Заголовок этого стихотворения, деконструирующего и собирающего YouTube-реальность заново, задаёт определённый ракурс восприятия: из точки, где с ней уже пришлось попрощаться. Происходящее в тексте напоминает трансформацию обрывочных воспоминаний, в подлинности которых уже невозможно быть уверенным, или абсурд сновидения, или постапокалиптическое преображение технологий и артефактов, вынужденно меняющих своё предназначение после катастрофы.
Элементы, составляющие текст, построены в полном соответствии с законами, по которым существует копирайтинг названий/описаний видео на YouTube (и шире — язык сетевой коммуникации вообще). Здесь и кринжовая кликбейтность заголовков, и упоминание определённых жанров, и соответствующая терминология, и устойчивое мемное простое советское, и так далее. Привычные формы и схемы словно выпотрошены — и заново набиты чем-то абсурдным и непредсказуемым, и срастаются между собой, и отращивают дополнительные конечности и головы, как некие игрушки-мутанты. Этому служат отсутствие знаков препинания и неоднозначный синтаксис: элементы перетекают друг в друга, границы между высказываниями размыты, многие формулировки могут быть прочтены ошибочно — с захватом соседних единиц.
Интересно композиционное решение в рамках этой стилистики: строфы, сменяя друг друга, чередуются по настроению — а заодно по копирайтерским текстовым "формулам", принципам создания такого рода контента. Первая строфа: вступительные аккорды в виде сугубо номинативных формулировок, названия в своём самом классическом виде (с обозначениями жанров: микстейп, топ, анализ...). Вторая строфа: появляются глаголы, хотя их ещё и не очень много; реализуется другая схема создания заголовка — с проблемным вопросом, ответ на который обещается в контенте. Появление действия, видоизменение стиха и его интонационно-ритмических параметров создают совсем иное звучание — чтобы в третьей строфе снова вернуться к сплошь назывным конструкциям. Как будто открылась на несколько секунд лазейка, стало больше воздуха, движения, жизни (удалось подключиться? заработал vpn?), а затем всё снова захлопнулось.
В третьей строфе, однако, мы возвращаемся не к той же точке, с которой начинали в первой: кое-что успело измениться, пока мы отворачивались; как будто поднялся уровень воды в затапливаемом помещении. Воды тёмной, страшной, милитаристской; куда ни посмотри, везде только она, в финале каждой строки. Разница потенциалов доходит до кульминационного предела: ржаки и прекрасные няни вступают в противоестественный союз с этой тёмной материей, а неотъемлемая кулинарная составляющая YouTube оборачивает к зрителю ставшее людоедским лицо; впрочем, именно такой синтез и представляет собой ежедневно расплетаемый нами клубок информации, так что всё это насколько абсурдно, настолько же и правдоподобно.
Четвёртая строфа снова возвращает к жизни глаголы и впускает воздух, причём начинает играть за пределами изначальной "копирайтерской" доски: каждый стих — законченное высказывание со своим предикативным центром, со своим глаголом; границы высказываний уже не смешиваются, да и вообще они уже меньше похожи на формульные заголовки. Название видеоролика с глаголом в настоящем времени, призывающее держать руку на пульсе актуальных событий, вполне можно себе вообразить. Но складывается ощущение, что последняя строфа имеет иную природу: её задача уже не столько в продолжении постмодернистской деконструирующей игры, сколько в том, чтобы дать голос поэтическому субъекту. Это уже не автономные обломки YouTube-дискурса — это он пытается сделать высказывание (более связным и полноценным), преодолевая правила игры и одновременно упорядочивая хаос.
Заголовок этого стихотворения, деконструирующего и собирающего YouTube-реальность заново, задаёт определённый ракурс восприятия: из точки, где с ней уже пришлось попрощаться. Происходящее в тексте напоминает трансформацию обрывочных воспоминаний, в подлинности которых уже невозможно быть уверенным, или абсурд сновидения, или постапокалиптическое преображение технологий и артефактов, вынужденно меняющих своё предназначение после катастрофы.
Элементы, составляющие текст, построены в полном соответствии с законами, по которым существует копирайтинг названий/описаний видео на YouTube (и шире — язык сетевой коммуникации вообще). Здесь и кринжовая кликбейтность заголовков, и упоминание определённых жанров, и соответствующая терминология, и устойчивое мемное простое советское, и так далее. Привычные формы и схемы словно выпотрошены — и заново набиты чем-то абсурдным и непредсказуемым, и срастаются между собой, и отращивают дополнительные конечности и головы, как некие игрушки-мутанты. Этому служат отсутствие знаков препинания и неоднозначный синтаксис: элементы перетекают друг в друга, границы между высказываниями размыты, многие формулировки могут быть прочтены ошибочно — с захватом соседних единиц.
Интересно композиционное решение в рамках этой стилистики: строфы, сменяя друг друга, чередуются по настроению — а заодно по копирайтерским текстовым "формулам", принципам создания такого рода контента. Первая строфа: вступительные аккорды в виде сугубо номинативных формулировок, названия в своём самом классическом виде (с обозначениями жанров: микстейп, топ, анализ...). Вторая строфа: появляются глаголы, хотя их ещё и не очень много; реализуется другая схема создания заголовка — с проблемным вопросом, ответ на который обещается в контенте. Появление действия, видоизменение стиха и его интонационно-ритмических параметров создают совсем иное звучание — чтобы в третьей строфе снова вернуться к сплошь назывным конструкциям. Как будто открылась на несколько секунд лазейка, стало больше воздуха, движения, жизни (удалось подключиться? заработал vpn?), а затем всё снова захлопнулось.
В третьей строфе, однако, мы возвращаемся не к той же точке, с которой начинали в первой: кое-что успело измениться, пока мы отворачивались; как будто поднялся уровень воды в затапливаемом помещении. Воды тёмной, страшной, милитаристской; куда ни посмотри, везде только она, в финале каждой строки. Разница потенциалов доходит до кульминационного предела: ржаки и прекрасные няни вступают в противоестественный союз с этой тёмной материей, а неотъемлемая кулинарная составляющая YouTube оборачивает к зрителю ставшее людоедским лицо; впрочем, именно такой синтез и представляет собой ежедневно расплетаемый нами клубок информации, так что всё это насколько абсурдно, настолько же и правдоподобно.
Четвёртая строфа снова возвращает к жизни глаголы и впускает воздух, причём начинает играть за пределами изначальной "копирайтерской" доски: каждый стих — законченное высказывание со своим предикативным центром, со своим глаголом; границы высказываний уже не смешиваются, да и вообще они уже меньше похожи на формульные заголовки. Название видеоролика с глаголом в настоящем времени, призывающее держать руку на пульсе актуальных событий, вполне можно себе вообразить. Но складывается ощущение, что последняя строфа имеет иную природу: её задача уже не столько в продолжении постмодернистской деконструирующей игры, сколько в том, чтобы дать голос поэтическому субъекту. Это уже не автономные обломки YouTube-дискурса — это он пытается сделать высказывание (более связным и полноценным), преодолевая правила игры и одновременно упорядочивая хаос.
#комментарий_Оли_Скорлупкиной
BY Метажурнал
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
The account, "War on Fakes," was created on February 24, the same day Russian President Vladimir Putin announced a "special military operation" and troops began invading Ukraine. The page is rife with disinformation, according to The Atlantic Council's Digital Forensic Research Lab, which studies digital extremism and published a report examining the channel. Additionally, investors are often instructed to deposit monies into personal bank accounts of individuals who claim to represent a legitimate entity, and/or into an unrelated corporate account. To lend credence and to lure unsuspecting victims, perpetrators usually claim that their entity and/or the investment schemes are approved by financial authorities. This ability to mix the public and the private, as well as the ability to use bots to engage with users has proved to be problematic. In early 2021, a database selling phone numbers pulled from Facebook was selling numbers for $20 per lookup. Similarly, security researchers found a network of deepfake bots on the platform that were generating images of people submitted by users to create non-consensual imagery, some of which involved children. Telegram has become more interventionist over time, and has steadily increased its efforts to shut down these accounts. But this has also meant that the company has also engaged with lawmakers more generally, although it maintains that it doesn’t do so willingly. For instance, in September 2021, Telegram reportedly blocked a chat bot in support of (Putin critic) Alexei Navalny during Russia’s most recent parliamentary elections. Pavel Durov was quoted at the time saying that the company was obliged to follow a “legitimate” law of the land. He added that as Apple and Google both follow the law, to violate it would give both platforms a reason to boot the messenger from its stores. In December 2021, Sebi officials had conducted a search and seizure operation at the premises of certain persons carrying out similar manipulative activities through Telegram channels.
from de
