Расскажу о своём отце...
В годы Великой Отечественной войны рассохинские эвены внесли свой вклад в победу над врагом. Но отдельно выделить этот непростой период в их жизни невозможно без более глубокой ретроспективы, предвоенного периода и беглого взгляда послевоенные годы.
Жительница Сеймчана Ходьяло Евдокия Гавриловна рассказала о своём отце - Гаврииле Дмитриевиче Болдухине, труженике тыла, оленеводе, в чьей судьбе отразилась целая эпоха.
Мой отец Гавриил Дмитриевич Болдухин родился 12 мая 1925 года в эвенской оленеводческой семье Дмитрия Афанасьевича и Прасковьи Павловны Болдухиных. Он был старшим сыном, после него родилось ещё трое младших братьев, которым к началу войны исполнилось 10, 5 и 3 года.
Семья кочевала обособленно на Среднеканского района на границе с Билибинским и Северо-Эвенским ( В соответствии с современным административным делением. Авт. ), в дали от населённых пунктов.
Летом совершали с оленями значительные по дальности кочёвки к побережью на Гарманду и Гижигу. В ту пору туда приезжали многие эвенские семьи. Обязательно посещали Наяхан, где была церковь, чтобы помолиться и крестить детей. Кроме того, на побережье собиралась ярмарка, где можно было путём обмена приобрести необходимые товары.
Подобные кочёвки совершались ежегодно, вплоть до второй половины 30-х годов. Стада у семьи были многочисленные, несколько тысяч голов. Это были олени особой, выведенной эвенами породы, которые отличались от чукотских оленей большими размерами и более вкусными нежным мясом.
В зимнюю пору сведению об общественной жизни на Севере не долетел до эвенских яранг. Когда во второй половине 30-х годов семья по традиции откачевала в Гарманду, на побережье её встретили работники НКВД. В то время там организовали колхоз, поэтому оленей у семьи отняли, а деда, его брата Ефима и его отца Афанасия Владимировича Болдухина арестовали как кулаков. Они успели сказать родным:"Нас не ждите. Если мы останемся живы, мы обязательно найдём вас. Уходите, кочуйте в сторону Алоя, в тундру. Уходите по реке, чтобы не было видно следов, потому что ща вами пойдут".
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Семья ушла по реке, уводя с собой шесть десятков оленей, которых ей оставила новая власть. Шли пешком, на оленях везли маленьких детей. Мужчины рода были настроены решительно:"Мы пойдём своим путём и обратно не вернёмся. Хорошо будет, если нас не догонят, потому что, если догонят, мы тоже будем стрелять".
К счастью, погоня не настигла беглецов. Семья благополучно добралась в район Большого и малого Алоя. Там была настоящая тундра, в которой не водился дикий олень и редко попадались лоси. Это была чужая территория, и за жизнью пришлой семьи незаметно наблюдали чукчи. Если удавалось подстрелить сахатого, они подъезжали и молча стояли в ожидании, чтобы им отдали добычу. И сказать что-то, протестовать нельзя было: неизвестно что сделают с людьми. Чужая территория - чужой зверь.
Выживали, питаясь рыбой, которая водилась в изобилии. Оленей не забивали - необходимо было восстановить, вырастить новое стадо.
Женщины постоянно молились, чтобы вернулись арестованные родственники. И однажды раней весной они увидели, что в их сторону движутся странные существа, то ли медведи, то ли люди, похожи и не похожи ни на тех, ни на других. Когда они подошли ближе, не поверили своим глазам: вернулись! Странный вид объяснялся одеждой. Она была сделана из сухой травы, как и обувь, потому что прежняя одежда за время заключения вся истёрлась, износилась.
Радости не было границ.
- Как вам удалось уйти? Как вас отпустили?
- Сами не знаем. Нас всё расспрашивали, как мы жили, как относились к бедным людям. Мы отвечали, что всегда делились и никогда не выделяли, кто богаче, кто бедный и лучше, а кто беднее и хуже, потому что сегодня у нас много оленей, а завтра они могут погибнуть, и мы тоже обеднеем, и у нас уже нет оленей, мы их отдали. И нас отпустили.
Дождавшись возвращения родственников, семья решила покинуть негостеприимную чужую территорию и откочевать в родные места в район Рассохи. Там лесотундра, хорошие пастбища для оленей, там можно охотиться. Мужчины как-будто чувствовали, что белка - основной пушной зверь, основательно выбитый ещё в 19 веке, снова появились в тамошних лесах.
Вернулись перед войной, обосновались в родных местах, занялись оленеводством и охотой. После каждого сезона охоты на белок дед с моим отцом и другими мужичнами отправлялись в низовья Колымы, чтобы сдать пушнину. В крупные населённые пункты, такие как Черский, они не попадали, но в мелких селениях были купцы, у которых можно было обменять шкурки на нужный товар. Для промысла необходимы были охотприпасы, кроме продуктов оленеводства люди нуждались в муке, соли, чае, табаке. Если сезон был особенно удачливым, можно было выменять ружьё. Но это было редко.
К счастью, погоня не настигла беглецов. Семья благополучно добралась в район Большого и малого Алоя. Там была настоящая тундра, в которой не водился дикий олень и редко попадались лоси. Это была чужая территория, и за жизнью пришлой семьи незаметно наблюдали чукчи. Если удавалось подстрелить сахатого, они подъезжали и молча стояли в ожидании, чтобы им отдали добычу. И сказать что-то, протестовать нельзя было: неизвестно что сделают с людьми. Чужая территория - чужой зверь.
Выживали, питаясь рыбой, которая водилась в изобилии. Оленей не забивали - необходимо было восстановить, вырастить новое стадо.
Женщины постоянно молились, чтобы вернулись арестованные родственники. И однажды раней весной они увидели, что в их сторону движутся странные существа, то ли медведи, то ли люди, похожи и не похожи ни на тех, ни на других. Когда они подошли ближе, не поверили своим глазам: вернулись! Странный вид объяснялся одеждой. Она была сделана из сухой травы, как и обувь, потому что прежняя одежда за время заключения вся истёрлась, износилась.
Радости не было границ.
- Как вам удалось уйти? Как вас отпустили?
- Сами не знаем. Нас всё расспрашивали, как мы жили, как относились к бедным людям. Мы отвечали, что всегда делились и никогда не выделяли, кто богаче, кто бедный и лучше, а кто беднее и хуже, потому что сегодня у нас много оленей, а завтра они могут погибнуть, и мы тоже обеднеем, и у нас уже нет оленей, мы их отдали. И нас отпустили.
Дождавшись возвращения родственников, семья решила покинуть негостеприимную чужую территорию и откочевать в родные места в район Рассохи. Там лесотундра, хорошие пастбища для оленей, там можно охотиться. Мужчины как-будто чувствовали, что белка - основной пушной зверь, основательно выбитый ещё в 19 веке, снова появились в тамошних лесах.
Вернулись перед войной, обосновались в родных местах, занялись оленеводством и охотой. После каждого сезона охоты на белок дед с моим отцом и другими мужичнами отправлялись в низовья Колымы, чтобы сдать пушнину. В крупные населённые пункты, такие как Черский, они не попадали, но в мелких селениях были купцы, у которых можно было обменять шкурки на нужный товар. Для промысла необходимы были охотприпасы, кроме продуктов оленеводства люди нуждались в муке, соли, чае, табаке. Если сезон был особенно удачливым, можно было выменять ружьё. Но это было редко.
Когда они приехали в очередной раз в низовья Колымы, вместо купцой их встретили государственные люди. Они принимали пушнину, и они же рассказывали о том, что идёт война. Всех приехавших записали поименно, кто и откуда; стали рассказывать, что фронт нуждается во многом, и в такое тяжёлое время все должны помогать друг другу, чтобы победить врага. Нужна пушнина, которую обменяют на необходимую фронту технику.
Все приехавшие согласились, и тогда им определены были планы. План на одного человека составлял в среднем 450 белок за сезон. В помощь фронту безвозмездно шло 400 шкурок, на остальные разрешалось приобрести необходимые для будущего сезона охотприпасы и продукты для семьи. Деду Дмитрию Афанасьевичу определили план в 500 бельичих шкурок, а моему отцу, которому уже исполнилось 16 лет, и он не имел ещё семьи, положено было сдавать всю пушнину полностью.
Выполнить план было непросто. Сезон охоты на белку короток - с конца ноября до конца декабря. Это время лютых морозов. Винчестеров не имелось, на охоте использовали берданки и порох. Чтобы добыть качественную шкурку, необходимо было метко бить зверька в глаз или в голову, и сделать это мог только хороший охотник. Поэтому редко кто мог заготовить положенное количество шкурок. Кроме моего отца, имевшего отдельный план, вместе с дедом охотился его десятилетний сын, брат отца, помогая им во всём.
В феврале, когда снег покрывался настом и крепчал, отец и ещё несколько человек, выполнявших план, отправлялись в устье Колымы, чтобы сдать пушнину. Вывозили не только своё, но и добычу других охотников. Те, кому не удалось справиться с государственным заданием, в поездке участия не принимали. Некоторые вынужденно оставались в стойбище, потому что надо было смотреть за оленьим стадом.
Мужчины шли на лыжах впереди, пробивая дорогу, а за ними двигались оленьи нарты с грузом. Для молодого, здорового человека весь путь занимал две - три недели. Обратно возвращались в конце марта или в апреле.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Когда окончилась война, своей чередой пошли привычные занятия, стали жить по-старинке. Обменивать пушнину ездили уже не в низовья реки, а в Среднеколымский район и жили в то время на территории Якутии. Там строился посёлок Берёзовка, и отца обязали принять участие в этом строительстве. Три года на общественных началах он возил на оленьем транспорте из тайги стройматериалы для Берёзовки и продукты из Среднеколымска. Его подросшие братья и дедушка в это время пасли стало. За прошедшие годы оно увеличилось и стало большим. Отец к тому времени уже женился, родился мой старший брат.
Бесплатная тяжёлая работа по перевозке грузов была чуждой для отца. Вспомнились ему слова революционера Мохнаткина, некогда сосланного на Колыму, с которым они повстречались ещё до строительства Берёзовки.
Мохнаткин говорил: " Уходите с это территории, лучше туда, где русские, там вы найдёте своё место жизни. Здесь вам не дадут так просто жить. Здесь вас используют, а ваши стада заберут ".
Род вернулся в район Рассохи, а там уже были геологи. Необходимо было как-то найти общий язык, взаимопонимание, и отец забил мясо и привёз на стан. Геологи поняли, что их угощают, и не остались в долгу, отдав оленеводам, в свою очередь, те продукты, которые у них имелись. О появившейся в тайге эвенской семье они сообщили в Среднеколымский райком партии, оттуда поступило указание: ни в коем случае не отпускайте этих людей, делитесь с ними продуктами, а когда будет транспорт, мы к вам приедем.
Когда я впервые увидела вертолёт, мне показалось, что он на дереве сидит. Родственник объяснил: Это верховой олень у русских. У нас свой олень, у них - свой.
Поскольку эвенским языком никто в Сеймчане не владел, руководство района нашло в других местах эвенов, которые уже понимали по-русски: из Северо-Эвенского - Андрей Халкачан, из Ольского - Яков Зыбин. Вместе с ними прилетели на Рассоху, привезли продукты и геологам, и оленеводам. Пообещали открыть магазин и несколькими рейсами завезти продукты и патроны.
Это предложение слегка насторожило рассохинцев. Они привыкли смотреть на себя как на самостоятельных.
-Зачем нам столько продуктов? Мы уже купили.
-В следующий раз приедете - можете не только оленей забивать, можете сдавать свою пушнину. Давайте вам посмотрим посёлок. Чего бы вы хотели ещё, кроме магазинов?
-Пусть будет магазин. Вы знаете, какие товары нам нужны. Пусть будет врач.
-Школа вам нужна. Надо, чтобы вы по-русски научились разговаривать.
Все согласились.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Хорошую память оставили сеймчанские врачи, которые приезжали на Рассоху. Случилась эпидемия гриппа, людей умерло очень много, не успевали делать могилы и хоронили нескольких умерших в одной яме. Стойбища отстояли друг от друга на расстоянии 200-300 километров, и доктора на лыжах объезжали их все, чтобы спасти людей. Заболели мои дед и бабушка, и если бы врачи не увезли их на вертолёте в Сеймчан, они тоже умерли бы.
Построили на Рассохе начальную школу. Среди первых учеников был и мой брат Иван. В это время мы как оленеводы вступили в совхоз "Омолон" Билибинского района. Там уже было 54 тысячи оленей, да ещё наши прибавились. Это было время, когда у родителей впервые появилась зарплата.
Построили на Рассохе начальную школу. Среди первых учеников был и мой брат Иван. В это время мы как оленеводы вступили в совхоз "Омолон" Билибинского района. Там уже было 54 тысячи оленей, да ещё наши прибавились. Это было время, когда у родителей впервые появилась зарплата.
Уже в начале 60-х годов привезли медали и грамоты за то, что в годы войны внесли свой трудовой вклад в победу над врагами. Такие награды получили пять-шесть человек, которым удалось выполнить планы по пушнине. В их числе был мой отец. В составе совхоза "Омолон" мы были недолго. Род проживал на территории Среднеканского района, а числился как отделение дального чукотского совхоза. Мы решили объединиться с родственниками, которые обосновались в Северо-Эвенском районе, и вошли в совхоз "Буксунда", но вскоре, в 1972 году, создали своё самостоятельное хозяйство на территории Среднеканского района совхоз "Рассохинский".
Это было самое благодатное для нас время. Оленеводы работали с радостью, спокойно, потому что уже был построен для них посёлок, можно было ездить в Сеймчан, и хотя начальство постоянно приезжало, жили самостоятельно. Директором совхоза был Василий Никитович Гулевский, русский. Он действительно работал с оленеводами и охотниками, месяцами мог пропадать в тайге, сам ездил верхом на оленях от Сстойбища к стойбищу, уходил в сторону Коркодона, где были охотники и рыбаки Дьячковы. Во время поездок предпочитал носить эвенскую национальную одежду.
С образованием совхоза появилась техника - два трактора. На них возили дрова и лёд, а сами по-прежнему кочевали на оленях. Оленье поголовье состояло тогда 17 тысяч. Больше нельзя было иметь - не позволяли размеры територии, необходимой для выпаса. Ежегодно забивали две с половиной тысячи оленей, и за год стало снова восстанавливалось до прежнего количества голов.
Оленье стало было потеряно в 90-е годы, когда - уже при другом директоре совхоза, Морозове - начали заниматься заготовками пантов. Резали безжалостно, много оленей погибало, истекая кровью сразу после пантовки. У тех, которые выжили, появились отклонения, рога стали расти в разные стороны, как кусты. У важенок стали рождаться телята с дефектами.
Время было тяжёлое, оленеводы вынуждены были забивать оленей, чтобы как-то выжить. Уменьшалось стадо. Вместе с оленями уходили к верхним людям наши старики.
Мой отец - Гавриил Дмитриевич Болдухин - труженик тыла, участник и победитель социалистических соревнований - не дожил до этого тяжёлого времени. Он умер в 1979 года. Умирая, он завещал нам:"Если вы пойдёте у кого-то на поводу, вы перестанете быть оленеводами, потеряете самостоятельность. С вами не будут долго нянчиться, и потом оставят вас. Постарайтесь сохранить нашу культуру и наш быт".
Светлана Ярышева💐
Оленье стало было потеряно в 90-е годы, когда - уже при другом директоре совхоза, Морозове - начали заниматься заготовками пантов. Резали безжалостно, много оленей погибало, истекая кровью сразу после пантовки. У тех, которые выжили, появились отклонения, рога стали расти в разные стороны, как кусты. У важенок стали рождаться телята с дефектами.
Время было тяжёлое, оленеводы вынуждены были забивать оленей, чтобы как-то выжить. Уменьшалось стадо. Вместе с оленями уходили к верхним людям наши старики.
Мой отец - Гавриил Дмитриевич Болдухин - труженик тыла, участник и победитель социалистических соревнований - не дожил до этого тяжёлого времени. Он умер в 1979 года. Умирая, он завещал нам:"Если вы пойдёте у кого-то на поводу, вы перестанете быть оленеводами, потеряете самостоятельность. С вами не будут долго нянчиться, и потом оставят вас. Постарайтесь сохранить нашу культуру и наш быт".
Светлана Ярышева
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM