Гондолу бьёт о гнилые сваи.
Звук отрицает себя, слова и
слух; а также державу ту,
где руки тянутся хвойным лесом
перед мелким, но хищным бесом
и слюну леденит во рту.
 
Иосиф Бродский
«Лагуна», отрывок
1973
 
🌊 Сегодня, рассматривая венецианские фрагменты Натюрморта, сфокусируем взгляд на сувенирной гондоле, принадлежавшей Иосифу Бродскому. В экспозиции она пришвартована между сваями чемодана и кипрегеля, а в семье поэта служила шкатулкой:
 
«Запишите сюда же маленькую медную гондолу, которую отец купил в Китае во время службы и которую родители держали на трюмо, заполняя разрозненными пуговицами, иголками, марками и – по нарастающей – таблетками и ампулами», – вспоминает Бродский в «Набережной Неисцелимых».
 
«Лагуну», процитированную выше, Бродский пишет спустя год после эмиграции. Это первое его стихотворение о Венеции и одно из семи, посвящённых «тонущему городу». В книге «Бродский за границей» Санна Турома, научный сотрудник Александровского института Хельсинкского университета (Финляндия), отмечает, что в тексте «Лагуны»:
 
«Образы хвойного леса и замерзающей слюны символизируют тоталитаризм, но также вызывают в сознании образ Севера и северной (советской) „державы”, противопоставленный „гондоле”, символизирующей Запад и средиземноморский юг».
 
Время примиряет с расстояниями и порой вмешивается в наши перемещения, сталкивая, казалось, навсегда разминувшихся людей, соединяя вещи, которые больше не ожидаешь увидеть рядом. Венецианская гондола из нашего собрания проплыла по маршруту Китай–СССР–США–Россия. После эмиграции Бродского она проследовала за ним и видна на фотографиях рабочего стола поэта в Энн Арборе и на Мортон стрит в Нью-Йорке.
 
Теперь, в Натюрморте, гондола соседствует и с вещами из «Полутора комнат», и с предметами, окружавшими Бродского в Америке. «Значит, нету разлук».
 
// #глядя_вослед //
// #вещи_и_люди //