1. сны выворачивает; небо раздроблено на фаланги пальцев, синяки от грязи уже не пугают, только числа целуют мне рот в ночь на ивана-купала; влюбляешься в кажд_ую, кто смотрит прицелом, даже если это violence, мы знаем, в той песне было уже — поцелуй все равно что паничка, удар по танцполу в ультрамарине кричишь и кривишься от кислоты воды и бита, рвота попадает в глаза, выдыхаешь постаревшей жвачкой (я хочу чтобы вы меня трахали чтобы все хотели меня боюсь и надеюсь), задыхаешься, тормозишь.
2. в экстатических лысинах я высматриваю свое отражение: заливает глаза глиттер, Гитлер наступает на Москву, а она, мы знаем, слезам не верит, конфетти дрочит клитор, умираешь, убиваешь иммунитет, от этого пропаганда — соль во рту, об этом стыдно писать даже в закрытый телеграмм-канал с исчезающими сообщениями (голубь на блузке женщины в загсе, где вы присваиваете имена незнакомцев, где дети оставляют язык дома, вы совсем чужие в своих постелях, чувствуете себя)
3. от ногтей остаются улыбочки, тинт на губах; каждый день извиняешь всех, кто был прав, нацарапав на лбу что-то типа «я ее не знаю / знал», потому что в целом прикольно дружить и сосаться, резать ляжки, переживать о синдромах отмены, узнавании себя в зеркале, стихах, девочках, матерях — всех, кого я любила, ждёт вечный покой и мировая страсть.
1. сны выворачивает; небо раздроблено на фаланги пальцев, синяки от грязи уже не пугают, только числа целуют мне рот в ночь на ивана-купала; влюбляешься в кажд_ую, кто смотрит прицелом, даже если это violence, мы знаем, в той песне было уже — поцелуй все равно что паничка, удар по танцполу в ультрамарине кричишь и кривишься от кислоты воды и бита, рвота попадает в глаза, выдыхаешь постаревшей жвачкой (я хочу чтобы вы меня трахали чтобы все хотели меня боюсь и надеюсь), задыхаешься, тормозишь.
2. в экстатических лысинах я высматриваю свое отражение: заливает глаза глиттер, Гитлер наступает на Москву, а она, мы знаем, слезам не верит, конфетти дрочит клитор, умираешь, убиваешь иммунитет, от этого пропаганда — соль во рту, об этом стыдно писать даже в закрытый телеграмм-канал с исчезающими сообщениями (голубь на блузке женщины в загсе, где вы присваиваете имена незнакомцев, где дети оставляют язык дома, вы совсем чужие в своих постелях, чувствуете себя)
3. от ногтей остаются улыбочки, тинт на губах; каждый день извиняешь всех, кто был прав, нацарапав на лбу что-то типа «я ее не знаю / знал», потому что в целом прикольно дружить и сосаться, резать ляжки, переживать о синдромах отмены, узнавании себя в зеркале, стихах, девочках, матерях — всех, кого я любила, ждёт вечный покой и мировая страсть.
#стишки #фрагменты
BY день собак в кроссовках
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
False news often spreads via public groups, or chats, with potentially fatal effects. Emerson Brooking, a disinformation expert at the Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, said: "Back in the Wild West period of content moderation, like 2014 or 2015, maybe they could have gotten away with it, but it stands in marked contrast with how other companies run themselves today." Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. The company maintains that it cannot act against individual or group chats, which are “private amongst their participants,” but it will respond to requests in relation to sticker sets, channels and bots which are publicly available. During the invasion of Ukraine, Pavel Durov has wrestled with this issue a lot more prominently than he has before. Channels like Donbass Insider and Bellum Acta, as reported by Foreign Policy, started pumping out pro-Russian propaganda as the invasion began. So much so that the Ukrainian National Security and Defense Council issued a statement labeling which accounts are Russian-backed. Ukrainian officials, in potential violation of the Geneva Convention, have shared imagery of dead and captured Russian soldiers on the platform.
from de