Роман Юрия Полякова «Козленок в молоке» (1995) ― этакое переложение «Шутка Мецената» Аркадия Аверченко, которую тот написал в эмиграции, ностальгируя по минувшим временам. Поляков в своем тексте тоже ударяется в ностальгию ― правда, самовлюбленную. Автор пишет о писательской среде предперестроечного времени, безжалостно высмеивая всех и вся.
Советские литераторы лебезят, язвят, завидуют, обивают пороги начальников с просьбами о новой квартире/машине/путевке (нужное подчеркнуть), пишут о пионерах/заводах/станках (можно все сразу) и потребляют алкоголь чаще, чем еду. В один из таких пьяных вечеров главные герои, дегустируя крепкую «амораловку», заключают пари: сделать известным писателем первого попавшегося человека, который не написал и не напишет ни одного произведения. А потом на глаза им попадается простой парень-дубина Витек ― и история начинает разгоняться в бешенном темпе в сторону построения образа нового книжного кумира.
С одной стороны, этот роман анализируют в научных статьях, курсовых и дипломах, называя и текст, и писателя важными литературными явлениями 90-х. С другой стороны, мне такая «классика» настолько не понравилась, что теперь я не знаю, куда с глаз долой убрать оказавшееся на полке издание. Определенно не моя чашка чая: кто-то пишет, что во время прочтения смеялся до слез, мне же было совсем несмешно. Вредный и ворчливый сарказм буквально в каждой строчке делает текст перенасыщенным; самовлюбленный герой-рассказчик утомляет замечаниями по поводу своей языковой находчивости; и самое главное ― физиологические и сексуальные отсылки разной степени пошлости в самых неожиданных местах (кажется, здесь нет ни одного женского персонажа, не упомянутого в связке с вожделением и плотскими наслаждениями).
Понятно, что многое из перечисленного сделано автором намеренно (антигерой, антироман и много других анти), но удовольствия от текста «с ключом» я все равно не получила и дочитывала исключительно на морально-волевых. И то только потому, что редко бросаю книги.
Роман Юрия Полякова «Козленок в молоке» (1995) ― этакое переложение «Шутка Мецената» Аркадия Аверченко, которую тот написал в эмиграции, ностальгируя по минувшим временам. Поляков в своем тексте тоже ударяется в ностальгию ― правда, самовлюбленную. Автор пишет о писательской среде предперестроечного времени, безжалостно высмеивая всех и вся.
Советские литераторы лебезят, язвят, завидуют, обивают пороги начальников с просьбами о новой квартире/машине/путевке (нужное подчеркнуть), пишут о пионерах/заводах/станках (можно все сразу) и потребляют алкоголь чаще, чем еду. В один из таких пьяных вечеров главные герои, дегустируя крепкую «амораловку», заключают пари: сделать известным писателем первого попавшегося человека, который не написал и не напишет ни одного произведения. А потом на глаза им попадается простой парень-дубина Витек ― и история начинает разгоняться в бешенном темпе в сторону построения образа нового книжного кумира.
С одной стороны, этот роман анализируют в научных статьях, курсовых и дипломах, называя и текст, и писателя важными литературными явлениями 90-х. С другой стороны, мне такая «классика» настолько не понравилась, что теперь я не знаю, куда с глаз долой убрать оказавшееся на полке издание. Определенно не моя чашка чая: кто-то пишет, что во время прочтения смеялся до слез, мне же было совсем несмешно. Вредный и ворчливый сарказм буквально в каждой строчке делает текст перенасыщенным; самовлюбленный герой-рассказчик утомляет замечаниями по поводу своей языковой находчивости; и самое главное ― физиологические и сексуальные отсылки разной степени пошлости в самых неожиданных местах (кажется, здесь нет ни одного женского персонажа, не упомянутого в связке с вожделением и плотскими наслаждениями).
Понятно, что многое из перечисленного сделано автором намеренно (антигерой, антироман и много других анти), но удовольствия от текста «с ключом» я все равно не получила и дочитывала исключительно на морально-волевых. И то только потому, что редко бросаю книги.
The account, "War on Fakes," was created on February 24, the same day Russian President Vladimir Putin announced a "special military operation" and troops began invading Ukraine. The page is rife with disinformation, according to The Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, which studies digital extremism and published a report examining the channel. Given the pro-privacy stance of the platform, it’s taken as a given that it’ll be used for a number of reasons, not all of them good. And Telegram has been attached to a fair few scandals related to terrorism, sexual exploitation and crime. Back in 2015, Vox described Telegram as “ISIS’ app of choice,” saying that the platform’s real use is the ability to use channels to distribute material to large groups at once. Telegram has acted to remove public channels affiliated with terrorism, but Pavel Durov reiterated that he had no business snooping on private conversations. Update March 8, 2022: EFF has clarified that Channels and Groups are not fully encrypted, end-to-end, updated our post to link to Telegram’s FAQ for Cloud and Secret chats, updated to clarify that auto-delete is available for group and channel admins, and added some additional links. At this point, however, Durov had already been working on Telegram with his brother, and further planned a mobile-first social network with an explicit focus on anti-censorship. Later in April, he told TechCrunch that he had left Russia and had “no plans to go back,” saying that the nation was currently “incompatible with internet business at the moment.” He added later that he was looking for a country that matched his libertarian ideals to base his next startup. Telegram was co-founded by Pavel and Nikolai Durov, the brothers who had previously created VKontakte. VK is Russia’s equivalent of Facebook, a social network used for public and private messaging, audio and video sharing as well as online gaming. In January, SimpleWeb reported that VK was Russia’s fourth most-visited website, after Yandex, YouTube and Google’s Russian-language homepage. In 2016, Forbes’ Michael Solomon described Pavel Durov (pictured, below) as the “Mark Zuckerberg of Russia.”
from de
