Цикл обзорных материалов про личный док на сайте HSE Media завершился!

На прошлой неделе вышел последний — шестой — текст. Рассказ о том, как тяжело личная документалистика приживалась в советском и российском контексте (но все-таки прижилась!) можно почитать здесь.

Герои: Франк, Михалков, Косаковский, Манский*, Расторгуев и Костомаров, Аркус, Гай Германика, Акимов, Сыроечковская, Костров и другие.

Решила собрать все опубликованные материалы в одном посте, чтобы у тех, кто не особенно знаком с направлением личной документалистики, появился хороший гид — надеюсь, удобный для последовательного погружения в вопрос с подробными рекомендациями к просмотру и ссылками на исследования.

Первый текст: что вообще такое личная документалистика?
Второй текст: о режиссерских профессиональных автопортретах
Третий текст: об автофикциональности в личном доке
Четвертый текст: о дневниковых практиках в кино
Пятый текст: о том, как режиссеры снимают кино о родных и близких
Шестой текст: о личном доке в отечественном контексте

Еще раз отмечу, что задача этих материалов — не сказать что-то революционное о личной документалистике, а зафиксировать явление, разобраться с контекстом и терминами, аккумулировать и структурировать разрозненный материал. Словом, подготовить базу для дальнейших исследований (далеко не факт, что моих).

Мечтаю, что кому-нибудь пригодится.

*иноагент

Меня в детстве родители, голливудские фильмы и сага о Гарри Поттере, к сожалению, не научили одной важной для здравого рассудка вещи: что добро не обязательно побеждает, справедливость может не торжествовать, не у всех историй счастливый конец. Вот так, кое-как, и приходится теперь жить с поздним принятием этих банальных истин.

Рискую когда-нибудь сблизить свой тг-канал с раздражающе склочной интонацией, но почему-то очень хочется сейчас выпустить пар. Будем считать, что во мне скопилось много злости и раздражения, которые некуда деть.

Досмотрела четвертый сезон Настоящего детектива. И он мне совсем не понравился — потому что показался страшно скучным, монотонным, вторичным (нелепо и бессмысленно заигрывающим с первым сезоном), необаятельным, да еще и сомнительным по посылу. В чем-то это вариант rape and revenge, но не яркий, не отчаянный, не эффектный, а основанный на расчете. По сути Ночная страна — история про женщин-полицейских, жестоко и почти с наслаждением линчевавших нескольких мужчин. Не по необходимости, не от безвыходности, не от неуверенности в законе, а то по ошибке, то из чувства весьма дискуссионной справедливости (око за око, в общем).

Но пост не совсем об этом.

Сериал не понравился не только мне — еще другим людям, написавшим по этому поводу критические тексты и затем отхватившим за них предсказуемые, но не менее оттого раздражающие обвинения. Опущу увиденные мной частные сториз и личные переписки, а в пример приведу только один типичный комментарий, находящийся в открытом доступе:

4-й сезон прекрасный, я только из-за него наконец-то первый посмотрела. Насколько всех до сих пор сбивает с толку наличие в гг двух женщин и одной представительницы не белой расы, а еще говорят, что расизма не существует.

Бесконечно воспроизводимая логика тут такая:
сезон автору не понравился, потому что он — мужчина (читай — априори сексист, а еще и расист, скорее всего).

Подразумевается, конечно, и второй тезис:
если ты женщина / феминистка, то тебе сезон понравиться должен.

Что-то похожее совсем недавно происходило с Барби: там в упрощающем все на свете дискурсе тоже считалось, что критические отзывы об этом, на мой взгляд, беспомощном и посредственном фильме пишутся исключительно мужчинами, не способными справиться с мизогинией.

От подобного схематизма я нечеловечески устала. Не только в связи с кино. Если ты А, значит должен чувствовать, хотеть, любить, желать В, С и быть против D и Е. Если поддерживаешь Х, то поддержи, пожалуйста, еще Y и Z. Меня точно не обвинишь в антифеминистских взглядах, но мне буквально становится больно, когда я вижу, что вместо важных коммуникативных альтернатив, которые феминизм должен бы отстаивать как свою позитивную программу, его локальные, неумные и нечуткие проявления демонстрируют грубость, обесценивание, упрощение, обобщение и стремление мыслить оппонента в рамках тех же косных схем, что часто применялись и применяются к женщинам.

Сомневаюсь, что напиши я-как-женщина-феминистка критический текст о Настоящем детективе или Барби, в мой адрес с той же стороны посыпятся те же грубости — нет, женщинами, феминистками мое мнение наверняка расценится как валидное, даже если вызовет несогласие. Но почему тогда так откровенно, так безапелляционно проговаривается, что мнение мужчины, стоит ему усомниться в качестве фильма / сериала о женщинах, наверняка мотивировано лишь тем, что он мужчина?

Вроде бы указываю на очевидную абсурдность такого подхода, но откуда же тогда берется всякий раз этот хор озлобленных комментариев?

И еще одна вещь меня беспокоит. Почему-то в которых раз замечаю в популистском варианте гендерной критики ограниченность совершенно простейшими тезисами и оценками. Будто для успеха достаточно просто вывести в качестве главных героинь активных и субъектных женщин. Ей богу, ну не семидесятые же на дворе. Даже в этом смысле последний сезон Настоящего детектива кажется мне совсем неудачным. Не только потому, что мне совсем не хочется видеть в линчевании проявление women power, но и оттого, что обе его героини — просто кальки с типичных, шаблонных мужских персонажей, которых американское кино придумало еще в нуарные времена. Джоди Фостер, конечно, очень харизматичная, но можно было найти ее таланту лучшее применение, чем предложить воплотить женский вариант спящего со всеми подряд, печального, циничного, холодного, грубого трудоголика с таинственным прошлым.

Почувствовала сегодня, как в мою жизнь вопреки всему возвращается какая-то успокоенность. И поняла, что в последние три дня ненамеренно, никак заранее с собой не сговариваясь, сделала для этого, кажется, все, что могла. Сама, без онлайн-доставок, сходила в торговый центр — купить кое-что из давно нужных дома вещей (например, несколько видов листового чая, чтобы заваривать, а не пить пакетированный). Попросила Марата не помогать мне и полностью, от пола до потолка, прибралась в квартире. Сменила постельное белье. Сварила настоящий сложный суп, обойдясь без готовых смесей. Распределила время так, чтоб ежедневно успевать читать сразу две разных книги. Наконец, посмотрела фильм, который требовал от меня не просто нескольких свободных часов, а ощутимого зрительского усилия. Где-то на исходе первого его часа — как раз когда главный герой начал возиться с землей на участке своего уединенного прибрежного дома — я и почувствовала, насколько мне стало лучше, и когда задумалась о причинах, увидела, как все эти разрозненные с виду действия сами собой выстроились в одну терапевтическую цепочку.

Этот требующий усилия фильм — Закройте глаза — оказался лучшим, что я пока успела увидеть в 2024 году. Я смотрела почти все полные метры Виктора Эрисе (благо, их совсем немного) и люблю их, так что откладывание знакомства с последним могу списать только на собственную леность. Он снимает не медленное кино, а неторопливое — для зрителя это еще сложнее, потому что рассеянность, постоянные выпадения из просмотра, позволительные, скажем, с фильмами Цая, у Эрисе не предусмотрены.

Более того: стыки размеренно сменяющих друг друга кадров образуют настоящую детективную линию. Телевизионщики напоминают тому самому возящемуся в саду герою-режиссеру о старой травме: двадцать с лишним лет назад бесследно исчез его друг-актер, прямо в процессе съемок. Растревоженный Мигель вопреки первоначальным намерениям не просто дает интервью, а начинает постепенно возвращать в свою сегодняшнюю жизнь воспоминания о друге, параллельно замечая скрытую от самого себя правду — ранняя утрата все это время была с ним, на самом деле изменив жизнь до неузнаваемости.

Хотя Эрисе безусловно снимает о людях, параллельно он создает сразу и оду, и эпитафию аналоговому миру, который может действительно сохранить следы ушедших времен — на пленочных кадрах, фотокарточках, в дарственных подписях на обложках книг, случайно найденных на развалах. Об этом очень страшно думать, но человеческая память хрупка и ненадежна — может исчезнуть по щелчку, без всяких предупреждений. В том, как этой бренности Эрисе противопоставляет силу кинематографического чуда (осторожно: в конце — немного наивно, сильно-сильно сентиментально) Закройте глаза походит на Что мы видим, когда смотрим на небо — последний и очень любимый мной фильм Александра Коберидзе. Еще их роднит какая-то фантастическая трепетность к фактуре — только у Эрисе это не улицы с собаками, а стены с трещинками, торшеры с теплым светом, запыленные полки с бобинами.

Для меня с Закройте глаза все сложилось в очень нужный просмотр. Я уже давно думаю о какой-то особенной форме радости — мне совсем не хочется, чтобы она уходила из жизни, куда без нее. Но описать эту форму пока удается только через отрицание: точно знаю, что она лишена беззаботности. И вот, раз, — и такая пришла от фильма.