Xorrâm-Dinân

В тексте говорится, что Наими был «the great Azerbaijani philosopher». Учитывая, что книжка направлена на иностранную аудиторию (потому и написана на английском), очевидно, что с помощью этакой «национализации» Наими, обогащается современный азербайджанский национальный миф. Хотя, конечно, каждому, кто мало-мальски знаком с историей национальных движений, зарождения национальных государств, и вообще выступлением на первый план именно национальной идентификации — ясно, что говорить о средневековых деятелях в национальных категориях — глупость. Можно было бы, конечно, подумать о региональной идентификации, поскольку учение Наими достигло наибольшего влияния именно в Баку, а многие его последователи были из Ширвана (Bryan S. Turner. Islam: Critical Concepts in Sociology, Routledge, 2003, p. 284). Но понятно, что автор явно не ее подразумевал.

Еще один контраргумент, касающийся идентификации Наими заключается в том, что он ничего не написал на тюркском азербайджанском (который в его времена, по-видимому, еще даже не выделился окончательно из общетюркского или староанатолийского-тюркского). Наими писал преимущественно на персидском, арабском и своем родном языке — горганском (также астарабадский диалект персидского), который близок к таджикскому или талышскому языкам, и соответственно, относится к иранской языковой группе. Хотя нужно отметить, что во времена Наими все еще здравствовал язык азери, на котором говорили в Южном Азербайджане, и который был вытеснен окончательно тюркским языком в XVII веке. Но и этот язык был, судя по всему, региональным диалектом персидского.

Наконец, примечательно, как современные азербайджанские конструкторы национального мифа переняли столь часто отвергаемый ими советский опыт, и не побоюсь этих слов, даже сталинский опыт — см. кампания по приданию Низами Гянджеви статуса национального азербайджанского поэта, о чем еще как-нибудь что-нибудь здесь будет.

www.group-telegram.com/cn/xorramdinan.com/336

43 viewsFeb 20 at 11:07

В тексте говорится, что Наими был «the great Azerbaijani philosopher». Учитывая, что книжка направлена на иностранную аудиторию (потому и написана на английском), очевидно, что с помощью этакой «национализации» Наими, обогащается современный азербайджанский национальный миф. Хотя, конечно, каждому, кто мало-мальски знаком с историей национальных движений, зарождения национальных государств, и вообще выступлением на первый план именно национальной идентификации — ясно, что говорить о средневековых деятелях в национальных категориях — глупость. Можно было бы, конечно, подумать о региональной идентификации, поскольку учение Наими достигло наибольшего влияния именно в Баку, а многие его последователи были из Ширвана (Bryan S. Turner. Islam: Critical Concepts in Sociology, Routledge, 2003, p. 284). Но понятно, что автор явно не ее подразумевал.

Еще один контраргумент, касающийся идентификации Наими заключается в том, что он ничего не написал на тюркском азербайджанском (который в его времена, по-видимому, еще даже не выделился окончательно из общетюркского или староанатолийского-тюркского). Наими писал преимущественно на персидском, арабском и своем родном языке — горганском (также астарабадский диалект персидского), который близок к таджикскому или талышскому языкам, и соответственно, относится к иранской языковой группе. Хотя нужно отметить, что во времена Наими все еще здравствовал язык азери, на котором говорили в Южном Азербайджане, и который был вытеснен окончательно тюркским языком в XVII веке. Но и этот язык был, судя по всему, региональным диалектом персидского.

Наконец, примечательно, как современные азербайджанские конструкторы национального мифа переняли столь часто отвергаемый ими советский опыт, и не побоюсь этих слов, даже сталинский опыт — см. кампания по приданию Низами Гянджеви статуса национального азербайджанского поэта, о чем еще как-нибудь что-нибудь здесь будет.

BY Xorrâm-Dinân