказались на своих местах? Почему частники могут заниматься черри-пикингом? Отчего пациентам не интересно их собственное здоровье?

Вполне возможно, что устойчивые проблемы системы здравоохранения являются точками равновесия её экономических и организационных процессов, причём не только процессов внутри системы здравоохранения, но и вовне её.

Отсюда может следовать целый комплекс выводов.

Например - что административное регулирование или содержит в себе прямой ресурсный компонент ("заменяем порядок помощи и финансируем программу переоснащения"), или приводит к перераспределению ресурса существующего - а чаще всего комбинирует оба свойства. В совокупности это приводит к сдвигу точки равновесия, но, возможно, чем меньше административный компонент решения обеспечен ресурсным, тем дальше этот сдвиг от того, что хотел бы инициатор изменений.

Или можно задуматься о том, что даже высокого уровня чиновник не может своими профессиональными качествами изменить сложившееся равновесие факторов, особенно когда они лежат выше уровня принятия его решений.

Или, что, наверное, самое интересное в академическом смысле - попытаться представить эти вызовы системы здравоохранения через равновесия, равновесия - в виде системы уравнений, и подобрать коэффициенты таким образом, чтобы объяснять перекосы если не проспективно, то хотя бы ретроспективно.

Снова немного о хроническом недофинансировании здравоохранения в Советском Союзе (предыдущие посты на тему: 1, 2). Начальник Управления производственных предприятий и материально-технического обеспечения ГУЗ Ленинграда Г. Самоцветов докладывает:

«…По состоянию на 1.01.73 г. фактическое наличие мягкого, твердого инвентаря и оборудования не соответствует нормативам. С учетом приобретения и списания, обеспеченность в лечебных учреждения составляет – 70-85% от утвержденных нормативов, ежегодное выделение ассигнований и фондов не обеспечивает даже пополнения амортизации мягкого и твердого инвентаря, оборудования».

«По состоянию на 1.01.73 г. в лечебно-профилактических учреждениях по нормативам следовало иметь мягкого инвентаря на сумму 17.4 млн руб., фактическое наличие составляет – 15.3 млн руб. Обеспеченность лечебных учреждений бельем постельным составляет 3.6 смены при нормативе 4 смены, бельем нательным – 1.9 смены при нормативе 2.5 смены. Ежегодно по норме следует списывать мягкого инвентаря 30-33% (с учетом срока носки), что составляет около 4590.0 т. руб. Выделяемые фонды не возмещают полностью списания мягкого инвентаря, необеспеченность в 2.0 млн руб. становится постоянной».

«По состоянию на 1.01.73 г. в лечебно-профилактических учреждениях в соответствии с действующими нормативами следует иметь мебели на сумму 10.2 млн руб. Фактически имеется 8.7 млн руб. Дефицит составляет 1.5 млн руб. За годы девятой пятилетки фонды на мебель не увеличивались, а с учетом роста коечной и поликлинической сети дефицит 1.5 млн руб. еще более возрастает. Выделяемые фонды не обеспечивают в полной мере потребность лечебных учреждений. … Таким образом, из 179 леч. учреждений, запланированных на полную замену мебели в 1972-1975 гг., оснащены только 39 леч. учреждений, что составляет 21.6%».

На практике это выглядело как-то так (из материалов проверок больниц в 1982 г.):

«Имеют место случаи использования белья, подлежащего списанию, есть в употреблении рваное белье, в желтых пятнах».
«Матрацы, большая часть их, в рыжих пятнах крови, мочи, грязные. Наматрацниками не пользуются. В дезкамеру сдаются только после умерших» (больница скорой помощи «В память 25 октября»).

«Подушки, одеяла не дезинфицируются, матрацы подвергаются дезинфекции только после умерших больных» (больница № 5 им. Софьи Перовской).

Дополняя эту историю, могу отметить, что Семашковская реформа была абсолютно органичным продолжением политики здравоохранения Российской Империи, и организацией её занимались те же самые люди, что перед Первой мировой войной получили положительную резолюцию Николая II на создание первого в мире Министерства здравоохранения. Исходные положения сформулированы ещё С.П. Боткиным и во многом легли в основу системы земских врачей, а Семашко просто подвёл итог под эволюцией давно развивавшейся системы общественного здоровья.

Скорее всего, советская власть ускорила нормативный компонент реформы здравоохранения, однако, на ресурсный компонент в череде бесконечной серии внутренних (гражданская война, коллективизация, репрессии) и внешних (Первая Мировая и Велика Отечественная войны) просто не оставалось мощностей. По большому счёту организационный пик советского здравоохранения - хрущёвские и ранение брежневские времена, когда кадровое воспроизводство и технологии здравоохранения уже стали массовыми, а катастрофического старения популяции ещё не наступило.

Концептуальные принципы советского здравоохранения были закреплены в Алма-Атинской декларации ВОЗ 1978го года. Она чётко обозначила медико-социальные принципы и идейные установки мирового здравоохранения будущего, где СССР, а затем (хоть и в куда меньшей степени) Россия играли одну из ведущих ролей.

А дальше - старение популяции и падение экспортных доходов вкупе с ростом требований к технической оснащённости медицинских организаций обеспечили нарастающий ресурсный дефицит здравоохранения, и, как следствие - описанную выше картину. Повторюсь, в то время как медицина сама по себе - искусство, здравоохранение - это производная экономики государства. Если экономика не ориентирована на устойчивый рост благосостояния населения (или не может на него сориентироваться) - то даже хорошо организованное здравоохранение неизбежно сталкивается с картиной хронического ресурсного дефицита и начинает отставать в развитии. Причём этот эффект выходит за рамки медицинской помощи и во многом вращается вокруг здоровья как ценности для самого пациента (желание участвовать в программах профилактики, обеспечивать качество жизни через значимые затраты на здоровое питание, спорт и т.д.), так и возможности экономики обеспечивать рациональный режим труда и отдыха.

Ну и дополняя позицию о том, что советское здравоохранение возникло не по мудрому решению Ильича, а как продолжение огромного опыта общественного здоровья Российской Империи - прекрасный плакат из коллекции доктора Блюменталя, которую тот начал собирать ещё в 1901 году.

Аналогичная - и даже более акцентуированная - история с медициной. Особенно хорошо заметно на примере структурализма и постструктурализма - профессиональным психиатром (и просто врачом), хотя бы в теории понимавшим взаимосвязь между физическим и душевным состояниями, был среди них, кажется, один Лакан - однако какой из его учеников не выступил обширно и пространно на тему медицины, психиатрии, психоанализа?

По меньшей мере в отношении здравоохранения мне кажется этот технократический взгляд или намеренной ложью, или серьезным непониманием функционала политиков.

Краткое объяснение такое - даже внутри одного только здравоохранения люди в какой-то момент приходят к вопросу приоритизации ресурсов - и у него очень часто нет экспертного ответа, только консенсусный. Например, никто не сможет сказать, что важнее - продлить на три месяца жизнь очень больного человека или потратить эти же деньги на профилактику такого же заболевания у ещё здорового пациента? До какой степени мы можем переложить на здоровых и богатых бремя лечения бедных и больных? Что важнее - здоровье молодых или здоровье стариков?

В пространстве экспертизы на эти вопросы ответов нет и не будет, именно поэтому здравоохранение - вопрос политический.

Ну а детализация причин - тут.

Наглядная иллюстрация того, как мало министерство здравоохранения может сделать в области, которая отнесена к его результатам работы.

Регулирование это прямо влияет на один из элементов озвучиваемой законодателями политики - обеспечение здорового питания, экономический аспект которого мы обсуждали ранее. Не будучи экспертом в области розничной торговли, положусь на мнение профессионалов - ограничительные пошлины в ритейле увеличивают стоимость розничных товаров российского производства. Т.е. необходимое для обеспечение здоровья населения "правильное питание" становится ещё дороже, и, следовательно, менее доступно.

А Минздрав своего слова по этому поводу сказать не может. То есть, наверное, может, но специально его в эту дискуссию никто вовлекать не будет, а захочет ли министерство выходить с вопросом здорового питания в инициативном порядке с небольшим шансом на успех - вопрос риторический. Впрочем, даже когда регулятор может и хочет - результат не всегда получается однозначным.

Счастливые (для философа) времена античной мысли позволяли смотреть на вопросы здравоохранения в малой размерности: может\не может трудиться и будем\не будем лечить.

Сейчас же придётся учитывать:

- комплаентность пациента (готовность исполнять рекомендации врача), которая развернулась практически на 180 градусов: значительная доля пациентов согласна лечиться при наличии жалоб (т.е. позднем диагнозе), а вот когорта пациентов, готовых к систематической профилактике с сохранением трудоспособности (вакцины, статины, систематический скрининг) была и остаётся относительно скромной

- плательщика-третью сторону, у которого строго говоря обязательства могут быть не в рамках государственных интересов, а в рамках взаимоотношений заказчика и исполнителя, которых государственный аспект интересов интересовать не может по определению

- ожидания жителей государства и их интерес к перспективному планированию (зачем человеку вкладываться в долгую образовательную траекторию, скажем, учёного, если все издержки и риски по здоровью он несёт сам, имея при этом меньшую возможность раннего доступа к благам жизни за счёт длинного образовательного процесса)

- ресурсы собственно системы здравоохранения, перешедшей в своих самых затратных формах от труда индивидуального врача к индустриальным комплексам здравоохранения

- возрастную структуру потребности в медицинской помощи (наибольшие затраты - в группе старше трудоспособного возраста)

- небольшой вклад собственно медицины в показатели, считающиеся в публичном пространстве важными, вроде продолжительности жизни

- социальный аспект публичной повестки в области здравоохранения

В итоге краткого высказывания, способного адекватно охватить и закрыть тему здравоохранения в публичном пространстве, не получается. Поэтому меня всегда очень настораживают люди, которым абсолютно однозначно понятно, как на самом деле надо организовывать здравоохранение - причём зачастую речь идёт о неких универсальных принципах организации без привязки к социальной или экономической системе. Здравоохранение - это, похоже, всё-таки пространство диалога, а не набор максим - впрочем, и такое утверждение наверняка можно оспорить.

Прочитал про волюнтаристские перестановки оценок в физтехе. Не зная академической культуры, принятой в инженерно-физических дисциплинах, могу сказать только про медицину. Мне кажется, бесконечные пересдачи, восстановления, академы по причине неуспеваемости, отметки решением заведующего и прочие баллы за социальную активность одинаково унизительны и для преподавателя, и для передающего в сотый раз студента, и для тех, кто сдал вовремя.

Пересдающий студент теряет время - может, он не слишком заинтересован в специальности, может, она ему не даётся но студенческий возраст как правило даёт куда больше пространства для жизненного манёвра - смены профессии, неожиданных карьерных решений. Вообще ничего драматического в том, чтобы быть исключённым из ВУЗа нет, выбор профессии объективно происходит у нас слишком рано, чтобы называть его сознательным.

Сдавшие студенты теряют ценность своего резюме. Ведь если на любую несдачу найдётся пересдача - то и смысла в своевременной подготовке нет. Это та же проблема, о которой я уже говорил выше - если диплом дают и знающему, и незнающему, то ценность диплома падает до цены незнания. Цена эта, как правило, - время учёбы, но не полученные компетенции.

Преподаватель же лишается возможности собственно преподавать. Нет никакого смысла в лекциях и семинарах, если за незнание проходимого на них материала не наступают санкции. В итоге преподаватель делает вид, что преподаёт, студенты делают вид, что учатся, всё это продолжается 6 лет, а на выходе мы получаем специалистов непредсказуемых компетенций - кто-то учил программу, кто-то играл с друзьями в карты, но на выходе результат у всех плюс-минус одинаковый.

Как минимум в здравоохранении - отрасли массовой, зарегулированной и прямо обращённой к населению - это создаёт огромный пул проблем, связанных с доверием. Работодатель, пациент или нуждающийся в экспертизе бизнес не могут в таких условиях доверять диплому врача, и вынуждены полагаться исключительно на сбор репутационных сведений, который, вдобавок, носит непубличный характер. А доверие, как известно - драйвер экономики вообще и экономики инновационной - в частности. Нельзя, конечно, сказать, что толерантность к незнанию является первопричиной стагнации отрасли, но вклад её важен в первую очередь инерционностью - репутация разрушается быстро, а вот создаётся десятилетиями.

Очередь за забором, или Не тот дефицит

Итак, попытки закрытия дефицита кадров в медицине свежими выпускниками перешли в новое качество - Минздрав разработал проект по введению обязательного трудоустройства выпускников медвузов в медицинские организации, которые работают по ОМС.
Проект поправок в закон «Об образовании в РФ» опубликован на портале проектов нормативных правовых актов.

Если/когда инициатива будет одобрена, выпускникам медицинских вузов, обучавшимся на бюджете, предстоит отработать в медицинских учреждениях три года, а тем, кто окончил колледжи, – два года. Основным условием будет трудоустройство в организациях, предоставляющих медицинскую помощь в рамках программы госгарантий. Это могут быть как государственные больницы, так и частные клиники, принимающие пациентов по полисам ОМС.

Следуя логике авторов законопроекта, если к "целевикам" (имеющим договор с определённым учреждением и на этом основании обучающимся в ВУЗе или ординатуре) , которых и без того больше половины, надо добавить всех обучающихся на бюджете вообще - и всех отправить принудительно работать в ОМСе - то и врачей будет в избытке, и качество медицинской помощи вырастет.

Проблема в том, что дефицит медицинских кадров вызван НЕ недостатком выпускников ВУЗов (50-60 тысяч новых врачей в год - это гигантская цифра, да и обеспеченность врачами в мировом топе), а дефицитом средств в системе ОМС по отношению к гарантиям в ней, а также стимулами к избыточной обращаемости населения за медицинской помощью.
Предложение же прямо о первой части этого тезиса и говорит - регулятор готов принудить людей работать в ОМСе вне зависимости от того, в чьей собственности будет само учреждение, даже в частной.
Переводя это на язык жизни - регулятор понимает, что деньгами перекупать врачей из коммерческой медицины или из неклинической работы не выйдет (объём гарантий постоянный, объём требований растёт - с математической неизбежностью получается дефицит, подробности по ссылке выше).

Основная причина дефицита кадров - это, конечно, неадекватное соотношение между зарплатами и объёмом трудовых задач (по крайней мере - по мнению врачей, руководство часто имеет другие взгляды). Зарплаты в медицине на 80-90% возникают из ОМС вне зависимости от представленности частной медицины (о экономике чего я напишу отдельно), а потребность неизбежно растёт.
Соответственно, есть два взаимосвязанных пути решения вопроса - или как-то увеличивать занятость ставок (не обязательно зарплатами - можно, как и предлагает регулятор, сделать слишком дорогим отказ от работы), или сокращать потребность в помощи.

Сомнительно, что Минздрав может повлиять на дефицит со стороны общего ресурсного обеспечения. Это сложнейший политический вызов, который решается на уровне выше министерского. Поэтому регулятор, осмотрев свои ресурсы, видит, что один из немногочисленных профицитов в его распоряжении - это абитуриенты, число которых выросло до 13 человек на одно место. И абсолютно в этой же логике он и предполагает принудительное распределение.

Не было бы абитуриентов - не было бы и таких предложений.

Опять-таки, насколько я знаю, конкурса в медицинские колледжи, готовящие медсестёр нет - и предложения, разумеется, не поступают, хотя дефицит медсестёр вдвое (не опечатка, вдвое!) выше дефицита врачей. Образно говоря - очередь за забором есть, только она стоит не после ВУЗа, а до, и её хотят использовать для сохранения давления на зарплаты тех, кто уже работает в системе.

Интересно, что регуляторы на подобные статьи внимания не обращают. Я далёк от мысли о том, что это - неловкая реклама, уж больно специфичны, рецептурны (и, как минимум в случае с пропранололом - достаточно опасны) представленные препараты - но меня поражает, с какой настойчивостью из века в век политики и политологи пытаются играть в биологию и медицину, в которых не понимают ровным счётом ничего. Причём игры эти ведутся с равной энергией и слева, и справа.

Vox populi

Во всех предыдущих постах дефицит ресурсов по отношению к гарантиям обозначался как основная причина дефицита специалистов в здравоохранении. Однако, стоит рассмотреть и другую сторону вопроса - управленческие предпосылки к дефициту кадров, лежащие вне плоскости дефицита ресурсов и связанные с их неэффективным использованием.

И, на мой взгляд, вот эта прекрасная, написанная без ненависти к врачам и системе история с пикабу их иллюстрирует как нельзя лучше. Неоднократно в ходе управленческой работы мне приходилось видеть таких пациентов (это десятки случаев за год как минимум) и искать решение сложившихся коллизий. О чём она с управленческой точки зрения? Я бы ответил так:

- врачи вынуждены заниматься не своим делом - администрированием пациентопотоков
- они очень ограничены в правах относительно пациента как профессионально (онколог не может взять биопсию, а обычный хирург боится лезть в челюстно-лицевую зону - вполне возможно, что обоснованно, но практика показывает, что административная незащищённость очень часто является ключевым ограничителем), так и организационно ("я хирург, а наравление к онкологу может выдать только онколог")
- в этих административных перипетиях они принимают прямо ошибочные решения ввиду огромного массива нормативных актов, которые часто противоречат друг другу, регулярно обновляются и в отношении которых административные сотрудники медицинских организаций не организуют должную разъяснительную работу
- отсутствуют административные сотрудники, которые могли бы решить ситуацию "в режиме реального времени", разъяснив ситуацию и врачам, и пациенту
- отсутствует должностная функция, заинтересованная в скорейшем разрешении сложившейся коллизии - фактически, пациент является единственным защитником своих интересов, не имея при этом должной квалификации

Т.е. налицо слабость среднего управленческого корпуса - заместителей главных врачей, главных врачей, руководителей управлений внутри регионального органа исполнительной власти в сфере здравоохранения - которого не принимают (или не могут принимать) решения, направленные на облечение пациентской маршрутзации и сокращение абсолютно непроизводительных затрат.

Это следует понимать двояко - с одной стороны, речь может идти о физической невозможности нормальной организации (нехватка управленческих кадров, их перегруженность задачами, недостаточная квалификация), с другой - о том, что в Великобритании в своё время назвали implicit barriers, т.е. подразумеваемые, но прямо не обозначенные барьеры к получению медицинской помощи, которые могут быть при определённом старании преодолены, но ограничивают в пользовании услугами здравоохранения наименее защищённых членов общества.

Вероятнее всего истина где-то посередине - с одной стороны, никто специально не создавал эти институциональные ограничения, с другой стороны в условиях ограниченного количества ресурсов стимулов их разрешать не так уж много - денег и помощи на всех точно не хватит, а тут по крайней мере отказ происходит "по закону" и сам по себе, без привлечения дополнительных манёвров и без необходимости разрешать конфликты в связи с неисполнением прямых обязательств.

Однако как раз в части кадрового измерения именно в этих бесчисленных регуляциях таится действительная стратегическая глубина, находящаяся притом практически исключительно в правовом поле Министерства здравоохранения. Безусловно, невозможно силами Минздрава отказаться от абсолютно бессмысленного требования предоставления консультации "узкого специалиста" в течение трёх дней от обращения - зато можно расширить права и подготовку специалиста первичного таким образом, чтобы нужды в маршрутизации не возникало. Практически нереально, как показывает практика последних десятилетий, обеспечить консолидированный бюджет медицины выше 5% ВВП - зато можно перестать требовать перед удалением кусочка кожи 2х2 см такой же список анализов, как перед крупной полостной операцией.

И, наряду с практически неизбежными инициативами по дальнейшему "закрепощению" медицинских работников, хотелось бы увидеть и активность регулятора в оптимизации документооборота, рационализации нормативно-правовой базы и стратегическом лидерстве.

Под медицинским туризмом у нас понимается огромный спектр абсолютно различных явлений. Я бы назвал четыре основных варианта:

1. Выездной медицинский туризм - это то, с чем рады бы бороться в правительстве, да страшно за себя самих: организация поездок за пределы России для получения медицинской помощи.
2. Въездной медицинский туризм в коммерческой клинике. К этому виду деятельности государственное отношение нейтрально-положительное - свой вклад в статистику эти пациенты вносят, деньги оставляют и
3. Въездной медицинский туризм в государственной клинике. Это, собственно, то чего ожидают государственные регуляторы - приезд пациентов и лечение в государственных медицинских организациях.
4. Трансграничные страховые продукты. Хорошая, но тщательно убитая идея продавать полисы для обследования и лечения пациентов в дружественных странах, в которых доступность медицинских услуг ввиду цены и потребности ниже, чем в Российской Федерации.

При этом надо отметить, что в целом рынок растёт, несмотря ни на что. Во многом рост, конечно, - это улучшение отчётности, поскольку Минздрав начал свою деятельность по медтуризму именно с этого действия. Более того, можно сказать, что перечень барьеров до и после санкций примерно похож:

I. У нас низкая встраиваемость в зарубежные клинические протоколы в тех странах, откуда к нам едут медицинские туристы. В целом можно оставить мысль, что к нам поедут на сложное лечение целиком - многоэтапное онкологическое или хирургическое лечение долгое и дорогое, и как правило туризмом является приезд на операцию, на лучевую терапию или на другой сложный лечебный алгоритм, которое при всём желании невозможно локализовать в стране проживания. Для этого надо, чтобы пациент был обследован по соответствующим стандартам за рубежом. Мой опыт (в Нигерии, Узбекистане, Киргизии, Эфиопии) показывает, что разрыв между стандартами там и стандартами здесь весьма внушителен, а низкая инвазия мягкой силой приводит к тому, что российские\международные стандарты никто продвигать и не пытается. Это приводит к тому, что пациент ожидает лечение определённым способом - а по факту часто получает дополнительное обследование и совершенно другой лечебный алгоритм, что не способствует репутации страны. Конкуренты (см. п V) в то же время активно инвестируют в развёртывание первичной инфраструктуры помощи "на месте" с тем, чтобы маршрутизировать пациентов более адресно.

II. Визы. В Санкт-Петербург ездили (и, говорят, порой ещё ездят) финны, а в Хабаровск, Владивосток и другие города дальнего Востока (а возможно сейчас - и Сибири) - китайцы. Приезжают на то, чего долго ждать в родной стране и что стоит дорого - КТ, МРТ, лабораторные исследования. Этого могло бы быть больше, если бы не ограничения по визам, которые выдаются достаточно долго и с ненулевым риском отказа.

III. Отсутствие специализированной работы с "индустрией гостеприимства" в медицине. Тут всё грустно и с кадрами (на иностранном языке с возможностью коммуникации говорит 20-25%), и с локальными ограничениями на работу с посредниками, такими как ассистансные компании, и со скромной практикой компенсаций за некачественное лечение. Добавим к этому вопросы трансфера, привычного питания, круглосуточной поддержки на родном языке - и вот мы получаем потребность в полномасштабном комплексе мер, который, как показывает практика конкурентов (см. ниже) требует значительных коммерческих инвестиций в условиях правового благоприятствования со стороны государства.

IV. Трансграничные расчёты. По понятным причинам все расчёты с заграничными клиентами медицинских организаций находятся в риске вторичных санкций. Это мало сказывается на работе с физическими лицами, но затрудняет привлечение агентств на стороне страны, направляющей пациента - и уж тем более осложняет работу трансграничных страховых механизмов.

V. Конкуренция. Турция, Индия, Таиланд, в меньшей степени Израиль предлагают такой же или больший набор услуг по ценам, которые по меньшей мере сопоставимы с российскими, с аналогичным уровнем качества, но с куда более проработанными вопросами маршрутизации (см. п I) гостеприимства (см. п. III).

Таким образом в целом, несмотря на барьеры, индустрия растёт, однако, имеет очевидные ограничения, которыми ещё предстоит заниматься (среди которых наиболее значимым риском мне представляется конкуренция). О чём стоило бы подумать - так это о том, как продвижение платных медицинских услуг иностранным гражданам воспринимается населением и индустрией в контексте постоянно заявляемого дефицита специалистов - но это уже совсем другая история, аналогичная вопросу развития платных медицинских услуг в государственных медицинских организациях.

Вообще, идея выравнивания тарифов очень хорошая, непонятен только ряд моментов:

- откуда у ФАСа компетенции понимать, применяется ли в данном случае выравнивание оправданно или нет?
- выравнивать будут "вниз" или "вверх"?
- разница в тарифах во многом обусловлена разницей в региональной заболеваемости (например, тут - отличный пример)?
- как ФАС поступит в случае, когда тариф занижен вследствие исчерпания объёмов региона без без возможности пополнить фонд из бюджета?


Но сама по себе идея внедрить в систему ОМС постоянного участника, не связанного с ней деловыми и финансовыми отношениями, мне кажется очень рациональной. Может быть, ФАС озаботится по итогу своей деятельности и конкретизацией обязательств. Возможно, что участие ФАС заставит придать законченную правовую форму документам медико-экономического анализа.

Но, к сожалению, возможен и вариант, когда ФАС пополнит собой стройные ряды надзорных ведомств, увеличивающих административную нагрузку без значимых улучшений качества работы системы здравоохранения.

Мой прогноз как всегда будет где-то посередине - надзор позволит, возможно, сократить отдельные формы неравенства локально (там, где хватило экспертизы, политической воли, ресурсов у региона) и будет служить страховкой от ещё большего роста перегибов, но глобальную проблему - дефицита ресурсов - не решит. К сожалению, "шок" нашей системы - не дистрибутивный и не обструктивный, а в чистом виде гиповолемический, всё остальное - порочные круги компенсаторных механизмов.