creative woman pinned «После выхода «Я ничего плохого не делаю» я делилась в этом канале документальными материалами, секретиками и процессом работы над главами книги. Собираю ссылки на все посты здесь (последняя глава каминг сун). Я НИЧЕГО ПЛОХОГО НЕ ДЕЛАЮ Часть 1. Евпатория…»
Прочитала обсуждения в паблике с сатирой на современный литпроцесс, и заметила, что, защищая автофикшн, многие апеллируют книгам, написанным Великими Мужчинами. Потому что в глазах Образованных Людей это немедленно легитимизирует жанр. Ведь из жизни писали не только наши вздорные современницы, но и Трумен Капоте, Василий Розанов и Марсель Пруст.
К сожалению, чаще, чем нет этот аргумент не работает. Потому что Великие — это одно, а вздорные современницы — другое. В иерархической литературной структуре они в принципе не могут стоять рядом.
Мужчина записывает Думы, женщина пишет дневничок.
Как говорила мать главной героини миллениальского сериала Girls: At the end everything comes down to misogyny.
Когда я училась на филфаке, я тоже очень любила Трумена Капоте, Василия Розанова и Леонида Добычина. Понятно, почему. Потому что во-первых, я была квиром, во-вторых, мне с детства нравились автобиографические тексты, и в-третьих, из женщин у нас в программе были только Вирджиния Вулф, Тони Морриссон и мать Мария. Первых двух я тоже обожала.
Но когда я начала писать, я быстро поняла, что у меня есть два пути — писать так, чтобы понравиться хранителям иерархической структуры или послать все к черту и делать по-своему.
Иерархию, доставшуюся нам от Мертвых Белых Мужчин, я заменила на личный литературный пантеон. Для меня, как для писательницы, это невероятно освобождающий акт.
Хотя вот, смотрите, я все-таки указала, что училась на филфаке, что читала все эти книги. Потому что иначе в этой дискуссии я буду выглядеть, как герой фильма Германа старшего «Трудной быть богом», показывающий в открытое окно свой зад.
Возможно, это было бы правильнее, чем писать этот текст.
Потому что я вижу, что для хранителей иерархии даже Нобелевская премия не является аргументом. Я сиживала на Фейсбуке, я помню, как Великие Живые обсуждали, что книги Алексиевич — не литература. Я помню возмущение началом романа Анни Эрно «Событие», в котором описывается прием у гинеколога.
Я помню, как обсуждали книгу Старобинец «Посмотри на него».
Кто-то понимает, что литературный процесс живой. Что многое изменилось. Что появились новые писательницы и книги. Появился новый способ письма и он отражает изменения в нашей жизни. Что можно прекратить повторять фразы из комментариев десятилетней давности. Можно прекратить трясти кулаком из-за того, что русскоязычный автофикшн больше не помещается на одну книжную полку. В конце концов, автофикшн-книги можно просто не читать. За это даже нет никакого штрафа.
Я знаю, что есть люди, которые с тех пор изменили свое мнение.
С остальными нет смысла разговаривать на языке иерархий. Потому что это не работает. И потому что тогда мы и сами выглядим как люди, для которых тексты неких Мужчин весят больше, чем тексты неких Женщин.
Давайте посмотрим правде в глаза. Я пыталась перечитывать Розанова во взрослом возрасте. Чел реально иногда так закручивал предложения, что в них терялся не только смысл, но также сам автор и ключи от квартиры. Леонида Добычина успешные литераторы того времени никогда бы не поставили на одну ступень с Великими. Вулф реально круче Джойса (в моем личном пантеоне, спокойно).
Иерархии-шмеерархии.
Короче, читайте девчонок. Это круто.
К сожалению, чаще, чем нет этот аргумент не работает. Потому что Великие — это одно, а вздорные современницы — другое. В иерархической литературной структуре они в принципе не могут стоять рядом.
Мужчина записывает Думы, женщина пишет дневничок.
Как говорила мать главной героини миллениальского сериала Girls: At the end everything comes down to misogyny.
Когда я училась на филфаке, я тоже очень любила Трумена Капоте, Василия Розанова и Леонида Добычина. Понятно, почему. Потому что во-первых, я была квиром, во-вторых, мне с детства нравились автобиографические тексты, и в-третьих, из женщин у нас в программе были только Вирджиния Вулф, Тони Морриссон и мать Мария. Первых двух я тоже обожала.
Но когда я начала писать, я быстро поняла, что у меня есть два пути — писать так, чтобы понравиться хранителям иерархической структуры или послать все к черту и делать по-своему.
Иерархию, доставшуюся нам от Мертвых Белых Мужчин, я заменила на личный литературный пантеон. Для меня, как для писательницы, это невероятно освобождающий акт.
Хотя вот, смотрите, я все-таки указала, что училась на филфаке, что читала все эти книги. Потому что иначе в этой дискуссии я буду выглядеть, как герой фильма Германа старшего «Трудной быть богом», показывающий в открытое окно свой зад.
Возможно, это было бы правильнее, чем писать этот текст.
Потому что я вижу, что для хранителей иерархии даже Нобелевская премия не является аргументом. Я сиживала на Фейсбуке, я помню, как Великие Живые обсуждали, что книги Алексиевич — не литература. Я помню возмущение началом романа Анни Эрно «Событие», в котором описывается прием у гинеколога.
Я помню, как обсуждали книгу Старобинец «Посмотри на него».
Кто-то понимает, что литературный процесс живой. Что многое изменилось. Что появились новые писательницы и книги. Появился новый способ письма и он отражает изменения в нашей жизни. Что можно прекратить повторять фразы из комментариев десятилетней давности. Можно прекратить трясти кулаком из-за того, что русскоязычный автофикшн больше не помещается на одну книжную полку. В конце концов, автофикшн-книги можно просто не читать. За это даже нет никакого штрафа.
Я знаю, что есть люди, которые с тех пор изменили свое мнение.
С остальными нет смысла разговаривать на языке иерархий. Потому что это не работает. И потому что тогда мы и сами выглядим как люди, для которых тексты неких Мужчин весят больше, чем тексты неких Женщин.
Давайте посмотрим правде в глаза. Я пыталась перечитывать Розанова во взрослом возрасте. Чел реально иногда так закручивал предложения, что в них терялся не только смысл, но также сам автор и ключи от квартиры. Леонида Добычина успешные литераторы того времени никогда бы не поставили на одну ступень с Великими. Вулф реально круче Джойса (в моем личном пантеоне, спокойно).
Иерархии-шмеерархии.
Короче, читайте девчонок. Это круто.
Telegram
Абрамыч и Германыч
Все персонажи вымышлены, а совпадения случайны
Forwarded from wlag ru
Обновленная, окрыленная Лаборатория.Mag — литературное микро-медиа, посвященное пишущим женщинам*
Ура!
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
«Вот он стоит со злым лицом и в белой футболке, на которой крупными буквами написано: ЯрусскиЙ, кто-то в комментариях пишет, что он не русский, он не соглашается и отвечает: русский»
Егана Джаббарова «Дуа за неверного»
Егана Джаббарова «Дуа за неверного»
Forwarded from филалаг
В сеть слили выдержки из личных дневников российских автофикшен-писательниц. Эксклюзивные записи с фабулами будущих романов. Осторожно: спойлеры.
@filalagia
@filalagia
В последнее время я много работаю и мало читаю комиксов, это непорядок. Скоро напишу про горячие (hot) и тепловатые (lukewarm) автобио комиксы
Прочитала все автофикшн-тексты в номере «Искусства кино» и все они мне очень понравились. Лида Кравченко попросила четырех писательниц написать по тексту: Оксану Васякину, Марию Ныркову, Марину Кочан и Машу Гаврилову.
У Васякиной текст про боль, которую причиняют размытые границы. У Кочан про то, как детский лагерь перемалывает душу. У Гавриловой про удмуртский язык. Текст Нырковой хочется описать цитатой:
«нимфа страдает, потому что возлюбленный покинул ее ради другой. как русалочка. как я. жертва ради любви. мне скажут, что сейчас так поступать уже не модно, – женщина независима и должна отгородить себя от страдания, тогда выходит, что я живу по старинке.»
Все тексты отличные.
Когда случаются такие проекты, первым делом, конечно, думаешь: а почему меня не позвали? (а вот если бы моя книга вышла в бумажном издательстве. а вот если бы моя книга была не такой запрещенной. а вот если бы то, а вот если бы это) Возможностей в автофикшене мало, на всех не хватает, так что ничего удивительного в этой мысли нет. Она посещает всех.
И из-за этой мысли не всегда даже хочется читать тексты тех, кого выбрали. На открытой записи подкаста про сборник «В хорошие дни я зверь» одна слушательница рассказала, что она не хотела читать сборник, потому что ее текст не прошел отбор. Конечно, кто захочет читать тексты тех, кто по чьему-то мнению оказался лучше тебя. Ужасно, согласитесь?
У меня на этот случай есть готовая речь про то, что отказ на опен-коле ничего не говорит про вас лично и даже про ваш текст. То, что текст кому-то не понравился или не подошел в подборку, вообще никак не должно влиять на ваше письмо. По этой причине, кстати, я тут открыто делюсь своими провалами. Смотрите, раз за разом мне говорят «нет», а я все еще жива и бегаю.
Но было время, конечно, меня очень ранило то, что меня не звали писать тексты в проекты. Пару лет назад. Я тогда почувствовала, что все чаще молодые писательницы общаются со мной не как с другой писательницей, а как с человеком, который создает для них инфраструктуру. Мне говорили, как это прекрасно, что я их публикую, зову на подкасты и паблик-токи, делаю издательство (которое я тогда уже не делала). Благодарили, а в сборники не звали.
Когда я написала книгу, конечно, ситуация исправилась. Да и у меня болячка подзажила. Не в каждом сборнике должны быть мои тексты. Это нормально.
И читать коллег, конечно, надо. Чтобы не повторяться. Чтобы видеть, что работает. Для вдохновения. Да и просто для удовольствия. Кто кроме нас способен читать автофикшн ради удовольствия? Точно не Дмитрий Быков. Он читает его исключительно из ненависти.
У Васякиной текст про боль, которую причиняют размытые границы. У Кочан про то, как детский лагерь перемалывает душу. У Гавриловой про удмуртский язык. Текст Нырковой хочется описать цитатой:
«нимфа страдает, потому что возлюбленный покинул ее ради другой. как русалочка. как я. жертва ради любви. мне скажут, что сейчас так поступать уже не модно, – женщина независима и должна отгородить себя от страдания, тогда выходит, что я живу по старинке.»
Все тексты отличные.
Когда случаются такие проекты, первым делом, конечно, думаешь: а почему меня не позвали? (а вот если бы моя книга вышла в бумажном издательстве. а вот если бы моя книга была не такой запрещенной. а вот если бы то, а вот если бы это) Возможностей в автофикшене мало, на всех не хватает, так что ничего удивительного в этой мысли нет. Она посещает всех.
И из-за этой мысли не всегда даже хочется читать тексты тех, кого выбрали. На открытой записи подкаста про сборник «В хорошие дни я зверь» одна слушательница рассказала, что она не хотела читать сборник, потому что ее текст не прошел отбор. Конечно, кто захочет читать тексты тех, кто по чьему-то мнению оказался лучше тебя. Ужасно, согласитесь?
У меня на этот случай есть готовая речь про то, что отказ на опен-коле ничего не говорит про вас лично и даже про ваш текст. То, что текст кому-то не понравился или не подошел в подборку, вообще никак не должно влиять на ваше письмо. По этой причине, кстати, я тут открыто делюсь своими провалами. Смотрите, раз за разом мне говорят «нет», а я все еще жива и бегаю.
Но было время, конечно, меня очень ранило то, что меня не звали писать тексты в проекты. Пару лет назад. Я тогда почувствовала, что все чаще молодые писательницы общаются со мной не как с другой писательницей, а как с человеком, который создает для них инфраструктуру. Мне говорили, как это прекрасно, что я их публикую, зову на подкасты и паблик-токи, делаю издательство (которое я тогда уже не делала). Благодарили, а в сборники не звали.
Когда я написала книгу, конечно, ситуация исправилась. Да и у меня болячка подзажила. Не в каждом сборнике должны быть мои тексты. Это нормально.
И читать коллег, конечно, надо. Чтобы не повторяться. Чтобы видеть, что работает. Для вдохновения. Да и просто для удовольствия. Кто кроме нас способен читать автофикшн ради удовольствия? Точно не Дмитрий Быков. Он читает его исключительно из ненависти.
История текста Laundry Pods.
Флэш-текст, 628 слов.
Изначально написан на русском, выложен в телеграм-канал.
Сама перевела на английский, в процессе довольно сильно изменила.
Самонадеянно отправила в журнал CRAFT (бесплатно).
Получила отказ.
Обратилась за помощью к англоязычной бета-ридерке из базы влаг по имени Фелисити. Она помогла поправить корявости. Я задала ей вопрос о том, как переделать концовку, она дала пару советов. Я переписала конец. За помощь я заплатила Фелисити 10 фунтов, на тот момент, это 1262 рубля.
Отправила текст еще в три журнала. В два бесплатно, в третий за 3 доллара, на тот момент это около 300 рублей.
Вчера получила отказ от двух из них.
Запаниковала и отправила в журнал Beyond Queer Words за 20 долларов, по сегодняшнему курсу это 2231 рубль.
В течение 24 часов получила от них👍 «да»👍
Отозвала текст из оставшегося журнала.
Итого на публикацию этого текста я потратила 3 793 рубля.
Это моя третья англоязычная публикация. Текст будет опубликован в бумажном журнале, электронная версия будет на сайте. Beyond Queer Words не платит гонорары, но зато у него красивый инстаграммчик, скоро туда выложат и мое лицо: https://www.instagram.com/beyondqueerwords/
Вот такие пироги с буквами🤩
Флэш-текст, 628 слов.
Изначально написан на русском, выложен в телеграм-канал.
Сама перевела на английский, в процессе довольно сильно изменила.
Самонадеянно отправила в журнал CRAFT (бесплатно).
Получила отказ.
Обратилась за помощью к англоязычной бета-ридерке из базы влаг по имени Фелисити. Она помогла поправить корявости. Я задала ей вопрос о том, как переделать концовку, она дала пару советов. Я переписала конец. За помощь я заплатила Фелисити 10 фунтов, на тот момент, это 1262 рубля.
Отправила текст еще в три журнала. В два бесплатно, в третий за 3 доллара, на тот момент это около 300 рублей.
Вчера получила отказ от двух из них.
Запаниковала и отправила в журнал Beyond Queer Words за 20 долларов, по сегодняшнему курсу это 2231 рубль.
В течение 24 часов получила от них
Отозвала текст из оставшегося журнала.
Итого на публикацию этого текста я потратила 3 793 рубля.
Это моя третья англоязычная публикация. Текст будет опубликован в бумажном журнале, электронная версия будет на сайте. Beyond Queer Words не платит гонорары, но зато у него красивый инстаграммчик, скоро туда выложат и мое лицо: https://www.instagram.com/beyondqueerwords/
Вот такие пироги с буквами
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Так вышло, что я еще и музыкантка. И через месяц у нас выйдет новый трек «На вкус» (угадайте, про что), обложку для него нарисовала Катя Николаенко @ribike, и она просто 🔥 😍 🍑🥵
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Расскажу историю, которая меня радикализировала.
Шел 2017 год, я приехала в Москву учиться литературному мастерству в школу «Хороший текст». Возможно вы помните эту школу, ее основала известная писательница Татьяна Толстая. Я уважала писательницу Татьяну Толстую, смотрела её в телепередаче «Школа злословия», сдавала в университете экзамен по её роману «Кысь» и читала её посты в Фейсбуке. В литературном творчестве Толстой мне особенно нравились поздние вещи — те, в которых она решила писать из собственной жизни (жесть).
Это было до многих событий и отмен.
К моему курсу осенью 2017-го Толстая, правда, школу уже покинула. Среди преподавателей были Виктория Токарева, Татьяна Москвина, Фаина Гримберг, Вера Павлова, Любовь Аркус и другие известные личности. Казалось, учеба у них — самый логичный путь в Русскую Литературу. За обучение я заплатила 50 тысяч рублей, которые мне дала мама. В Москве я сняла квартиру, на стенах которой висели страшные маски, а в туалете жили тараканы.
К 2017 году я уже несколько лет плотно занималась феминизмом и понимала, что в школе «Хороший текст» скорее всего столкнусь с вещами, которые мне не понравятся. В том году как раз горел пожар MeToo и общественность корёжило как в последний раз (но это был далеко, далеко не последний раз). Ради большого литературного будущего я была готова встретиться с противоположным мнением лицом к лицу. Мне казалось, что я смогу объединить внутри себя две вещи — русскую литературу и права женщин.
За несколько месяцев до школы я написала свой первый взрослый текст — «Сиськи». Рассказ про то, как у всех девочек, кроме героини, выросла грудь. Его я отправила на отбор в «Хороший текст», благодаря ему прошла. И его же принесла на семинар к заместителю главреда «Нового мира» Михаилу Бутову.
Хотелось, чтобы меня открыли, полюбили, окрылили и издали. Хотелось оказаться талантливой.
Обсуждая мой текст, Михаил Бутов сказал: «Я понимаю, почему этот текст трогательный, но меня он не трогает». Мы сидели напротив его стола на белых складных стульчиках, мне захотелось вместе со стульчиком телепортироваться в страну лохов.
Заканчивалась школа соревновательными чтениями. Я долго думала, какой текст прочитать, и в итоге выбрала кусок из не оправдавших надежд «Сисек». Я прочитала текст с телефона, стараясь звучать дерзко, но правая коленка у меня тряслась. Потом все голосовали на маленьких листочках, потом организаторы подсчитывали голоса, потом объявляли победителей и вручали им призы, кажется, алкогольные. Я ничего не выиграла.
После чтений я ходила по залу туда-сюда мимо людей, занимающихся нетворкингом, и ко мне подошли две девушки. Они сказали, что они ужасно смеялись над моим текстом, им даже было неловко перед соседями, они сказали: «Ваши „Сиськи“ нам очень понравились».
И вот тогда, в том момент, когда я стояла перед смеющимися девушками, я решила, что никогда ни один Михаил Бутов или Дмитрий Быков не смогут повлиять на то, что и как я буду писать. Потому что я пишу не ради Михаилов и Дмитриев. Я пишу ради того, чтобы девчонки* смеялись.
Шел 2017 год, я приехала в Москву учиться литературному мастерству в школу «Хороший текст». Возможно вы помните эту школу, ее основала известная писательница Татьяна Толстая. Я уважала писательницу Татьяну Толстую, смотрела её в телепередаче «Школа злословия», сдавала в университете экзамен по её роману «Кысь» и читала её посты в Фейсбуке. В литературном творчестве Толстой мне особенно нравились поздние вещи — те, в которых она решила писать из собственной жизни (жесть).
Это было до многих событий и отмен.
К моему курсу осенью 2017-го Толстая, правда, школу уже покинула. Среди преподавателей были Виктория Токарева, Татьяна Москвина, Фаина Гримберг, Вера Павлова, Любовь Аркус и другие известные личности. Казалось, учеба у них — самый логичный путь в Русскую Литературу. За обучение я заплатила 50 тысяч рублей, которые мне дала мама. В Москве я сняла квартиру, на стенах которой висели страшные маски, а в туалете жили тараканы.
К 2017 году я уже несколько лет плотно занималась феминизмом и понимала, что в школе «Хороший текст» скорее всего столкнусь с вещами, которые мне не понравятся. В том году как раз горел пожар MeToo и общественность корёжило как в последний раз (но это был далеко, далеко не последний раз). Ради большого литературного будущего я была готова встретиться с противоположным мнением лицом к лицу. Мне казалось, что я смогу объединить внутри себя две вещи — русскую литературу и права женщин.
За несколько месяцев до школы я написала свой первый взрослый текст — «Сиськи». Рассказ про то, как у всех девочек, кроме героини, выросла грудь. Его я отправила на отбор в «Хороший текст», благодаря ему прошла. И его же принесла на семинар к заместителю главреда «Нового мира» Михаилу Бутову.
Хотелось, чтобы меня открыли, полюбили, окрылили и издали. Хотелось оказаться талантливой.
Обсуждая мой текст, Михаил Бутов сказал: «Я понимаю, почему этот текст трогательный, но меня он не трогает». Мы сидели напротив его стола на белых складных стульчиках, мне захотелось вместе со стульчиком телепортироваться в страну лохов.
Заканчивалась школа соревновательными чтениями. Я долго думала, какой текст прочитать, и в итоге выбрала кусок из не оправдавших надежд «Сисек». Я прочитала текст с телефона, стараясь звучать дерзко, но правая коленка у меня тряслась. Потом все голосовали на маленьких листочках, потом организаторы подсчитывали голоса, потом объявляли победителей и вручали им призы, кажется, алкогольные. Я ничего не выиграла.
После чтений я ходила по залу туда-сюда мимо людей, занимающихся нетворкингом, и ко мне подошли две девушки. Они сказали, что они ужасно смеялись над моим текстом, им даже было неловко перед соседями, они сказали: «Ваши „Сиськи“ нам очень понравились».
И вот тогда, в том момент, когда я стояла перед смеющимися девушками, я решила, что никогда ни один Михаил Бутов или Дмитрий Быков не смогут повлиять на то, что и как я буду писать. Потому что я пишу не ради Михаилов и Дмитриев. Я пишу ради того, чтобы девчонки* смеялись.
Сегодня год с выхода «Я ничего плохого не делаю».
Большое счастье, что мне удалось презентовать эту книгу не только онлайн, но и вживую — собраться в разных городах, пообщаться, посмеяться, оставить автографы. Мои читательни_цы реальны и они красивы как сказочные принцессы и принцы.
В другом мире (я его еще помню) мой год был бы полон интервью, выступлений на книжных фестивалях, знакомств с коллегами по писательскому миру, а возможно и встреч в региональных библиотеках. Но я рада, что он не был полон штрафов, обысков и чего похуже. В нашей ситуации я выбираю неширокую известность в узких кругах.
И все же моя книга попала в топ автофикшн-книг на Медузе, про нее написали многие книжные блогер_ки и писатель_ницы. Ее читали и обсуждали во многих писательских школах. Благодаря чему получилось, что книга, которая не является частью официального литературного процесса, так или иначе оказала влияние на тех, кто в этом процессе непосредственно участвует.
Я храню в сердце каждый отзыв на мою книгу (даже ту анонимную критическую простыню с комментарием беллы рапопорт). Я очень благодарна всем, кто рассказал мне о впечатлениях лично. Благодаря вам и книге я чувствую себя видимой, и неодинокой. Это очень приятное чувство!
Так что подводя итоги, всё это было совсем не зря. Если пишете книгу — пишите, это прикольно, местами мучительно, но и прикольно тоже! Даже очень.
Большое счастье, что мне удалось презентовать эту книгу не только онлайн, но и вживую — собраться в разных городах, пообщаться, посмеяться, оставить автографы. Мои читательни_цы реальны и они красивы как сказочные принцессы и принцы.
В другом мире (я его еще помню) мой год был бы полон интервью, выступлений на книжных фестивалях, знакомств с коллегами по писательскому миру, а возможно и встреч в региональных библиотеках. Но я рада, что он не был полон штрафов, обысков и чего похуже. В нашей ситуации я выбираю неширокую известность в узких кругах.
И все же моя книга попала в топ автофикшн-книг на Медузе, про нее написали многие книжные блогер_ки и писатель_ницы. Ее читали и обсуждали во многих писательских школах. Благодаря чему получилось, что книга, которая не является частью официального литературного процесса, так или иначе оказала влияние на тех, кто в этом процессе непосредственно участвует.
Я храню в сердце каждый отзыв на мою книгу (даже ту анонимную критическую простыню с комментарием беллы рапопорт). Я очень благодарна всем, кто рассказал мне о впечатлениях лично. Благодаря вам и книге я чувствую себя видимой, и неодинокой. Это очень приятное чувство!
Так что подводя итоги, всё это было совсем не зря. Если пишете книгу — пишите, это прикольно, местами мучительно, но и прикольно тоже! Даже очень.