В популярном телефильме Adolescence (который переводят то как «Подросток», то как «Переходный возраст») меня, помимо прочего, зацепили... радиаторы.
Как часто мы видим в кадрах игрового кино розетки, выключатели, обогреватели? Думаю, не особо, если только не ищем их специально, или если не смотрим совсем радикально независимое, безбюджетное, начинающее кино, у которого нет средств заделать такие детали быта. Особенно «не везет» обогревателям, тем более современным. Красивые камины красиво горят, а теплые металлические белые радиаторы, висящие на стенах, есть не самые киногеничные объекты на свете.
Они не несут никакой драматургической или образной функции: по ним ведь даже не скажешь со стороны, теплые они или холодные. Они, особенно в современном изводе (то ли дело здоровенные советские обогревательные системы, к которым в отечественной чернухе принято приковывать героев и героинь наручниками), лишены всякой выразительности. Художественные цеха либо вовсе о них не думают, либо, если съемка проводится в живом интерьере, маскируют их чем угодно: лучше уж стол к стене придвинуть, чем этот ненужный радиатор в кадре оставлять.
И вот очередной шедевр британского социального реализма: отличный сценарий, блистательные актерские работы, вечные темы под острым углом, впечатляющая съемка непрерывными часовыми дублями, всё очень круто. Но самое тут радикальное — радиаторы. Их много. Автор, выверявший тут до миллиметра вообще всё, не боится показать эти чертовы радиаторы с торчащими из них терморегуляторами. Британская, мать ее, школа!
Как часто мы видим в кадрах игрового кино розетки, выключатели, обогреватели? Думаю, не особо, если только не ищем их специально, или если не смотрим совсем радикально независимое, безбюджетное, начинающее кино, у которого нет средств заделать такие детали быта. Особенно «не везет» обогревателям, тем более современным. Красивые камины красиво горят, а теплые металлические белые радиаторы, висящие на стенах, есть не самые киногеничные объекты на свете.
Они не несут никакой драматургической или образной функции: по ним ведь даже не скажешь со стороны, теплые они или холодные. Они, особенно в современном изводе (то ли дело здоровенные советские обогревательные системы, к которым в отечественной чернухе принято приковывать героев и героинь наручниками), лишены всякой выразительности. Художественные цеха либо вовсе о них не думают, либо, если съемка проводится в живом интерьере, маскируют их чем угодно: лучше уж стол к стене придвинуть, чем этот ненужный радиатор в кадре оставлять.
И вот очередной шедевр британского социального реализма: отличный сценарий, блистательные актерские работы, вечные темы под острым углом, впечатляющая съемка непрерывными часовыми дублями, всё очень круто. Но самое тут радикальное — радиаторы. Их много. Автор, выверявший тут до миллиметра вообще всё, не боится показать эти чертовы радиаторы с торчащими из них терморегуляторами. Британская, мать ее, школа!
Почему всем нравится «Разделение»? (1/2)
В прошлом году я как-то угорел по книжному циклу Фрэнка Герберта «Дюна» и больше всего впечатлился второй его половиной, где и без того не самое насыщенное действие замедляется до одного-двух событий (зачастую происходящих как бы «за кадром») за всю книгу и сотен страниц монологов и размышлений героев. В кино это могло бы бесить, но в книжном формате давало ощущение странного уюта: как во время долгого пути, когда ты знаешь, что на ближайшее время твой маршрут железно распланирован, не нужно никуда выходить и ничего решать, едь себе и едь, ты и в движении, и обездвижен.
Схожий седативный эффект вызывает «Разделение». Удивителен столь мощный (хоть и наверняка преувеличенный маркетологами, «посевами» в медиа и традиционным мухлежом платформ со статистикой) успех такого принципиально заторможенного, «филлерного» и вечно откладывающего «действие» «на потом» сериала в век всеобщего СДВГ, когда и тиктоки могут казаться затянутыми, а подкасты/лекции/голосовые принято слушать на скорости x2. Иногда нужно замедлиться, и вот оно мощное средство для того, чтоб залипнуть в экран на одновременно успокаивающие («визуальная эстетика», «рай перфекциониста», «верните икею, твари») и неуловимо жуткие хайтековско-бруталистские интерьеры. Еще и с персонажами, к которым прикипаешь.
На экране всегда примерно одно и то же, действие ползет себе и ползет, герои не меняются, информация цедится капельками, а каждый выход из зоны комфорта происходит как можно более мягче. Помню странную тревогу на четвертой серии второго сезона, «неужели вся серия будет вне офиса?», рассеивающуюся минуты спустя, когда понимаешь, что экстерьерные съемки тут малоотличимы от интерьерных. «Разделение» — успокаивающий триллер. Важен и давно ставший непривычным поэпизодный выход сериала: бинжвотчингом все белые нитки конструкции были бы сильно заметнее.
В прошлом году я как-то угорел по книжному циклу Фрэнка Герберта «Дюна» и больше всего впечатлился второй его половиной, где и без того не самое насыщенное действие замедляется до одного-двух событий (зачастую происходящих как бы «за кадром») за всю книгу и сотен страниц монологов и размышлений героев. В кино это могло бы бесить, но в книжном формате давало ощущение странного уюта: как во время долгого пути, когда ты знаешь, что на ближайшее время твой маршрут железно распланирован, не нужно никуда выходить и ничего решать, едь себе и едь, ты и в движении, и обездвижен.
Схожий седативный эффект вызывает «Разделение». Удивителен столь мощный (хоть и наверняка преувеличенный маркетологами, «посевами» в медиа и традиционным мухлежом платформ со статистикой) успех такого принципиально заторможенного, «филлерного» и вечно откладывающего «действие» «на потом» сериала в век всеобщего СДВГ, когда и тиктоки могут казаться затянутыми, а подкасты/лекции/голосовые принято слушать на скорости x2. Иногда нужно замедлиться, и вот оно мощное средство для того, чтоб залипнуть в экран на одновременно успокаивающие («визуальная эстетика», «рай перфекциониста», «верните икею, твари») и неуловимо жуткие хайтековско-бруталистские интерьеры. Еще и с персонажами, к которым прикипаешь.
На экране всегда примерно одно и то же, действие ползет себе и ползет, герои не меняются, информация цедится капельками, а каждый выход из зоны комфорта происходит как можно более мягче. Помню странную тревогу на четвертой серии второго сезона, «неужели вся серия будет вне офиса?», рассеивающуюся минуты спустя, когда понимаешь, что экстерьерные съемки тут малоотличимы от интерьерных. «Разделение» — успокаивающий триллер. Важен и давно ставший непривычным поэпизодный выход сериала: бинжвотчингом все белые нитки конструкции были бы сильно заметнее.
О чем на самом деле второй сезон «Разделения»? (2/2)
И, как и с «Дюнами» и хорошей фантастикой вообще, идеи/концепты/мемы здесь важнее и интереснее собственно сюжета (всегда предельно вторичного, даже у великих гениев жанра). К осуществимости концепции разделения сознания есть большие вопросы (уже писал об этом), но обаяние сериала зависит от того, насколько она для вас кажется абсурдной: и если вы хоть на несколько секунд задумались «а что-то в этом есть», то вы на крючке.
Если первый сезон был неглупой и некрикливой, но довольно лобовой (пост-)марксисткой сатирой — ах, уж эти чертовы корпорации и крупный капитал, отчуждающие не только труд и рабочего, но и человека от самого себя! — то второй с первой до последней серии посвящен одному вопросу экзистенциального характера: станем ли мы «лучше» и «чище», если избавимся от корочек приклеившегося к нас засохшего социального дерьма?
Можно ли взаправду стать «лучшей версией себя»? Что будет, если отыграть всю свою жизнь с чистого листа, в стерильной обстановке? И вместо короткого ответа «ничего хорошего» авторы «Разделения» создают во втором сезоне красивейшую драматургическую конструкцию, в которой главные герои становятся антагонистами самим себе. Страшен не корпоративный демон, а человек в зеркале, вроде бы желающий тебе самого лучшего, а на деле...
И, как и с «Дюнами» и хорошей фантастикой вообще, идеи/концепты/мемы здесь важнее и интереснее собственно сюжета (всегда предельно вторичного, даже у великих гениев жанра). К осуществимости концепции разделения сознания есть большие вопросы (уже писал об этом), но обаяние сериала зависит от того, насколько она для вас кажется абсурдной: и если вы хоть на несколько секунд задумались «а что-то в этом есть», то вы на крючке.
Если первый сезон был неглупой и некрикливой, но довольно лобовой (пост-)марксисткой сатирой — ах, уж эти чертовы корпорации и крупный капитал, отчуждающие не только труд и рабочего, но и человека от самого себя! — то второй с первой до последней серии посвящен одному вопросу экзистенциального характера: станем ли мы «лучше» и «чище», если избавимся от корочек приклеившегося к нас засохшего социального дерьма?
Можно ли взаправду стать «лучшей версией себя»? Что будет, если отыграть всю свою жизнь с чистого листа, в стерильной обстановке? И вместо короткого ответа «ничего хорошего» авторы «Разделения» создают во втором сезоне красивейшую драматургическую конструкцию, в которой главные герои становятся антагонистами самим себе. Страшен не корпоративный демон, а человек в зеркале, вроде бы желающий тебе самого лучшего, а на деле...
Курлык-курлык! Время запечь жар-птицу.
Есть такой режиссер, на спецпоказы ежеквартально выходящих фильмов оного в столицах не пробраться, но который не чтобы известен при этом широкой публике. Почему так происходит — вопрос серьезный и требующий долгих нудных рассуждений про отрыв столиц от остальной страны, всеобщую атомизацию и отсутствие какого-то «общего для всех» культурного поля, но можно сделать кое-что еще: рассказать человеческим языком, да кто этот Роман Михайлов такой, чего по нему все прутся, при чем тут Мамлеев, бандиты и фольклор, почему это не «сюр» и «наркомания», и нормально ли, если его кино вас бесит или кажется любительщиной. Позвал для этой непростой задачи Романа Волынского. Получилось отлично:
https://knife.media/roman-mikhaylov/
У его работ есть сильнейшая созидательная энергия — и это одна из главных причин хоть и локальной, но всё растущей популярности Михайлова. Если другие режиссеры условно артхаусного кино сторонятся зрителя, то он, напротив, втягивает каждого в свой круг: премьеры и обсуждения со съемочными группами — в его случае это не пиар-сопровождение, а часть (со-)творчества.
Есть такой режиссер, на спецпоказы ежеквартально выходящих фильмов оного в столицах не пробраться, но который не чтобы известен при этом широкой публике. Почему так происходит — вопрос серьезный и требующий долгих нудных рассуждений про отрыв столиц от остальной страны, всеобщую атомизацию и отсутствие какого-то «общего для всех» культурного поля, но можно сделать кое-что еще: рассказать человеческим языком, да кто этот Роман Михайлов такой, чего по нему все прутся, при чем тут Мамлеев, бандиты и фольклор, почему это не «сюр» и «наркомания», и нормально ли, если его кино вас бесит или кажется любительщиной. Позвал для этой непростой задачи Романа Волынского. Получилось отлично:
https://knife.media/roman-mikhaylov/
У его работ есть сильнейшая созидательная энергия — и это одна из главных причин хоть и локальной, но всё растущей популярности Михайлова. Если другие режиссеры условно артхаусного кино сторонятся зрителя, то он, напротив, втягивает каждого в свой круг: премьеры и обсуждения со съемочными группами — в его случае это не пиар-сопровождение, а часть (со-)творчества.
Сделано в Санкт-Петербурге.
В прокат вышел х/ф «Походу любовь», где девушка и два балбеса тараканят кровать через Центральный и Адмиралтейский р-ны г. Санкт-Петербурга, рекламируя начало туристического сезона. Ворчу и сдержанно хвалю частности, попутно размышляя про феномен двух важнейших фильмов-открыток: «Прогулку» и «Питер FM».
https://www.kinopoisk.ru/media/article/4010909/
...никаких толп туристов и прохожих, автомобильных пробок, уличных зазывал, самокатчиков и велосипедистов — и это в самый туристический сезон! В фильме это оправдывается проведением марафона, из-за чего перекрыт центр, но то, что такое оправдание вообще понадобилось, многое говорит о современном кинематографическом мышлении.
В прокат вышел х/ф «Походу любовь», где девушка и два балбеса тараканят кровать через Центральный и Адмиралтейский р-ны г. Санкт-Петербурга, рекламируя начало туристического сезона. Ворчу и сдержанно хвалю частности, попутно размышляя про феномен двух важнейших фильмов-открыток: «Прогулку» и «Питер FM».
https://www.kinopoisk.ru/media/article/4010909/
...никаких толп туристов и прохожих, автомобильных пробок, уличных зазывал, самокатчиков и велосипедистов — и это в самый туристический сезон! В фильме это оправдывается проведением марафона, из-за чего перекрыт центр, но то, что такое оправдание вообще понадобилось, многое говорит о современном кинематографическом мышлении.
Спанчбоб и Эйзенштейн.
Есть такие произведения мировой культуры, в которых можно найти ответы на более-менее все вопросы мироздания. Одно из таких — анимационный сериал «Губка Боб Квадратные Штаны». Но сейчас немного не о нем, а об одной его составляющей.
Важнейший комический прием, используемый в сериале (особенно в первых сезонах) — резкое укрупнение, план-деталь, показывающий нам несколько иные свойства привычного объекта: то физиологичеки-неприглядные детали (ниоткуда возникшие волосы на лапках Патрика, грязные ногти у Губки Боба, протухшие крабсбургеры), то фотографические вставки (то из документалистик/хроники, то постановочные кадры). Всякий раз это сбивает с ног.
И угадайте, кто это придумал? Правильно: Сергей Михайлович Эйзенштейн.
Да, конечно, комическое использование «крупняков» придумали гении «брайтонской школы», чьи работы вроде «Большого глотка» (1901) смотрят киношкольники и киновузовцы в первые дни жизни обучения. А что такое юмор, как не наделение привычных вещей непривычным смыслом, сброс настроек, укрупнение на детали? Эйзен пошел дальше. В «Броненосце» крупные планы вызывают и комический, и смысловой эффект: вот на общем плане судовой священник выглядит обычным попом, а стоит к нему приблизиться, как это уже какой-то чорт с дубинкой в форме крест; нормальный вполне кусок мяса «обрастает» личинками в приближении. Крупный план у Эйзенштейна не обнажает суть вещей, а создает новые их значения, пересобирает (точнее, конструирует) мир на свой лад. И «Губка Боб», щеголяющий синефильскими шутками вперемешку с мудростями жизни, перенял эту эстафетную палочку.
Есть такие произведения мировой культуры, в которых можно найти ответы на более-менее все вопросы мироздания. Одно из таких — анимационный сериал «Губка Боб Квадратные Штаны». Но сейчас немного не о нем, а об одной его составляющей.
Важнейший комический прием, используемый в сериале (особенно в первых сезонах) — резкое укрупнение, план-деталь, показывающий нам несколько иные свойства привычного объекта: то физиологичеки-неприглядные детали (ниоткуда возникшие волосы на лапках Патрика, грязные ногти у Губки Боба, протухшие крабсбургеры), то фотографические вставки (то из документалистик/хроники, то постановочные кадры). Всякий раз это сбивает с ног.
И угадайте, кто это придумал? Правильно: Сергей Михайлович Эйзенштейн.
Да, конечно, комическое использование «крупняков» придумали гении «брайтонской школы», чьи работы вроде «Большого глотка» (1901) смотрят киношкольники и киновузовцы в первые дни жизни обучения. А что такое юмор, как не наделение привычных вещей непривычным смыслом, сброс настроек, укрупнение на детали? Эйзен пошел дальше. В «Броненосце» крупные планы вызывают и комический, и смысловой эффект: вот на общем плане судовой священник выглядит обычным попом, а стоит к нему приблизиться, как это уже какой-то чорт с дубинкой в форме крест; нормальный вполне кусок мяса «обрастает» личинками в приближении. Крупный план у Эйзенштейна не обнажает суть вещей, а создает новые их значения, пересобирает (точнее, конструирует) мир на свой лад. И «Губка Боб», щеголяющий синефильскими шутками вперемешку с мудростями жизни, перенял эту эстафетную палочку.
Черный властелин, дионисийство, Луна расширенными зрачками, Бетховен и Чайковский, Мераб Нинидзе, dogovornyachok...
Такой вот «олдскульный боевичок в духе 90-х» получился у странного режисера Дэвида Эйра (почему-то обожаю его «Саботаж» и с симпатией ко всему остальному, включая совсем какую-то халтуру) и большого артиста Джейсона Стэйтема. В общем, написал про кинофильм «Мастер», который можно поставить и на одну полку с золотым фондом Стивена Сигала, и на полку с «самые причудливые фильмы 2020-х».
https://www.kinopoisk.ru/media/article/4010922/
«Мастер» вообще навевает на размышления о природе жанра боевика, его классике и нынешнем изводе. Зачем мы их смотрели «тогда» и почему попытки вернуться к старой доброй рецептуре оборачиваются, зачастую вопреки воле авторов, оголтелым ревизионизмом сегодня?
Такой вот «олдскульный боевичок в духе 90-х» получился у странного режисера Дэвида Эйра (почему-то обожаю его «Саботаж» и с симпатией ко всему остальному, включая совсем какую-то халтуру) и большого артиста Джейсона Стэйтема. В общем, написал про кинофильм «Мастер», который можно поставить и на одну полку с золотым фондом Стивена Сигала, и на полку с «самые причудливые фильмы 2020-х».
https://www.kinopoisk.ru/media/article/4010922/
«Мастер» вообще навевает на размышления о природе жанра боевика, его классике и нынешнем изводе. Зачем мы их смотрели «тогда» и почему попытки вернуться к старой доброй рецептуре оборачиваются, зачастую вопреки воле авторов, оголтелым ревизионизмом сегодня?
Очень важная (и совсем не первоапрельская) новость.
«Порядок слов» открыл предзаказ на новую книгу Олега Нестерова про советских кинокомпозиторов. Первые две были про Шнитке и Каравайчука, новая — про Александра Ароновича Кнайфеля. Встречайте: «Александр Кнайфель. Три степени свободы. Музыка > кино > СССР».
Счастлив, что в подготовке этого издания участвовал и я: в основном советами «вот тут хочется подрезать»/«а вот тут хочется чуть поподробнее»/«тут я ничего не понял, простите», но то был интереснейший для меня редакторский опыт, нечто совершенно новое и очень важное. И о чем, по печальному совпадению, задумывался некоторое время назад.
Кнайфель — великий в самом правильном смысле слова (когда под величием подразумевается не синонимы «хорошего» и «отличного», а претензия на необъятность, вбирание в себя всего мироздания) и при этом не сильно, как мне кажется, известный широкой публике (кино-)композитор. И чем отдельно хороша эта книга: она дает нужный уровень погружения. Кроме того, одна из важных составляющих издания и вообще проекта Нестерова — упомянутые в книге музыкальные сочинения выпустят и на виниле, и в цифре (в самой книге можно будет прослушать их, наведя камеру смартфона на кьюар-код), а то пока что найти произведения Александра Ароновича на российских легальных музыкальных платформах — тот еще квест.
Кнайфель писал киномузыку для «Торпедоносцев» и «Противостояния» Арановича, «Невозвращенца» Снежкина, научно-популярного и документального кино, выступал в Вашингтонском кафедральном соборе, общался с Дэвидом Бирном, дружил с Арво Пяртом, был частью «хренниковской семерки» и даже в эмиграции оставался самым настоящим ленинградским интеллигентом.
В книге по крупицам собраны воспоминания и точные слова его родных, коллег, друзей, почитателей и знатоков. Про музыку, кино, жизнь, веру, философию. В полифонической форме, с противоречиями, дополнениями, усложнениями и финальным крещендо из дневниковых записей и глубоких размышлений самого Александра Ароновича.
«Порядок слов» открыл предзаказ на новую книгу Олега Нестерова про советских кинокомпозиторов. Первые две были про Шнитке и Каравайчука, новая — про Александра Ароновича Кнайфеля. Встречайте: «Александр Кнайфель. Три степени свободы. Музыка > кино > СССР».
Счастлив, что в подготовке этого издания участвовал и я: в основном советами «вот тут хочется подрезать»/«а вот тут хочется чуть поподробнее»/«тут я ничего не понял, простите», но то был интереснейший для меня редакторский опыт, нечто совершенно новое и очень важное. И о чем, по печальному совпадению, задумывался некоторое время назад.
Кнайфель — великий в самом правильном смысле слова (когда под величием подразумевается не синонимы «хорошего» и «отличного», а претензия на необъятность, вбирание в себя всего мироздания) и при этом не сильно, как мне кажется, известный широкой публике (кино-)композитор. И чем отдельно хороша эта книга: она дает нужный уровень погружения. Кроме того, одна из важных составляющих издания и вообще проекта Нестерова — упомянутые в книге музыкальные сочинения выпустят и на виниле, и в цифре (в самой книге можно будет прослушать их, наведя камеру смартфона на кьюар-код), а то пока что найти произведения Александра Ароновича на российских легальных музыкальных платформах — тот еще квест.
Кнайфель писал киномузыку для «Торпедоносцев» и «Противостояния» Арановича, «Невозвращенца» Снежкина, научно-популярного и документального кино, выступал в Вашингтонском кафедральном соборе, общался с Дэвидом Бирном, дружил с Арво Пяртом, был частью «хренниковской семерки» и даже в эмиграции оставался самым настоящим ленинградским интеллигентом.
В книге по крупицам собраны воспоминания и точные слова его родных, коллег, друзей, почитателей и знатоков. Про музыку, кино, жизнь, веру, философию. В полифонической форме, с противоречиями, дополнениями, усложнениями и финальным крещендо из дневниковых записей и глубоких размышлений самого Александра Ароновича.
Есть актеры: плохие, хорошие, блистательные, тонкие, любые. А есть звезды: они либо приковывают к экрану, либо это не звезды. Вэл Килмер был именно звездой. На него всегда было интересно смотреть — что в феерическом дебютном выходе в «Совершенно секретно!» (в принципе, одной этой роли хватило бы для внесения в пантеон ярчайший звезд своей поры), что в боевиках 90-х, странных фильмах 00-х, и даже в совсем потоковой продукции 2010-х и позднее.
Говорят, много халтурил, ужасно вел себя с режиссерами, изводил всех и вся, но черт знает: у Тони Скотта, Майкла Манна, Оливера Стоуна, Фрэнсиса Форда Копполы, Дэвида Мамета был прямо грандиозным и незабываемым. И сколько просто классного кино — «Призрак и тьма», «Тумстоун», «Настоящая МакКой», «Море Солтона», «Поцелуй на вылет», — которое без него вообще невозможно представить. Даже в ненавистном им «Бэтмене навсегда» был очень хорош. Став суперзвездой в 90-е, всегда казался пришельцем из совсем другой эпохи: эти глаза легко представить в немом кино. Всегда завороженный и завораживающий. И очень свой.
Говорят, много халтурил, ужасно вел себя с режиссерами, изводил всех и вся, но черт знает: у Тони Скотта, Майкла Манна, Оливера Стоуна, Фрэнсиса Форда Копполы, Дэвида Мамета был прямо грандиозным и незабываемым. И сколько просто классного кино — «Призрак и тьма», «Тумстоун», «Настоящая МакКой», «Море Солтона», «Поцелуй на вылет», — которое без него вообще невозможно представить. Даже в ненавистном им «Бэтмене навсегда» был очень хорош. Став суперзвездой в 90-е, всегда казался пришельцем из совсем другой эпохи: эти глаза легко представить в немом кино. Всегда завороженный и завораживающий. И очень свой.
И вот уже более подробно рассказываю, почему Вэл Килмер и звезда большая, и актер прекрасный: https://www.kinopoisk.ru/media/article/4010936/
Он был популярен, узнаваем, его любила и ненавидела пресса, было за что: работал остервенело, скандалил с режиссерами, не боялся критиковать собственные фильмы и резать правду-матку об индустрии. Но никогда не считался суперзвездой и серьезным актером. Взгляните на некрологи: «исполнитель роли Бэтмена», «помните его в „Схватке“?», «человек, сыгравший Джима Моррисона».
Он был популярен, узнаваем, его любила и ненавидела пресса, было за что: работал остервенело, скандалил с режиссерами, не боялся критиковать собственные фильмы и резать правду-матку об индустрии. Но никогда не считался суперзвездой и серьезным актером. Взгляните на некрологи: «исполнитель роли Бэтмена», «помните его в „Схватке“?», «человек, сыгравший Джима Моррисона».
TraumaZone.
Киноведы, кинотеоретики и просто насмотренные/начитанные гуманитарии, зачарованные темами со словом «травма» (психологическая/национальная/культурная/etc.), вас всех созывает товарищ Ная в некий загадочный проект. Обозначим его как травмпунктум: https://www.group-telegram.com/nayawatching/1423
Киноведы, кинотеоретики и просто насмотренные/начитанные гуманитарии, зачарованные темами со словом «травма» (психологическая/национальная/культурная/etc.), вас всех созывает товарищ Ная в некий загадочный проект. Обозначим его как травмпунктум: https://www.group-telegram.com/nayawatching/1423
Telegram
кабинет доктора хали-гали
Привет!
Сейчас я нахожусь в процессе академической подготовки, поэтому задумала шалость, чтобы было веселее жить. Для ее воплощения ищу единомышленников.
Если вы — автор, и в списке ниже есть ваша зона интересов:
Trauma Studies (Теория травмы) — исследование…
Сейчас я нахожусь в процессе академической подготовки, поэтому задумала шалость, чтобы было веселее жить. Для ее воплощения ищу единомышленников.
Если вы — автор, и в списке ниже есть ваша зона интересов:
Trauma Studies (Теория травмы) — исследование…
В среду встретимся в телевизоре.
Залетел в хороший проект Школы кино и телевидения «Индустрия» и журнала «Искусство кино», «Среда обсуждения» — онлайн-киноклуб для «неравнодушных зрителей и любителей кино, которые хотят получить или улучшить навык встраивания кино в социологические и культурные контексты». Участие платное, но первая встреча будет доступна для всех желающих, достаточно регистрации.
9 апреля в 19:00 погадаем с Никитой Карцевым, Аксиньей Ильиной, Алексеем Филипповым и Ириной Марголиной на кино будущего. Что нас всех ждет (в кино, конечно, а не в жизни), к чему стоит стремиться юным кинематографистам, за кем стоит следить, а за кем — можно и не следить. Будет как в ток-шоу, только без драк и запиканного мата: https://industry.sredaobuchenia.ru/cinemaclub-openday
Залетел в хороший проект Школы кино и телевидения «Индустрия» и журнала «Искусство кино», «Среда обсуждения» — онлайн-киноклуб для «неравнодушных зрителей и любителей кино, которые хотят получить или улучшить навык встраивания кино в социологические и культурные контексты». Участие платное, но первая встреча будет доступна для всех желающих, достаточно регистрации.
9 апреля в 19:00 погадаем с Никитой Карцевым, Аксиньей Ильиной, Алексеем Филипповым и Ириной Марголиной на кино будущего. Что нас всех ждет (в кино, конечно, а не в жизни), к чему стоит стремиться юным кинематографистам, за кем стоит следить, а за кем — можно и не следить. Будет как в ток-шоу, только без драк и запиканного мата: https://industry.sredaobuchenia.ru/cinemaclub-openday
Forwarded from The First Picture Show
Интересный коллегиальный опрос, достойная оплата труда — это, конечно, очень важно. Но. Низкие гонорары за кинокритические тексты — прямое следствие того, что предложение в десятки и даже сотни раз превышает спрос.
Каждый год в российскую медиасреду выбрасывает уйму авторов, которые закончили какой-нибудь вуз или курсы, поэтому уверены, что обязательно смогут себя обеспечить исключительно написанием текстов про новых «Мстителей» и Вернера Херцога. Спешу разочаровать: критиков и журналистов, способных проанализировать мейнстрим и арт-мейнстрим, кажется, уже кратно больше, чем читателей.
Проблема (ну или не проблема, скорее особенность) в том, что запрос аудитории уже давно выполняют не тексты, а подкасты и видео. Сорри, реальность кусается.
Каждый год в российскую медиасреду выбрасывает уйму авторов, которые закончили какой-нибудь вуз или курсы, поэтому уверены, что обязательно смогут себя обеспечить исключительно написанием текстов про новых «Мстителей» и Вернера Херцога. Спешу разочаровать: критиков и журналистов, способных проанализировать мейнстрим и арт-мейнстрим, кажется, уже кратно больше, чем читателей.
Проблема (ну или не проблема, скорее особенность) в том, что запрос аудитории уже давно выполняют не тексты, а подкасты и видео. Сорри, реальность кусается.
Forwarded from Another Day of Sundance
Хочется вставить свои пять копеек в дискуссию о зарплатах критиков, но как вы уже поняли, у нас нет лишних пяти копеек.
А теперь серьезно. Ребята проделали огромный труд, привлекли внимание к горькой проблеме и сделали это откровенно и смело.
И я бы очень хотел, чтобы ситуация изменилась, но совершенно в это не верю. Однако в конце поста будет пара советов о том, как надевать кислородную маску.
Но сначала о личном.
Как человек, который неистово писал в передовые вроде бы глянцевые журналы еще в 2007 году, хочу уточнить, что на самом деле ситуация не меняется уже минимум лет двадцать. В те времена тоже платили по 5000 рублей за текст.
Но если бы тогда мне показали это исследование, я бы все равно забил на свой американский диплом менеджера-маркетолога и пошел в кинокритику.
И студенты, встречи с которыми я дежурно начинаю с шуток про «хватит плодить нищету», тоже почему-то в нее идут, хотя знают, что их ждет.
В этом плане мы так же узявимы, как актеры и сценаристы, - просто не можем не делать то, что делаем. Взяли и родились, чтобы заживо сгореть в кинотеатре. И это в целом специфика киноиндустрии. Даже Шон Бейкер недавно сказал, что будь у него с женой дети, они не смогли бы их содержать.
Но благородный идеализм (за который мы часто выдаем свой инфантилизм) - не повод не смотреть правде в глаза.
А она такова, что:
1. Желающих быть критиками раз в сто больше, чем адекватных рабочих мест. Поэтому всегда найдется кто-то, кто возьмет за рецензию, интервью, представление и обсуждение меньше, чем ты.
2. И это нормальная стратегия выживания в высококонкурентной среде с очень несправедливым распеделением привилегий и благ. Я и сам так демпинговал, соглашаясь съездить за свой счет на фестиваль и написать оттуда двадцать текстов всем сразу. Какой тогда смысл редакциям оплачивать авторам командировки, когда есть такие энтузиасты?
3. Экономическая модель медиа при всем желании не позволит редакторам платить нам больше. А жанр рецензии и правда переоценен, если только это не быстрая и эксклюзивная реакция на горячий фильм с какого-нибудь далекого фестиваля. Поэтому я давно не пишу по четвергам про прокат - просто не верю, что мой голос имеет ценность.
4. В киноиндустрии сохраняется культ личного успеха - но он, как мне кажется, ослабевает, уступая место культу коллективной мечты, взаимного уважения и искреннего служения. Однако критикам все еще стоит быть готовыми к тому, что их будут оценивать по тому, сколько они зарабатывают и где находятся в пищевой цепи, а не потому, как пишут и что говорят. Эта внешняя оценка часто становится нашей собственной - отсюда самоопределение из серии «Если в тридцать лет ты все еще критик, то ты неудачник» (это цитата). И отсюда же пресловутая выученная беспомощность. С низкой самооценкой высокую цену себе не назначить.
Но исследование Тимура, Наи и Насти - это call to action, и я думаю, что четыре осознанных действия все-таки могут каждому из нас помочь.
Первое - понять свои ключевые компетенции и использовать их где-то еще. Просто признайте, что текстами не заработать, и ищите другие точки приложения своих талантов.
Второе - стараться поддерживать тех, кто вам дорог, разумно делясь заказами на тексты и выступления, которые не можете или не хотите выполнить сами, приглашениями в эфир и всем таким прочим. Делегировать задачи. Продвигать проекты друзей. Ставить ссылки на их каналы.
И третье, вытекающее из второго. Вам нужно ясное понимание, куда вы хотите прийти, и реалистичная дорожная карта к этой цели. Тогда вам не будет страшно и жалко, что кто-то другой теперь делает вашу старую работу. Потому что вы не стоите на месте и уже нашли себе новую работу.
А четвертое - не по теме, но пригодится всем. В отпуске я прочитал книгу, которая может отпугнуть названием в духе «Субстанции» и самим своим жанром мотивационной литературы. Однако проблема, поднятая ребятами, связана не только с экономикой и индустрией, но и с нашим уровнем зрелости, нашей ответственностью и нашим отношением к своим репутации и труду. И я верю, что эта книга может толкнуть к переменам.
А теперь серьезно. Ребята проделали огромный труд, привлекли внимание к горькой проблеме и сделали это откровенно и смело.
И я бы очень хотел, чтобы ситуация изменилась, но совершенно в это не верю. Однако в конце поста будет пара советов о том, как надевать кислородную маску.
Но сначала о личном.
Как человек, который неистово писал в передовые вроде бы глянцевые журналы еще в 2007 году, хочу уточнить, что на самом деле ситуация не меняется уже минимум лет двадцать. В те времена тоже платили по 5000 рублей за текст.
Но если бы тогда мне показали это исследование, я бы все равно забил на свой американский диплом менеджера-маркетолога и пошел в кинокритику.
И студенты, встречи с которыми я дежурно начинаю с шуток про «хватит плодить нищету», тоже почему-то в нее идут, хотя знают, что их ждет.
В этом плане мы так же узявимы, как актеры и сценаристы, - просто не можем не делать то, что делаем. Взяли и родились, чтобы заживо сгореть в кинотеатре. И это в целом специфика киноиндустрии. Даже Шон Бейкер недавно сказал, что будь у него с женой дети, они не смогли бы их содержать.
Но благородный идеализм (за который мы часто выдаем свой инфантилизм) - не повод не смотреть правде в глаза.
А она такова, что:
1. Желающих быть критиками раз в сто больше, чем адекватных рабочих мест. Поэтому всегда найдется кто-то, кто возьмет за рецензию, интервью, представление и обсуждение меньше, чем ты.
2. И это нормальная стратегия выживания в высококонкурентной среде с очень несправедливым распеделением привилегий и благ. Я и сам так демпинговал, соглашаясь съездить за свой счет на фестиваль и написать оттуда двадцать текстов всем сразу. Какой тогда смысл редакциям оплачивать авторам командировки, когда есть такие энтузиасты?
3. Экономическая модель медиа при всем желании не позволит редакторам платить нам больше. А жанр рецензии и правда переоценен, если только это не быстрая и эксклюзивная реакция на горячий фильм с какого-нибудь далекого фестиваля. Поэтому я давно не пишу по четвергам про прокат - просто не верю, что мой голос имеет ценность.
4. В киноиндустрии сохраняется культ личного успеха - но он, как мне кажется, ослабевает, уступая место культу коллективной мечты, взаимного уважения и искреннего служения. Однако критикам все еще стоит быть готовыми к тому, что их будут оценивать по тому, сколько они зарабатывают и где находятся в пищевой цепи, а не потому, как пишут и что говорят. Эта внешняя оценка часто становится нашей собственной - отсюда самоопределение из серии «Если в тридцать лет ты все еще критик, то ты неудачник» (это цитата). И отсюда же пресловутая выученная беспомощность. С низкой самооценкой высокую цену себе не назначить.
Но исследование Тимура, Наи и Насти - это call to action, и я думаю, что четыре осознанных действия все-таки могут каждому из нас помочь.
Первое - понять свои ключевые компетенции и использовать их где-то еще. Просто признайте, что текстами не заработать, и ищите другие точки приложения своих талантов.
Второе - стараться поддерживать тех, кто вам дорог, разумно делясь заказами на тексты и выступления, которые не можете или не хотите выполнить сами, приглашениями в эфир и всем таким прочим. Делегировать задачи. Продвигать проекты друзей. Ставить ссылки на их каналы.
И третье, вытекающее из второго. Вам нужно ясное понимание, куда вы хотите прийти, и реалистичная дорожная карта к этой цели. Тогда вам не будет страшно и жалко, что кто-то другой теперь делает вашу старую работу. Потому что вы не стоите на месте и уже нашли себе новую работу.
А четвертое - не по теме, но пригодится всем. В отпуске я прочитал книгу, которая может отпугнуть названием в духе «Субстанции» и самим своим жанром мотивационной литературы. Однако проблема, поднятая ребятами, связана не только с экономикой и индустрией, но и с нашим уровнем зрелости, нашей ответственностью и нашим отношением к своим репутации и труду. И я верю, что эта книга может толкнуть к переменам.
Очень понравился новый Гарленд: кажущийся поначалу типовым военным фильмом, но оборачивающийся интереснейшей ревизией и жанра, и привычки восприятия такого рода кино. Рассказываю, в чем дело: https://kinotv.ru/read/retsenzii/pod-ognyem-kak-aleks-garlend-i-rey-mendosa-pereosmyslili-voennyy-film/
«Это редкий военный фильм, во время просмотра которого легко честно себе признаться, что был бы не тем бравым парнем, кто рвётся в штурм первым, а скорее тем, кто истошно вопит не переставая или стоит в полнейшем ступоре, надеясь, что о нём тут все забыли».
«Это редкий военный фильм, во время просмотра которого легко честно себе признаться, что был бы не тем бравым парнем, кто рвётся в штурм первым, а скорее тем, кто истошно вопит не переставая или стоит в полнейшем ступоре, надеясь, что о нём тут все забыли».
kinotv.ru
«Под огнём»: как Алекс Гарленд и Рэй Мендоса переосмыслили военный фильм
Взгляд, не предполагающий ни героики, ни рефлексии.
Интереснейший еще заход у Никиты Смирнова про зацепившее и меня заблюривание лиц в финале «Под огнем», развившееся потом в пост Дарины Поликарповой про цезуры цензуры в современном медиапространстве.
Вау, киношный телеграм иногда превращается в то, чем должны быть и иногда бывают киноведческие конференции.
Пишут, что умер Юрий Гладильщиков. Печально. Буквально рос на его текстах.
Гладильщиков был настоящим кинокритиком. Не эссеистом, пишущим (и) про кино. Не снобом-киноведом, считающим написание рецензий временной подработкой. Не (кино-)журналистом, пишущим более-менее обо всем, что попадается на глаза. А true-кинокритиком американского образца, рыцарем в очках, действительно нашим Роджером Эбертом, как подмечают братья по перу. Он был из тех редких в наших широтах критиков, кто смотрел кино вовлеченно и старался в него въехать, а не прилепить ярлык на выходе из зала. Мог при этом отмахнуться в случае категорического «незахода», но делал это безо всякого высокомерия. Писал легко и понятно, будучи при этом умным и сложным. Нечастое опять же сочетание.
Вспоминая, что меня цепляло из его текстов, нашел отрывок (целиком текст, кажется, недоступен) впечатлившей меня в 2013-м заметки про страшно недооцененный фильм Софии Копполы, с которым тогда все распрощались, даже не попытавшись в него всмотреться.
Может и не вершина мысли, но это дивный пример, простите, интонации:
«Все, что делает как режиссер дочь Фрэнсиса Форда Копполы София, продолжает оставаться для меня очень интересным. Кто бы ни утверждал, что ее фильмы — облегченный вариант авторского кино. Если и облегченный, то лишь в том смысле, что ее фильмы легко смотреть».
Хороший был, что еще сказать.
Гладильщиков был настоящим кинокритиком. Не эссеистом, пишущим (и) про кино. Не снобом-киноведом, считающим написание рецензий временной подработкой. Не (кино-)журналистом, пишущим более-менее обо всем, что попадается на глаза. А true-кинокритиком американского образца, рыцарем в очках, действительно нашим Роджером Эбертом, как подмечают братья по перу. Он был из тех редких в наших широтах критиков, кто смотрел кино вовлеченно и старался в него въехать, а не прилепить ярлык на выходе из зала. Мог при этом отмахнуться в случае категорического «незахода», но делал это безо всякого высокомерия. Писал легко и понятно, будучи при этом умным и сложным. Нечастое опять же сочетание.
Вспоминая, что меня цепляло из его текстов, нашел отрывок (целиком текст, кажется, недоступен) впечатлившей меня в 2013-м заметки про страшно недооцененный фильм Софии Копполы, с которым тогда все распрощались, даже не попытавшись в него всмотреться.
Может и не вершина мысли, но это дивный пример, простите, интонации:
«Все, что делает как режиссер дочь Фрэнсиса Форда Копполы София, продолжает оставаться для меня очень интересным. Кто бы ни утверждал, что ее фильмы — облегченный вариант авторского кино. Если и облегченный, то лишь в том смысле, что ее фильмы легко смотреть».
Хороший был, что еще сказать.