Мысль у него (у Л. Толстого – К. П.) не новая; ее на разные лады повторяли все умные старики во все века. Всегда старики склонны были видеть конец мира и говорили, что нравственность пала до nea plus ultra, что искусство измельчало, износилось, что люди ослабели, и проч., и проч.
И. Бунин «О Чехове»
И. Бунин «О Чехове»
«Кентавр» (2023 год, режиссер К. Кемниц)
Если это комикс, то вопросов нет.
Если это драма или хотя бы триллер, то вопросов уйма. Почему телефон подбросил именно мажор? Зачем его мать приехала на место задержания Саши? Зачем там надо было убивать еще одну девушку?
Бог из машины тут неистово фальшивит за роялем в кустах.
Если это комикс, то вопросов нет.
Если это драма или хотя бы триллер, то вопросов уйма. Почему телефон подбросил именно мажор? Зачем его мать приехала на место задержания Саши? Зачем там надо было убивать еще одну девушку?
Бог из машины тут неистово фальшивит за роялем в кустах.
В любом случае Пикассо – это сплошное уродство, он пишет искаженный до безобразия мир, потому что безобразна его собственная душа, о Пикассо нечего больше сказать, и незачем снова и снова выставлять его картины, с него как с козла молока, у него нет никакого света, никакой новой организации цветов и форм, да у Пикассо вообще нет ничего, заслуживающего внимания, сплошь чудовищная глупость и приапическая мазня, которая если кого и возбудит, то только старперов на седьмом десятке с кругленьким счетом в банке.
М. Уэльбек «Карта и территория»
М. Уэльбек «Карта и территория»
«Касабланка» (1942 год, режиссер М. Кертиц)
Передающая сложившееся в первой половине ХХ века хемингуэевское понимание романтики лента: он и она вместе курят, пьют и блудят, у них любовь.
Фильм стал классикой, и его растащили на цитаты (все эти «У нас всегда будет Париж» и «Это может стать началом прекрасной дружбы»).
Передающая сложившееся в первой половине ХХ века хемингуэевское понимание романтики лента: он и она вместе курят, пьют и блудят, у них любовь.
Фильм стал классикой, и его растащили на цитаты (все эти «У нас всегда будет Париж» и «Это может стать началом прекрасной дружбы»).
«Конклав» (2024 год, режиссер Э. Бергер)
Камерная разговорная драма. Нескучная, но политизированная, всё менее реалистичная по мере приближения к финалу и местами нагруженная нелепой в фильме о Ватикане либеральной повесткой.
Р. Файнс хорош в роли мятущегося кардинала с неоднозначной мотивацией и железной хваткой.
Камерная разговорная драма. Нескучная, но политизированная, всё менее реалистичная по мере приближения к финалу и местами нагруженная нелепой в фильме о Ватикане либеральной повесткой.
Р. Файнс хорош в роли мятущегося кардинала с неоднозначной мотивацией и железной хваткой.
Он медленно спускался по ступенькам высокой паперти, вокруг которой шпалерами выстроились зрители. Но он их не видел. Мысленно он оглядывался назад, и перед его глазами, ослепленными ярким солнцем, носился образ г-жи де Марель, поправлявшей перед зеркалом свои кудряшки, которые, пока она лежала в постели, всегда развивались у нее на висках.
Г. де Мопассан «Милый друг»
Г. де Мопассан «Милый друг»
Словарь молодого романиста
Продвижение книги – процесс, который должен быть обусловлен не тщеславием, а чувством солидарности с писателями, чьи книги вы любите.
Если думаете, что ваш текст хорош, лучше опубликовать его и приложить усилия, дабы о нём узнали читатели. Не сделай этого другие авторы, нам нечего было бы читать.
Продвижение книги – процесс, который должен быть обусловлен не тщеславием, а чувством солидарности с писателями, чьи книги вы любите.
Если думаете, что ваш текст хорош, лучше опубликовать его и приложить усилия, дабы о нём узнали читатели. Не сделай этого другие авторы, нам нечего было бы читать.
Словарь молодого романиста
Прозаик. Люди без логики считают слово «п.» синонимом слова «писатель».
Писатель – это родовое обозначение, п. – видовое.
Пушкин – прозаик и поэт, а не писатель и поэт. Пушкин – писатель.
Пушкин – мужчина.
Пушкин – человек.
Фраза «Пушкин – человек и мужчина» избыточна: вид подразумевает род.
Прозаик. Люди без логики считают слово «п.» синонимом слова «писатель».
Писатель – это родовое обозначение, п. – видовое.
Пушкин – прозаик и поэт, а не писатель и поэт. Пушкин – писатель.
Пушкин – мужчина.
Пушкин – человек.
Фраза «Пушкин – человек и мужчина» избыточна: вид подразумевает род.
«Три скрипа». Третий сезон
Десятый выпуск. «Преступление и наказание» Фёдора Достоевского – случайная классика?
Скрип первый: слабость авторской позиции
С хронологической точки зрения ПиН – бесспорная классика: эту книгу массово листают уже 160 лет и будут листать еще долго.
Не возьмусь назвать ПиН плохим романом, но у него есть ряд значительных недостатков, которые мешают мне получать удовольствие от чтения.
Первый из них – это слабость авторской позиции.
В ПиН есть несколько эпизодов, хорошо иллюстрирующих этот тезис. Один из них вызвал критику Владимира Набокова в «Лекциях по русской литературе».
Это сцена чтения Раскольниковым и Соней Евангелия, вернее, фраза, которая, по утверждению Набокова, не имеет «…себе равных по глупости во всей мировой литературе»: «Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги».
Сам Набоков в этом пассаже небезупречен. Во-первых, со свойственной ему небрежностью он указал, что приведенная фраза содержится в Х главе четвертой части ПиН, хотя на самом деле – в IV главе четвертой части.
Во-вторых, в мировой литературе много фраз глупее – почитайте диалоги в романах Алексея Иванова или, если говорить о книгах, которые Набоков знал, вспомните первое предложение «Анны Карениной».
В-третьих, объяснение того, почему же приведенная цитата из ПиН так глупа, Набоков построил на критике словосочетания «убийца и блудница». Мол, это несоотносимые преступления, да и падение Раскольникова мы видим в подробностях, тогда как продажную любовь в исполнении Сони Достоевский не показал.
На самом деле проблема фразы об убийце и блуднице в другом. Эта проблема заключается в слове «странно».
В описываемой сцене мы и правда видим, как Раскольников (убийца) и Соня (блудница) читают Евангелие.
Может ли у нас возникнуть впечатление, что это странная сцена?
Да, потому что нарушители двух заповедей вместе читают священную книгу религии, провозглашающей эти заповеди. Это странно. Это парадоксально.
Однако сцена испорчена тем, что Достоевский сам дал ее характеристику, тогда как это является прерогативой читателя. Автор словно бы тычет нас в сцену носом и говорит: «Смотрите, как странно, как парадоксально! Вы поняли, да? Поняли, что тут странность, парадокс?!»
Я не о том, что это не комильфо – считать свой текст хорошо написанным. «Покажи мне человека, который бы вечно жил», – говорит Дилси в «Шуме и ярости». Покажите мне заодно автора, который полагает, что плохо пишет.
Влезать на территорию читательских впечатлений, пытаться корректировать их дешевыми подсказками – вот что дурно.
Подобный недостаток отличает и прозу Льва Толстого: см. эпилог «Войны и мира» или, например, фразу: «Прошедшая история жизни Ивана Ильича была самая простая и обыкновенная и самая ужасная».
В общем, Достоевский и Толстой то ли считали читателей за дураков, которым нужно прямо указывать, какого мнения о прочитанном следует придерживаться, то ли были настолько не уверены в своей способности изобразить что-то странным или ужасным, что употребляли эти эпитеты для подстраховки.
Увы, это не единственный пример подобного поведения автора в ПиН. Скажем, в главе III шестой части романа зрительный контакт Раскольникова и Свидригайлова напоминает контакт, который имел место в день их знакомства. Умный читатель способен заметить сходство, но Достоевский-то, вестимо, писал для тупых, поэтому уточнил: «Между ними произошло нечто похожее на сцену их первого свидания у Раскольникова, во время сна».
Впрочем, чего ждать от автора, который в рамках одного романа писал о себе то в единственном, то во множественном числе.
Не верите? Пожалуйста:
«Не стану теперь описывать…» (глава III четвертой части).
«Не станем передавать подробностей…» (глава VIII шестой части).
В общем, какая там классика, человек за 600 страниц так и не разобрался, кто он: «я» или «мы».
Десятый выпуск. «Преступление и наказание» Фёдора Достоевского – случайная классика?
Скрип первый: слабость авторской позиции
С хронологической точки зрения ПиН – бесспорная классика: эту книгу массово листают уже 160 лет и будут листать еще долго.
Не возьмусь назвать ПиН плохим романом, но у него есть ряд значительных недостатков, которые мешают мне получать удовольствие от чтения.
Первый из них – это слабость авторской позиции.
В ПиН есть несколько эпизодов, хорошо иллюстрирующих этот тезис. Один из них вызвал критику Владимира Набокова в «Лекциях по русской литературе».
Это сцена чтения Раскольниковым и Соней Евангелия, вернее, фраза, которая, по утверждению Набокова, не имеет «…себе равных по глупости во всей мировой литературе»: «Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги».
Сам Набоков в этом пассаже небезупречен. Во-первых, со свойственной ему небрежностью он указал, что приведенная фраза содержится в Х главе четвертой части ПиН, хотя на самом деле – в IV главе четвертой части.
Во-вторых, в мировой литературе много фраз глупее – почитайте диалоги в романах Алексея Иванова или, если говорить о книгах, которые Набоков знал, вспомните первое предложение «Анны Карениной».
В-третьих, объяснение того, почему же приведенная цитата из ПиН так глупа, Набоков построил на критике словосочетания «убийца и блудница». Мол, это несоотносимые преступления, да и падение Раскольникова мы видим в подробностях, тогда как продажную любовь в исполнении Сони Достоевский не показал.
На самом деле проблема фразы об убийце и блуднице в другом. Эта проблема заключается в слове «странно».
В описываемой сцене мы и правда видим, как Раскольников (убийца) и Соня (блудница) читают Евангелие.
Может ли у нас возникнуть впечатление, что это странная сцена?
Да, потому что нарушители двух заповедей вместе читают священную книгу религии, провозглашающей эти заповеди. Это странно. Это парадоксально.
Однако сцена испорчена тем, что Достоевский сам дал ее характеристику, тогда как это является прерогативой читателя. Автор словно бы тычет нас в сцену носом и говорит: «Смотрите, как странно, как парадоксально! Вы поняли, да? Поняли, что тут странность, парадокс?!»
Я не о том, что это не комильфо – считать свой текст хорошо написанным. «Покажи мне человека, который бы вечно жил», – говорит Дилси в «Шуме и ярости». Покажите мне заодно автора, который полагает, что плохо пишет.
Влезать на территорию читательских впечатлений, пытаться корректировать их дешевыми подсказками – вот что дурно.
Подобный недостаток отличает и прозу Льва Толстого: см. эпилог «Войны и мира» или, например, фразу: «Прошедшая история жизни Ивана Ильича была самая простая и обыкновенная и самая ужасная».
В общем, Достоевский и Толстой то ли считали читателей за дураков, которым нужно прямо указывать, какого мнения о прочитанном следует придерживаться, то ли были настолько не уверены в своей способности изобразить что-то странным или ужасным, что употребляли эти эпитеты для подстраховки.
Увы, это не единственный пример подобного поведения автора в ПиН. Скажем, в главе III шестой части романа зрительный контакт Раскольникова и Свидригайлова напоминает контакт, который имел место в день их знакомства. Умный читатель способен заметить сходство, но Достоевский-то, вестимо, писал для тупых, поэтому уточнил: «Между ними произошло нечто похожее на сцену их первого свидания у Раскольникова, во время сна».
Впрочем, чего ждать от автора, который в рамках одного романа писал о себе то в единственном, то во множественном числе.
Не верите? Пожалуйста:
«Не стану теперь описывать…» (глава III четвертой части).
«Не станем передавать подробностей…» (глава VIII шестой части).
В общем, какая там классика, человек за 600 страниц так и не разобрался, кто он: «я» или «мы».
«Магия» (1978 год, режиссер Р. Аттенборо)
Триллер с жутковатым перформансом Э. Хопкинса в роли чревовещателя, страдающего от раздвоения личности. Сюжету присуща схематичность, зато он развивается логично и без отступлений.
Энн-Маргрет хороша в роли школьной любви главного героя.
Осторожно: кукла Фэтс может вызвать фобию.
Триллер с жутковатым перформансом Э. Хопкинса в роли чревовещателя, страдающего от раздвоения личности. Сюжету присуща схематичность, зато он развивается логично и без отступлений.
Энн-Маргрет хороша в роли школьной любви главного героя.
Осторожно: кукла Фэтс может вызвать фобию.
Талант – это дар Божий: либо он есть, либо его нет, а сочинительство – это личное дело: пишите, если хотите.
С. Филд «Киносценарий: основы написания»
С. Филд «Киносценарий: основы написания»
«Милый друг» (2012 год, режиссеры Д. Доннеллан, Н. Ормерод)
Экранизация классики – почтительная к фабуле оригинала, но из-за внешности и способностей Роберта Паттинсона напоминающая историю Анатоля Курагина, который почему-то промахнулся с выбором родителей и пробивается наверх, используя главное свое качество – умение нравиться женщинам.
Экранизация классики – почтительная к фабуле оригинала, но из-за внешности и способностей Роберта Паттинсона напоминающая историю Анатоля Курагина, который почему-то промахнулся с выбором родителей и пробивается наверх, используя главное свое качество – умение нравиться женщинам.
Даже те из нас, кто убивает, насилует, грабит, занимается этим достаточно редко, а большую часть жизни жаждет от других любви, уважения, восхищения.
У. Эко, кардинал К. М. Мартини «Диалог о вере и неверии»
У. Эко, кардинал К. М. Мартини «Диалог о вере и неверии»
«Неоновый демон» (2016 год, режиссер Н. В. Рефн)
Бойкая, с ядреным сочетанием цветов и требующей повышенного внимания операторской работой (а-ля музыкальный клип) попытка рассказать дикую историю так, чтобы большую часть времени зритель думал, будто эта история о чём-то другом.
Попытка, стоит признать, чертовски удалась.
Бойкая, с ядреным сочетанием цветов и требующей повышенного внимания операторской работой (а-ля музыкальный клип) попытка рассказать дикую историю так, чтобы большую часть времени зритель думал, будто эта история о чём-то другом.
Попытка, стоит признать, чертовски удалась.
«Мальчик мой, да ты совсем обезумел, – покачал головой Джонни. – Конечно, иной раз это человеку даже к лицу, но сейчас перехлестывает через край».
С. Кинг «Безнадега»
С. Кинг «Безнадега»
Словарь молодого романиста
Пролог – в буквальном переводе «предисловие».
Часть текста, призванная описать случившиеся до фабулы события.
По факту п. порой включает завязку сюжета, что рушит композицию. В случаях, когда автор не знает, что такое п., этот последний попросту представляет собой первую главу.
Пролог – в буквальном переводе «предисловие».
Часть текста, призванная описать случившиеся до фабулы события.
По факту п. порой включает завязку сюжета, что рушит композицию. В случаях, когда автор не знает, что такое п., этот последний попросту представляет собой первую главу.
Словарь молодого романиста
Рассказ – небольшой текст в прозе. Отличается от романа и повести объемом, а также числом сюжетных линий и описываемых событий.
Некоторые мастера р., например А. Чехов, не издавали романов. И. Бунин издал один и не считал его романом.
М. Лермонтов, напротив, не издал ни одного р.
Рассказ – небольшой текст в прозе. Отличается от романа и повести объемом, а также числом сюжетных линий и описываемых событий.
Некоторые мастера р., например А. Чехов, не издавали романов. И. Бунин издал один и не считал его романом.
М. Лермонтов, напротив, не издал ни одного р.
Альфред Хичкок по вторникам
«Горный орел» (1926 год)
Единственная полнометражка Хичкока, которая утеряна.
В случае обнаружения вызовет ажиотаж, но оставит у публики чувство недоумения, как увидевшие свет утерянные или спрятанные произведения давно умерших авторов: «Страх и желание» С. Кубрика, «Оригинал Лауры» В. Набокова, etc.
«Горный орел» (1926 год)
Единственная полнометражка Хичкока, которая утеряна.
В случае обнаружения вызовет ажиотаж, но оставит у публики чувство недоумения, как увидевшие свет утерянные или спрятанные произведения давно умерших авторов: «Страх и желание» С. Кубрика, «Оригинал Лауры» В. Набокова, etc.