В былые времена я отправлялся спать, когда пролетарии вставали к своим турбинам — богема считала, что следует бесчинствовать по ночам. Потом люциферианец Кеннет Энгер объяснил мне, что нужно пробуждаться очень рано и совершать на заре ритуал малой пентаграммы.

Потом примерно тому же меня обучили собаки. Сальвадор Дали, хоть и не был собакой или люциферанцем, установил напротив своей кровати особое зеркало, улавливающее первые лучи солнца над морем.

Собак больше нет, Энгера и Дали тоже, но я все равно просыпаюсь очень рано, и рассвет на моей улице, названной в честь Гарибальди, выглядит вот так.

Во-первых, Аллах услышал мои молитвы и вновь наполнил леса грибами. Во-вторых, я посмотрел шоу Анны Терезы Де Кеерсмакер «Спор гармонии с изобретением». И эти события связаны, потому что балет Кеерсмакер посвящен исчезновению времен года, которые теперь не похожи на то, что было во времена Вивальди, музыка которого то звучит, то не звучит.
 
Шоу начинается с мерцания ламп, похожих на инсталляцию Дэна Флавина, потом в тишине танцует одинокий человек, и в зале от этого безмолвного напряжения вспыхивает взрыв кашля, — кашляют все, некоторые так надрывно, словно лают. Тут начинается Вивальди, к танцору примыкают еще три парня и изображают четыре сезона — смешивая египетскую мистерию, брейк-данс и чечетку. Вивальди дополняют житейские звуки, вроде чириканья, цоканья и храпа, символизирующего зимнюю спячку. Под храп и кашель тоже можно танцевать, и очень бойко.
 
Климат меняется, сезонов нет, Вивальди умер, грибы вылезают из земли только в конце сентября, а я отправляюсь изучать их гастрономические свойства.

Я почти подготовил к печати книгу Павла Кушнира, сегодня расшифровывал кинематографические отсылки. Он не сомневался, что будет арестован, предчувствовал скорую гибель и видел отражение своей судьбы в фильме Into the Wild о путешественнике Крисе Маккэндлессе, который умер от голода на Аляске, в пустом автобусе у речки Текланики.

“Аляска – это Россия; это проданная часть России, не переставшая быть Россией; чего стоит одна речка Текланика
Аляска это Россия, а Россия это смерть”.

И мне прислали список фильмов, который он подготовил для показов в так и не состоявшемся киноклубе. Вкусы у нас совпадают удивительно (“Теорема”, “Out 1”, “Гитлер”, “На серебряной планете”), есть утопленный в пучине политкорректности “Мектуб” Кешиша и еще пара сюрпризов. Надеюсь, этот список пригодится какому-нибудь куратору, поэтому сохраняю его здесь.

Каждую первую среду месяца ровно в полдень в Праге проводят проверку сирен, извещающих о катастрофе. Сирены эти звучат на редкость мерзко, словно их голосами говорят сами черти из преисподней.

В 2019 году авангардный ансамбль Berg начал проводить вокруг проверки сирен микроконцерты. Сирена орет 140 секунд, ее предваряет объявление на чешском и английском, и вот 20 композиторов сочинили мелодии, в которые эти неприятные звуки вплетаются.

Микроконцерты проходили в разных неожиданных местах, потом ковид их прикончил, и сегодня после большого перерыва было исполнено сочинение «Три сирены»: певицы сопровождали вой цоканьем, шипением, стонами, а также имитацией отрывков из радиопередач, уносимых эфиром.

Все это происходило на крыше районной управы, под октябрьскими тучами. Заодно нам объяснили, что во время проверок сирена звучит ровно, но в день катастрофы она будет то взвывать, то угасать.

И все (кроме меня) думают, что этот день не наступит.

Невероятная новая версия «Калигулы» — они перекроили 96 часов снятого Тинто Брассом материала, чтобы смастерить трехчасовой Caligula: The Ultimate Cut, в котором нет ни одного кадра из известной любому посетителю перестроечного видеосалона порноверсии.

Гор Видал отрекся от непристойного фильма, равно как и прочие приличные люди. Но теперь всё возвращено к тому варианту, который они задумывали. Это архаичное, абсурдное, декадентское кино. Хелен Миррен появлялась в первой версии на 20 минут, теперь она на экране целый час, Питер О’Тул прекрасен в роли умирающего Тиберия, но вместо них могли бы быть куклы, потому что это фильм об одном Малкольме Макдауэлле, который нечеловечески хорош. Все гнуснейшие лупанарии Рима освещают голубые глаза блядуна Калигулы, соблазнившего свою сестру.

Я влюбился в этот фильм-монстр, ворвавшийся в 2024 год из 1976-го. Никто ничего подобного не захочет и не способен снять сегодня, это нечто неповторимое, как пирамида Хеопса, Empire State Building или мавзолей Ленина.

Вновь я посетил безупречное государство Люксембург. За время моего отсутствия весь общественный транспорт стал бесплатным. Но я проигнорировал эту льготу и пешком добрался до Гран-театра, где мой любимец Борис Шармац показывал шоу Liberté Cathédrale. Шармац, возглавивший театр Пины Бауш, не щадит ее труппу: заставляет танцоров бегать до изнеможения, петь сонату Бетховена, плясать под колокольный звон в парадоксальных нарядах — кто во фраке, а кто и в трусах.

За всем этим люксембургская буржуазия наблюдала благосклонно, а потом юные танцоры внедрились в зал и стали ползать среди зрителей, выкрикивая им в лицо строки из песен Пичес, вроде Fuck your pain away, и дерзко рассказывать истории детей, изнасилованных священниками.

Но и это покушение на личное пространство никого не смутило, а я в очередной раз подумал о привилегиях и недостатках возраста.

Конечно, молодым быть неприятно, зато позволены всякие безобразия: можно плясать, орать, изгибаться истерической дугой, богохульствовать и восставать против миропорядка. У стариков имеются житейская мудрость и материальные капиталы, но хулиганить им запрещено. Хотя очень хочется!

Вся нынешняя осень связана со столетием сюрреализма, и выставку Апичатпонга Вирасетакула тоже можно сюда подверстать, потому что главная его тема – сны. В его фильмах непременно кто-нибудь спит, а порой не способен очнуться.

На экранах журчат моря, Тильда Суинтон смотрит в пустоту, старик лежит с капельницей, шагают демонстранты, дремлет красивый юноша. А в одном отсеке с экрана слетают глазные яблоки и кружатся по полу, этот момент я запечатлел.

К выставке и ретроспективе Апичатпонг подготовил VR-перформанс Conversation with the Sun. Мы смотрим на засыпающих людей и оказываемся в их коллективном сне. Неведомая планета, из которой рождается гигантский шар солнца — на безжизненной земле стоит истукан, взлетаем ввысь, как на прозрачном лифте, истукан рассыпается, солнце извергает черный шар, а с гор летят камни под музыку Рюити Сакамото.

Не скрою: я люблю поспать – люблю примерно так же, как фильмы Апичатпонга, а в отдельных случаях даже больше. А уж последние три года просыпаться не хочется никогда.

В очередной раз похвастаюсь пополнением своей коллекции рисунков мистика Яна Конупека. Конец 30-х годов, название утеряно, но я связываю сюжет с кроулианской идеей смены эонов. Умирающий эон Осириса приветствует наступление эона Гора, эпоху заката авраамических религий. “И на его лбу, и на его сердце, и в его руке секретный символ Зверя”.

Эон Гора начался в 1904 году, и его магические формулы изложены в Книге Закона и других Священных книгах Телемы.

Кроули полагал, что следом наступит эон Маат, богини справедливости. Как мы видим, все его пророчества сбываются. Просто это не совсем та справедливость, которую мы ожидали. Можно сказать: абсолютно не та.

Последняя актриса, снимавшаяся в немых фильмах, Baby Peggy, умерла 4 года назад в возрасте 101 года, а я еще жив и смотрю трансляции из Порденоне, где проходит лучший на планете фестиваль немого кино.

Тут показывают роскошные фильмы, — например, Suzy Saxophone (дочь служанки меняется местами с дочерью баронессы, та идет танцевать в варьете, мелькая соблазнительными ножками, и влюбляется в графа). Проходят и познавательные мероприятия, вроде презентации книги «Death By laughter. Female Hysteria and Early Cinema» — существует ли тема увлекательней?

Главная ретроспектива посвящена немому кино советского Узбекистана, и я посмотрел драмы «Минарет смерти» и «Прокаженная». Рахиль Мессерер-Плисецкая, мать балерины, играет прекрасную узбечку, которую соблазняет бессовестный русский офицер. Через 10 лет ее арестуют и будут мучать в Бутырской тюрьме, но в 1928 году, когда «Прокаженную» снимали, вряд ли кто-то мог вообразить, что в 1938-м немых фильмов вообще не будет, зато люди превратятся в чудовищ.