Telegram Group & Telegram Channel
Спецоперация, которой уже не рады: Почему хочется побыстрее свернуть конфликт

Несмотря на то, что лед вроде бы как тронулся и российская делегация во главе с министром иностранных дел Сергеем Лавровым и помощником президента РФ Юрием Ушаковым прибыла в столицу Саудовской Аравии для старта  переговоров, официальная риторика все еще остается неизменной: цели СВО неизменны, победа неизбежна, а поддержка общества высока. Однако реальность упорно сопротивляется этим лозунгам. Число жалоб, поступивших к Татьяне Москальковой от участников боевых действий и их семей, за год выросло в 2,3 раза. Более 68 тысяч обращений – это не просто статистика, а индикатор системного кризиса.

Эти обращения – не вопросы идеологии, а крик отчаяния людей, столкнувшихся с самой прозаичной стороной войны: отсутствием выплат, медицинской помощи, поиском пропавших и освобождением пленных. Их становится все больше, и Кремль понимает, что давление только нарастает (хотя и не факт).

Любая военная кампания – это не только фронт, но и тыл. Чем дольше идет конфликт, тем выше нагрузка на социальные механизмы. Выплаты мобилизованным и их семьям, лечение раненых, реабилитация – все это требует денег, ресурсов, административных решений. И с каждым днем справляться с этими последствиями становится все сложнее.

Сначала власть сделала ставку на мобилизацию – добровольную и принудительную. Затем пошли осужденные. Теперь на штурм отправляют раненых, инвалидов, людей, которым, по всем документам, давно положено демобилизоваться. Суд признает мобилизованного негодным к службе? Командование просто игнорирует решение и отправляет его обратно в окопы.

Один из самых ярких последних примеров – история Ильи Коваленко. Суд постановил его комиссовать, но командиры угрожают: «Раз ты пошел в суд, теперь идешь в пехоту». Это уже не война ради целей, это война ради войны, просто чтобы не останавливать маховик, который уже некому крутить.

Ситуация на фронте отражается и на приграничных территориях. Суджанский интернат, попавший под удар, – лишь один из эпизодов. Там находились пожилые и маломобильные люди, эвакуация которых затянулась. Официальные структуры либо не хотят, либо не могут заниматься этой проблемой. А когда местные жители пытаются добиться ответа через Telegram-каналы, власти вместо помощи отправляют в Суджу не гуманитарные конвои, а проверки прокуратуры.

Система блокируется. Запрос на решение проблем сталкивается с отсутствием механизмов для их решения. Это вызывает раздражение не только у пострадавших, но и у чиновников, вынужденных разгребать завалы.

Несмотря на громкие заявления, в Кремле должны понимать, что общественное напряжение растет. Запас лояльности, которым власть пользовалась в 2022–2023 годах, истощается. Пропаганда больше не справляется – люди сталкиваются с реальностью, которая не укладывается в официальные нарративы.

Чем дольше продолжается этот конфликт, тем больше он разрушает не только Украину, но и Россию. Чем больше раненых возвращается без помощи, чем больше контрактников оказываются «пушечным мясом», тем больше вопросов возникает к тем, кто обещал защиту и стабильность.



group-telegram.com/plavkotell/11539
Create:
Last Update:

Спецоперация, которой уже не рады: Почему хочется побыстрее свернуть конфликт

Несмотря на то, что лед вроде бы как тронулся и российская делегация во главе с министром иностранных дел Сергеем Лавровым и помощником президента РФ Юрием Ушаковым прибыла в столицу Саудовской Аравии для старта  переговоров, официальная риторика все еще остается неизменной: цели СВО неизменны, победа неизбежна, а поддержка общества высока. Однако реальность упорно сопротивляется этим лозунгам. Число жалоб, поступивших к Татьяне Москальковой от участников боевых действий и их семей, за год выросло в 2,3 раза. Более 68 тысяч обращений – это не просто статистика, а индикатор системного кризиса.

Эти обращения – не вопросы идеологии, а крик отчаяния людей, столкнувшихся с самой прозаичной стороной войны: отсутствием выплат, медицинской помощи, поиском пропавших и освобождением пленных. Их становится все больше, и Кремль понимает, что давление только нарастает (хотя и не факт).

Любая военная кампания – это не только фронт, но и тыл. Чем дольше идет конфликт, тем выше нагрузка на социальные механизмы. Выплаты мобилизованным и их семьям, лечение раненых, реабилитация – все это требует денег, ресурсов, административных решений. И с каждым днем справляться с этими последствиями становится все сложнее.

Сначала власть сделала ставку на мобилизацию – добровольную и принудительную. Затем пошли осужденные. Теперь на штурм отправляют раненых, инвалидов, людей, которым, по всем документам, давно положено демобилизоваться. Суд признает мобилизованного негодным к службе? Командование просто игнорирует решение и отправляет его обратно в окопы.

Один из самых ярких последних примеров – история Ильи Коваленко. Суд постановил его комиссовать, но командиры угрожают: «Раз ты пошел в суд, теперь идешь в пехоту». Это уже не война ради целей, это война ради войны, просто чтобы не останавливать маховик, который уже некому крутить.

Ситуация на фронте отражается и на приграничных территориях. Суджанский интернат, попавший под удар, – лишь один из эпизодов. Там находились пожилые и маломобильные люди, эвакуация которых затянулась. Официальные структуры либо не хотят, либо не могут заниматься этой проблемой. А когда местные жители пытаются добиться ответа через Telegram-каналы, власти вместо помощи отправляют в Суджу не гуманитарные конвои, а проверки прокуратуры.

Система блокируется. Запрос на решение проблем сталкивается с отсутствием механизмов для их решения. Это вызывает раздражение не только у пострадавших, но и у чиновников, вынужденных разгребать завалы.

Несмотря на громкие заявления, в Кремле должны понимать, что общественное напряжение растет. Запас лояльности, которым власть пользовалась в 2022–2023 годах, истощается. Пропаганда больше не справляется – люди сталкиваются с реальностью, которая не укладывается в официальные нарративы.

Чем дольше продолжается этот конфликт, тем больше он разрушает не только Украину, но и Россию. Чем больше раненых возвращается без помощи, чем больше контрактников оказываются «пушечным мясом», тем больше вопросов возникает к тем, кто обещал защиту и стабильность.

BY Плавильный котёл


Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260

Share with your friend now:
group-telegram.com/plavkotell/11539

View MORE
Open in Telegram


Telegram | DID YOU KNOW?

Date: |

In the United States, Telegram's lower public profile has helped it mostly avoid high level scrutiny from Congress, but it has not gone unnoticed. "Like the bombing of the maternity ward in Mariupol," he said, "Even before it hits the news, you see the videos on the Telegram channels." On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. At its heart, Telegram is little more than a messaging app like WhatsApp or Signal. But it also offers open channels that enable a single user, or a group of users, to communicate with large numbers in a method similar to a Twitter account. This has proven to be both a blessing and a curse for Telegram and its users, since these channels can be used for both good and ill. Right now, as Wired reports, the app is a key way for Ukrainians to receive updates from the government during the invasion. After fleeing Russia, the brothers founded Telegram as a way to communicate outside the Kremlin's orbit. They now run it from Dubai, and Pavel Durov says it has more than 500 million monthly active users.
from cn


Telegram Плавильный котёл
FROM American