#представьтесебе
коллекционер Сергей Лимонов развернул в Петербурге фонд современного искусства на бывшем заводе Разина. Это первый опыт в России, когда в постиндустриальном месте через выставки и открытое хранение знакомят со своей коллекцией.
В её основе — петербургские художники. Дебютировали с тотальной инсталляции одного из них — самобытного автора, работающего под псевдонимом Грехт. Экспозиция переносит словно в книгу сказок братьев Гримм, которую если бы мог проиллюстрировал Брейгель.
Лимонов лет десять системно собирал и поддерживал художников: выставками, мастерскими и продакшном тотальных инсталляций. Одно дело — купить у автора готовую картину и повесить ее на стену, другое — воплотить его мечту — помочь произвести и выставить мини-город из объектов, как у Грехта, который не уместится в традиционные выставочные форматы. Но Лимонов рискнул.
Заводской антураж подошел не только размером, но фактурой и атмосферой. Питерское искусство отличается хтоничностью и дерзким наивом. Показывать его в белом кубе опасно — отсутствие контекста рискует низвести до уровня поделки. Даже arte povera первых итальянских имен вроде Микеланджело Пистолетто в изысканной парижской бирже Пино смотрится как груда мусора.
Питерское современное искусство требует особого подхода, своих стен и своего зрителя. Лимонов разглядел в андеграундном арт-сплаве алмазы, огранил их и показал. Как коллекционеры мирового уровня, исторические русские меценаты, тратит колоссальные ресурсы на развитие нашего современного искусства и просвещение зрителя. Это путь тернистый и редко благодарный при жизни, но единственно верный. Только он принесет настоящие плоды.
Фотографии Дмитрия Егорова
коллекционер Сергей Лимонов развернул в Петербурге фонд современного искусства на бывшем заводе Разина. Это первый опыт в России, когда в постиндустриальном месте через выставки и открытое хранение знакомят со своей коллекцией.
В её основе — петербургские художники. Дебютировали с тотальной инсталляции одного из них — самобытного автора, работающего под псевдонимом Грехт. Экспозиция переносит словно в книгу сказок братьев Гримм, которую если бы мог проиллюстрировал Брейгель.
Лимонов лет десять системно собирал и поддерживал художников: выставками, мастерскими и продакшном тотальных инсталляций. Одно дело — купить у автора готовую картину и повесить ее на стену, другое — воплотить его мечту — помочь произвести и выставить мини-город из объектов, как у Грехта, который не уместится в традиционные выставочные форматы. Но Лимонов рискнул.
Заводской антураж подошел не только размером, но фактурой и атмосферой. Питерское искусство отличается хтоничностью и дерзким наивом. Показывать его в белом кубе опасно — отсутствие контекста рискует низвести до уровня поделки. Даже arte povera первых итальянских имен вроде Микеланджело Пистолетто в изысканной парижской бирже Пино смотрится как груда мусора.
Питерское современное искусство требует особого подхода, своих стен и своего зрителя. Лимонов разглядел в андеграундном арт-сплаве алмазы, огранил их и показал. Как коллекционеры мирового уровня, исторические русские меценаты, тратит колоссальные ресурсы на развитие нашего современного искусства и просвещение зрителя. Это путь тернистый и редко благодарный при жизни, но единственно верный. Только он принесет настоящие плоды.
Фотографии Дмитрия Егорова
#непроходитемимо
Продолжаем изучать стили русской архитектуры на основе выставки «Архитектура говорит» МуАра. От модерна и неорусского стиля уходим в авангард 1920-х.
▪️Контекст. Из-за затянувшейся Первой мировой и революции работы зодчих ограничивались ремонтами или архитектурными фантазиями на бумаге. В них развивали идеи неоклассицизма — ведущего направления предвоенного времени. По мере роста проектирования и увеличения числа конкурсов в начале 1920-х начали проступать новые решения, связанные с советским архитектурным авангардом. В нём проявились: 1) функциональная организация помещений, 2) акцентирование на фасадах конструктивной структуры здания, 3) большие оконные проёмы и решения, которые уже использовали архитекторы в начале ХХ века.
▪️Здание газеты «Известия» Григория Бархина. В новых условиях сторонники этого подхода пошли дальше: они отказывались от любых отсылок к исторической архитектуре, с фасадов исчезал декор, а главным выразительным средством стала чистота геометрических форм. К середине 1920-х в СССР разработали несколько методов проектирования зданий, в частности конструктивизм и рационализм. Но ещё многие активно использовали новые формы и подходы, формально не придерживаясь ни одной из методик. Таким архитектором был и Бархин — автор «Известий», одного из самых знаковых сооружений Москвы 1920-х годов.
▪️Другие постройки в эти годы: Ивсельбанк Виктора Веснина в Иваново и Дом Константина Мельникова в Москве, который на реставрации до следующего года
Продолжаем изучать стили русской архитектуры на основе выставки «Архитектура говорит» МуАра. От модерна и неорусского стиля уходим в авангард 1920-х.
▪️Контекст. Из-за затянувшейся Первой мировой и революции работы зодчих ограничивались ремонтами или архитектурными фантазиями на бумаге. В них развивали идеи неоклассицизма — ведущего направления предвоенного времени. По мере роста проектирования и увеличения числа конкурсов в начале 1920-х начали проступать новые решения, связанные с советским архитектурным авангардом. В нём проявились: 1) функциональная организация помещений, 2) акцентирование на фасадах конструктивной структуры здания, 3) большие оконные проёмы и решения, которые уже использовали архитекторы в начале ХХ века.
▪️Здание газеты «Известия» Григория Бархина. В новых условиях сторонники этого подхода пошли дальше: они отказывались от любых отсылок к исторической архитектуре, с фасадов исчезал декор, а главным выразительным средством стала чистота геометрических форм. К середине 1920-х в СССР разработали несколько методов проектирования зданий, в частности конструктивизм и рационализм. Но ещё многие активно использовали новые формы и подходы, формально не придерживаясь ни одной из методик. Таким архитектором был и Бархин — автор «Известий», одного из самых знаковых сооружений Москвы 1920-х годов.
▪️Другие постройки в эти годы: Ивсельбанк Виктора Веснина в Иваново и Дом Константина Мельникова в Москве, который на реставрации до следующего года
#представьтесебе
директором «РОСИЗО» стал Иван Лыкошин, работавший у Ивана Демидова в парке «Зарядье». Он отвечал за большие мероприятия и «Московскую Арт премию». С РОСИЗО сотрудничал с 2017 года как куратор выставочного цикла «Актуальная Россия».
На «РОСИЗО» исторически ставили своих и не музейных работников. Лыкошин был во внутреннем кадровом резерве Минкульта, и вот нашли для него место. Оно освободилось, так как Ольга Галактионова позвала в Пушкинский Георгия Москвичева. Он станет там ее заместителем
директором «РОСИЗО» стал Иван Лыкошин, работавший у Ивана Демидова в парке «Зарядье». Он отвечал за большие мероприятия и «Московскую Арт премию». С РОСИЗО сотрудничал с 2017 года как куратор выставочного цикла «Актуальная Россия».
На «РОСИЗО» исторически ставили своих и не музейных работников. Лыкошин был во внутреннем кадровом резерве Минкульта, и вот нашли для него место. Оно освободилось, так как Ольга Галактионова позвала в Пушкинский Георгия Москвичева. Он станет там ее заместителем
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
#представьтесебе
Цирк на Вернадского сохранят — на какое-то время точно. Новый цирк построят в Мневниковской пойме. Каким он будет, определят в том числе юные москвичи в ходе голосования.
Москва должна оставаться передовым мегаполисом, не теряя истории.
Спасибо, что прислушались
Цирк на Вернадского сохранят — на какое-то время точно. Новый цирк построят в Мневниковской пойме. Каким он будет, определят в том числе юные москвичи в ходе голосования.
Москва должна оставаться передовым мегаполисом, не теряя истории.
Спасибо, что прислушались
#полноекуку
Это ж надо было так обнаглеть на открытии выставочного сезона в МАММ. VIP-гость Денис Химиляйне, претендующий на звание коллекционера, держит окурок за спиной у Ольги Свибловой. Жаль, она не увидела и не дала по рукам хаму. Фото расходится по соцсетям — будто это новые стандарты для хозяев жизни в современном искусстве
Это ж надо было так обнаглеть на открытии выставочного сезона в МАММ. VIP-гость Денис Химиляйне, претендующий на звание коллекционера, держит окурок за спиной у Ольги Свибловой. Жаль, она не увидела и не дала по рукам хаму. Фото расходится по соцсетям — будто это новые стандарты для хозяев жизни в современном искусстве
#представьтесебе
Эрмитаж словно пересобрал себя и после долгого затишья сделал вторую подряд после натюрморта блестящую выставку — это «Каспар Давид Фридрих и Россия». Ей не помешали состояться ни повторы проекта Третьяковки «Мечты о свободе», ни импортозамещение, ни архитектура, напоминающая в начале Пискаревское кладбище.
В былые времена Эрмитаж задумывал отметить 250-летие Фридриха, став партнером его европейских гастролей. В итоге достойно вышел из положения, проведя параллель между мастером и Россией. Приобретя около сотни работ, Николай I, Александра Федоровна и Василий Жуковский стали главными коллекционерами и финансовым источником Фридриха. Дружба художника и поэта до того вышла плодотворной, что Жуковский начал рисовать, а Фридрих — писать стихи. Результаты их творчества — глава выставки.
Сюжетно она перекликается с проектом Третьяковки, но стала самостоятельным высказыванием. С прекрасными работами, драматургией, спецсайтом и музыкальным сопровождением от Music Aeterna. Впервые в этих стенах от текстов не оторваться. Их, оказывается, можно давать на благородных этикетках, а не криво вырезанными и наклеенными.
За дизайн отвечает Максим Атаянц, которого пригласили в музей как архитектора, а не коллекционера. Странно, что он не обратился к готике, которая характерна эпохе Фридриха, но его удачное по объемам, ритму и цветам освоение Николаевского зала — половина успеха проекта.
Он затягивает даже людей далеких от искусства. На моих глазах один из кадетов до того впечатлился выставкой, что в свободное время вместо похода в музейный буфет остался вести видео-экскурсию для заболевшего одноклассника, лежавшего в больнице. Вот что творит сила большого искусства даже в камерном формате!
Эрмитаж словно пересобрал себя и после долгого затишья сделал вторую подряд после натюрморта блестящую выставку — это «Каспар Давид Фридрих и Россия». Ей не помешали состояться ни повторы проекта Третьяковки «Мечты о свободе», ни импортозамещение, ни архитектура, напоминающая в начале Пискаревское кладбище.
В былые времена Эрмитаж задумывал отметить 250-летие Фридриха, став партнером его европейских гастролей. В итоге достойно вышел из положения, проведя параллель между мастером и Россией. Приобретя около сотни работ, Николай I, Александра Федоровна и Василий Жуковский стали главными коллекционерами и финансовым источником Фридриха. Дружба художника и поэта до того вышла плодотворной, что Жуковский начал рисовать, а Фридрих — писать стихи. Результаты их творчества — глава выставки.
Сюжетно она перекликается с проектом Третьяковки, но стала самостоятельным высказыванием. С прекрасными работами, драматургией, спецсайтом и музыкальным сопровождением от Music Aeterna. Впервые в этих стенах от текстов не оторваться. Их, оказывается, можно давать на благородных этикетках, а не криво вырезанными и наклеенными.
За дизайн отвечает Максим Атаянц, которого пригласили в музей как архитектора, а не коллекционера. Странно, что он не обратился к готике, которая характерна эпохе Фридриха, но его удачное по объемам, ритму и цветам освоение Николаевского зала — половина успеха проекта.
Он затягивает даже людей далеких от искусства. На моих глазах один из кадетов до того впечатлился выставкой, что в свободное время вместо похода в музейный буфет остался вести видео-экскурсию для заболевшего одноклассника, лежавшего в больнице. Вот что творит сила большого искусства даже в камерном формате!
#пожитьэстетски
Соседство и партнерство с Эрмитажем вдохновило «Гранд Отель Мойка 22» создать свое художественное пространство. Его Чайная гостиная превратилась в артистическое кафе в духе Caffé Greco в Риме, где заседали Брюллов, Гоголь и Кипренский, но с более изящным оформлением.
Лоджии Рафаэля, библиотеку с итальянскими альбомами по искусству и вид на Зимний дворец Растрелли дополнили развеской искусства под кураторством Василия Успенского из Эрмитажа. Он выбрал гравюры Пиранези, графику с питерскими руинами Павла Шиллинговского и полотна в гравюрной технике Егора Острова. Все они размышляют о бессмертии вечной красоты.
Завершает галерею Мадонна Рафаэля, какой ее увидел Остров. А старинная копия с неё встречает гостей отеля. Этот прием — перекличка двух интерпретаций Мадонн в начале и в конце экспозиции — Успенский придумал для выставки «Линия Рафаэля» в Эрмитаже. Увидев ее, команда отеля задумала проект и шла к нему пять лет. Столько рождаются обычно музейные выставки, а «Мойка 22» может себе позволить такой же высокий уровень идеи и реализации
Соседство и партнерство с Эрмитажем вдохновило «Гранд Отель Мойка 22» создать свое художественное пространство. Его Чайная гостиная превратилась в артистическое кафе в духе Caffé Greco в Риме, где заседали Брюллов, Гоголь и Кипренский, но с более изящным оформлением.
Лоджии Рафаэля, библиотеку с итальянскими альбомами по искусству и вид на Зимний дворец Растрелли дополнили развеской искусства под кураторством Василия Успенского из Эрмитажа. Он выбрал гравюры Пиранези, графику с питерскими руинами Павла Шиллинговского и полотна в гравюрной технике Егора Острова. Все они размышляют о бессмертии вечной красоты.
Завершает галерею Мадонна Рафаэля, какой ее увидел Остров. А старинная копия с неё встречает гостей отеля. Этот прием — перекличка двух интерпретаций Мадонн в начале и в конце экспозиции — Успенский придумал для выставки «Линия Рафаэля» в Эрмитаже. Увидев ее, команда отеля задумала проект и шла к нему пять лет. Столько рождаются обычно музейные выставки, а «Мойка 22» может себе позволить такой же высокий уровень идеи и реализации
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
#представьтесебе
начинает решаться судьба Академии художеств. Зураб Церетели пытается пролоббировать на свое президентское кресло близкого родственника Василия. Но Академия — не семейный подряд, поэтому рассматриваются другие кандидатуры, а параллельно проводится аудит. Пока внешний.
Кулуарно уже заговорили, что дебет с кредитом не сходятся, хотя это можно и так понять. Только кахетинская коза не стала академиком за последние годы — в академики взяли всех! Зураб Константинович любил делать людям приятное, особенно важным для него людям. Количество академиков так велико, что превысило значительно квоту. Сколько настоящих академиков, а сколько приятных людей — вопрос. Сколько из них владеет мастерскими в Хамовниках и получает ежемесячные выплаты — тоже. Приближенным академикам выплачивают около ₽75 тыс в месяц. Им пообещали поднять выплаты до ₽120 тыс. Так прогревают академиков на фоне будущего голосования за Василия?
За какие заслуги его могут официально выдвинуть на такой пост? Он — художник или успешный управленец? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте взглянем на его музей. Когда-то он был на слуху, но превратился во второстную площадку, которую рассматривают как последнюю, когда другие отказали. Здания морально устарели, а дворы завалены понятно чем. Нет научной деятельности, постоянной экспозиции и внятной выставочной политики. Ощущение, что заходи кто хочешь и твори, что хочешь. В музее работает слабая команда, состоящая из родственников и друзей семьи. Умудрились даже не заполнить правильно заявку для Молодежной биеннале на грант ПФКИ, который получают культурные деятели уже даже из деревень. Так лишились флагманского проекта. Из сильного остался только Музей Сидура.
При этом Василий — свой в доску для арт-сообщества, и один немногих там порядочных и добродушных людей. Но кажется, ресторанный бизнес, виноделие и теннис его волнуют с некоторых пор больше музейного дела. Выстроить отношения с новыми хозяевами города ему не удалось. Там его имя как красная тряпка. Возможно, поэтому его срочно хотят эвакуировать в Академию, откуда в случае чего будет сложнее снять.
Но Академия нуждается в мощном антикризисном менеджере. Помимо разборки с академиками, кто потянет вопросы с недвижкой и сюрпризы, которые за этим пойдут? Семен Михайловский вряд ли сорвется из Петербурга. Георгий Франгулян, боюсь, при всей любви к нему не пройдёт из-за фамилии — особенно после почти 30 лет правления «одного грузина». Владимир Мединский уже при должностях и заботах. Остается Андрей Ковальчук, который не факт, что осилит авгиевы конюшни? Или найдут неожиданного героя? Два Пиотровских подряд — возможно, а два Церетели подряд — анекдот.
Апдейт: а вот и первый отклик
начинает решаться судьба Академии художеств. Зураб Церетели пытается пролоббировать на свое президентское кресло близкого родственника Василия. Но Академия — не семейный подряд, поэтому рассматриваются другие кандидатуры, а параллельно проводится аудит. Пока внешний.
Кулуарно уже заговорили, что дебет с кредитом не сходятся, хотя это можно и так понять. Только кахетинская коза не стала академиком за последние годы — в академики взяли всех! Зураб Константинович любил делать людям приятное, особенно важным для него людям. Количество академиков так велико, что превысило значительно квоту. Сколько настоящих академиков, а сколько приятных людей — вопрос. Сколько из них владеет мастерскими в Хамовниках и получает ежемесячные выплаты — тоже. Приближенным академикам выплачивают около ₽75 тыс в месяц. Им пообещали поднять выплаты до ₽120 тыс. Так прогревают академиков на фоне будущего голосования за Василия?
За какие заслуги его могут официально выдвинуть на такой пост? Он — художник или успешный управленец? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте взглянем на его музей. Когда-то он был на слуху, но превратился во второстную площадку, которую рассматривают как последнюю, когда другие отказали. Здания морально устарели, а дворы завалены понятно чем. Нет научной деятельности, постоянной экспозиции и внятной выставочной политики. Ощущение, что заходи кто хочешь и твори, что хочешь. В музее работает слабая команда, состоящая из родственников и друзей семьи. Умудрились даже не заполнить правильно заявку для Молодежной биеннале на грант ПФКИ, который получают культурные деятели уже даже из деревень. Так лишились флагманского проекта. Из сильного остался только Музей Сидура.
При этом Василий — свой в доску для арт-сообщества, и один немногих там порядочных и добродушных людей. Но кажется, ресторанный бизнес, виноделие и теннис его волнуют с некоторых пор больше музейного дела. Выстроить отношения с новыми хозяевами города ему не удалось. Там его имя как красная тряпка. Возможно, поэтому его срочно хотят эвакуировать в Академию, откуда в случае чего будет сложнее снять.
Но Академия нуждается в мощном антикризисном менеджере. Помимо разборки с академиками, кто потянет вопросы с недвижкой и сюрпризы, которые за этим пойдут? Семен Михайловский вряд ли сорвется из Петербурга. Георгий Франгулян, боюсь, при всей любви к нему не пройдёт из-за фамилии — особенно после почти 30 лет правления «одного грузина». Владимир Мединский уже при должностях и заботах. Остается Андрей Ковальчук, который не факт, что осилит авгиевы конюшни? Или найдут неожиданного героя? Два Пиотровских подряд — возможно, а два Церетели подряд — анекдот.
Апдейт: а вот и первый отклик
#вдень
памяти Анны Ахматовой её питерский музей показывает, как переосмыслил часть постоянной экспозиции. Пронзительная тотальная инсталляция позволяет на своей коже прочувствовать то, что пришлось пережить поэту. От круглосуточных слежек, сжигания рукописей до деталей разлуки с любимыми, в том числе Амадео Модильяни. Экспериментальный микропроект создали куратор Светлана Грушевская и художник Сергей Падалко, достигшие новый уровень работы с мемориальным литературным пространством
памяти Анны Ахматовой её питерский музей показывает, как переосмыслил часть постоянной экспозиции. Пронзительная тотальная инсталляция позволяет на своей коже прочувствовать то, что пришлось пережить поэту. От круглосуточных слежек, сжигания рукописей до деталей разлуки с любимыми, в том числе Амадео Модильяни. Экспериментальный микропроект создали куратор Светлана Грушевская и художник Сергей Падалко, достигшие новый уровень работы с мемориальным литературным пространством