Ночная Литургия шла под звуки взрывов невдалеке. В блиндажном храме под землёй невдалеке от херсонских Крынок.

Я увидел в руках батюшки этот большой помянник воинов. После и мне дали эти листы с тысячами имён бойцов только этого расположения в лесу, где мы молились, идя нашим крестным ходом вдоль линии фронта, и попросили поминать их во время службы.

Я стал молиться: "о здравии воина Андрея, воина Игоря, воина Владимира, воина Рашида, воина Сергия, воина Алексия"... я читал долго, перебирая толстую кипу листов с именами. И в какой-то момент очень ясно представил, что только им - этим ребятам - всё теперь и исправлять.

Нет, не только здесь, на передовой. Им всё исправлять и в тылу.
Когда они, Бог даст, вернутся с Победой - живыми и... совсем другими.

Всё нагноившееся и затхлое в нашей жизни, все кривизны и неправды, которыми мы обросли - исправлять уже им, когда они придут домой.

Они поставят на место мигрантскую борзоту, трусливую чаще всего перед реальной силой. Быстро и просто это не выйдет, где-то, может быть, дойдёт до громких процессов и заголовков, но в целом весь гной народившихся особенно резво в пору войны - нам во вразумление за наши детоубийства, - мигрантских гетто вычищать и изживать уже им.

Им выскабливать авгиевы конюшни кулуаров элит, олигархата без рода и флага, беспринципных лоббистов всех мастей, чиновников, оторванных от своей страны, случайных депутатов, законов о беззаконии, нуворишей, пьянеющих от денег и иллюзии власти, всех решал и решальщиков разного калибра, движимых только деньгами и интересами; они вычистят проворовавшихся коррупционеров - от генералитета до мелких вредителей, убивающих своим ворьем нашу страну и мешающих нашему Президенту и нам всем - впрочем, это они уже делают, даже ещё не вернувшись с фронта: этот нарыв, наконец, (жаль, через страдания и жертвы), но прорвался.

Они вернутся и неспеша высветят собой всех: и тех, кому была война и тех, кому была "мать родна".

Но самое главное.
Они вернутся. И будут становиться родителями.

Узнав на войне цену жизни и заглянув в глаза смерти, потеряв близких товарищей, пережив предельную правду обо всём, и часто лично узнав на войне Бога, они никогда не поведутся на малодушные и мелкие причины, по которым мы нынешние чаще всего рожать страшимся.

Их, пришедших с фронта другими, не остановят материальные неурядицы, квартирные вопросы, размытое будущее. Они будут создавать многодетные семьи, не бояться множить своё счастье и этим - счастье всей нашей страны.

И Господь не оставит.

А многие из них примут постриги и заполнят монастыри и скиты. Послужив щитом Родины, они продолжат им оставаться, став теперь щитом молитвенным - потому что молитва монаха - это та же передовая. И она делает для всей страны не меньше, а даже больше бойца с автоматом - она покрывает нас всех и зовёт на нас милость Божью.

И многие из них, освященные войной, выйдут и на духовную монашескую брань.

Так мне показалось, когда я читал их имена.

При этом я прекрасно понимаю, что так будет не со всеми.
Не все вернутся другими.
Будут и те, в ком война проростила не святое, а темное, будут иногда надорванные и надломанные, будут, вероятно, и обозленные на не до конца проснувшийся во время войны тыл, будут в конце концов и те из бывших заключённых, которых война освободила, но при этом не исправила - и они начнут лихачить: к этому тоже надо быть готовыми.

Но мне кажется, всё же это будут болезненные исключения.

В основной своей массе с передовой вернётся наша новая элита, люди очищенные и освященные - и они продолжат здесь делать то, что уже начали делать на передовой: очищать и освящать нас всех.