Есть у образованщины манера рассказывать, что без Европы мы бы до сих пор лаптем щи хлебали. Напоминает она вещи, которые выглядят идиотскими в попытке сделать из них негодное средство: скажем, чесать задницу чайником.
Культура по определению — плавильный котел, в котором, в отличие от компьютера, на выходе не то, что на входе. А главное, на выходе вообще другая субстанция, — в формате не культуры, а сырца для нее.
Закладываем свободу, равенство и братство, получаем кучу кровавых костей в колесе. Вечный двигатель по созданию гуманистических экспериментальных моделей. Европе мы обязаны чем угодно, от прав человека до концлагерей (изобретения британских гуманистов).
Роль Европы в развитии России переоценить трудно, а оценивать бессмысленно — как искать генетические корни: ну, обнаружишь, что твои предки в каком-то колене инки или баски, — и что?
И человек, и человечество развиваются в подражании, и главное, что сообщает культура — ролевые модели поведения. Карамзин завез нам утонченный сентиментализм, который, породнившись с русской дикостью, породил героев Достоевского.
Можно представлять себе развитие литературы и таким образом, но чего ради? Чтобы обсуждать реэкспорт переваренных классической русской литературой идей?
Профессор-советолог Евгений Добренко решил попробовать себя в амплуа очередного могильщика русской культуры, провозгласив: «Чем отличается нынешний цивилизационный срыв России от предыдущих, так это исчерпанием культуры. Все предыдущие спирали российской истории обеспечивались прививкой европеизации, которой хватило на три столетия».
Рассуждение это видится мне анекдотическим по паре причин. Во-первых, если культура развивается по спирали, говорить о ее исчерпании мог бы лишь Нострадамус. Предыдущий «крах» был столетием раньше, а в результате культура «большевистская» и «эмигрантская» оказалась одной и той же. История гомогенизировала идеологические различия.
Во-вторых, пафос автора сводится к тому, что «в советской цивилизации было много российской хтони, но сохранялся и европейский просветительский потенциал. Теперь запал исчерпался. Осталась одна хтонь».
Следуя за этой логикой, мы — во-первых — приходим к выводу, что просветительский тоталитаризм оказался для русской культуры благотворнее свободы и демократии.
А во-вторых, задумываемся об удивительном. Казалось бы, свобода и демократия должны были открыть шлюзы железного занавеса и дать животворящему потоку европейской культуры напитать нас по-новой.
А напитать свободное поколение, получается, он сумел только сорокинским говном — очередным гибридом русской хтони и европейской свободы, но повторенным в виде культурного фарса.
В чем же причина того, что избушка постсоветской культуры лицом снова поворотилась к русской хтони, а к лесу европейской культуры — дуплом, забыв о просветительском потенциале?
Не связано ли это с тем, что хтонь завелась в лесу европейской культуры? Причем довольно давно. И хтонь эта пришла с вместе с Коминтерном, оплодотворившим священные камни Европы полезными левыми идиотами.
Какой просветительский потенциал породил этот очередной реэкспорт идеализма? Политкорректности и BLM? Культуры отмены или отмены культуры? И что же нам почерпнуть из сакрального источника нынче? Бред Кати Марголис?
Состояние отечественной культуры и правда не очень вдохновляет. Потому что тоталитарная эпоха культурных заимствований сменилась эпохой свободного обезьянничанья.
Но культура — продукт рефлексии, а не заимствований. Форма не существует без содержания. Именно кризис содержания выхолостил европейскую культуру. Именно содержание составляло ее смысл и назначение.
Потому мы и говорим про традиционные ценности, что импортированные не порождают ничего, кроме карго-культа. Халява — не ценность. Ценность — то, за что заплачено, и что осмыслено.
Одной из главных для нас всегда была Победа. Именно из нее выросла едва ли не вся послевоенная культура. Этого трагического опыта хватило на полвека. Потом культура потерпела поражение в борьбе со свободным рынком.
Есть у образованщины манера рассказывать, что без Европы мы бы до сих пор лаптем щи хлебали. Напоминает она вещи, которые выглядят идиотскими в попытке сделать из них негодное средство: скажем, чесать задницу чайником.
Культура по определению — плавильный котел, в котором, в отличие от компьютера, на выходе не то, что на входе. А главное, на выходе вообще другая субстанция, — в формате не культуры, а сырца для нее.
Закладываем свободу, равенство и братство, получаем кучу кровавых костей в колесе. Вечный двигатель по созданию гуманистических экспериментальных моделей. Европе мы обязаны чем угодно, от прав человека до концлагерей (изобретения британских гуманистов).
Роль Европы в развитии России переоценить трудно, а оценивать бессмысленно — как искать генетические корни: ну, обнаружишь, что твои предки в каком-то колене инки или баски, — и что?
И человек, и человечество развиваются в подражании, и главное, что сообщает культура — ролевые модели поведения. Карамзин завез нам утонченный сентиментализм, который, породнившись с русской дикостью, породил героев Достоевского.
Можно представлять себе развитие литературы и таким образом, но чего ради? Чтобы обсуждать реэкспорт переваренных классической русской литературой идей?
Профессор-советолог Евгений Добренко решил попробовать себя в амплуа очередного могильщика русской культуры, провозгласив: «Чем отличается нынешний цивилизационный срыв России от предыдущих, так это исчерпанием культуры. Все предыдущие спирали российской истории обеспечивались прививкой европеизации, которой хватило на три столетия».
Рассуждение это видится мне анекдотическим по паре причин. Во-первых, если культура развивается по спирали, говорить о ее исчерпании мог бы лишь Нострадамус. Предыдущий «крах» был столетием раньше, а в результате культура «большевистская» и «эмигрантская» оказалась одной и той же. История гомогенизировала идеологические различия.
Во-вторых, пафос автора сводится к тому, что «в советской цивилизации было много российской хтони, но сохранялся и европейский просветительский потенциал. Теперь запал исчерпался. Осталась одна хтонь».
Следуя за этой логикой, мы — во-первых — приходим к выводу, что просветительский тоталитаризм оказался для русской культуры благотворнее свободы и демократии.
А во-вторых, задумываемся об удивительном. Казалось бы, свобода и демократия должны были открыть шлюзы железного занавеса и дать животворящему потоку европейской культуры напитать нас по-новой.
А напитать свободное поколение, получается, он сумел только сорокинским говном — очередным гибридом русской хтони и европейской свободы, но повторенным в виде культурного фарса.
В чем же причина того, что избушка постсоветской культуры лицом снова поворотилась к русской хтони, а к лесу европейской культуры — дуплом, забыв о просветительском потенциале?
Не связано ли это с тем, что хтонь завелась в лесу европейской культуры? Причем довольно давно. И хтонь эта пришла с вместе с Коминтерном, оплодотворившим священные камни Европы полезными левыми идиотами.
Какой просветительский потенциал породил этот очередной реэкспорт идеализма? Политкорректности и BLM? Культуры отмены или отмены культуры? И что же нам почерпнуть из сакрального источника нынче? Бред Кати Марголис?
Состояние отечественной культуры и правда не очень вдохновляет. Потому что тоталитарная эпоха культурных заимствований сменилась эпохой свободного обезьянничанья.
Но культура — продукт рефлексии, а не заимствований. Форма не существует без содержания. Именно кризис содержания выхолостил европейскую культуру. Именно содержание составляло ее смысл и назначение.
Потому мы и говорим про традиционные ценности, что импортированные не порождают ничего, кроме карго-культа. Халява — не ценность. Ценность — то, за что заплачено, и что осмыслено.
Одной из главных для нас всегда была Победа. Именно из нее выросла едва ли не вся послевоенная культура. Этого трагического опыта хватило на полвека. Потом культура потерпела поражение в борьбе со свободным рынком.
Окончание следует
BY Алексей Алешковский. Дневник реакционера
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm. Overall, extreme levels of fear in the market seems to have morphed into something more resembling concern. For example, the Cboe Volatility Index fell from its 2022 peak of 36, which it hit Monday, to around 30 on Friday, a sign of easing tensions. Meanwhile, while the price of WTI crude oil slipped from Sunday’s multiyear high $130 of barrel to $109 a pop. Markets have been expecting heavy restrictions on Russian oil, some of which the U.S. has already imposed, and that would reduce the global supply and bring about even more burdensome inflation. Ukrainian President Volodymyr Zelensky said in a video message on Tuesday that Ukrainian forces "destroy the invaders wherever we can." But because group chats and the channel features are not end-to-end encrypted, Galperin said user privacy is potentially under threat. For example, WhatsApp restricted the number of times a user could forward something, and developed automated systems that detect and flag objectionable content.
from de
