С большим удовольствием прочитала «Кошачью философию» Джона Грея для первого книжного клуба. Было интересно, что пишет о котиках политолог, друг Исайи Берлина и Д. Г. Балларда, к тому же адепт философского пессимизма. Разочарование в идее прогресса заметно во многих работах Грея — доля безнадежности позволяет ему делать довольно точные прогнозы (еще в 90-х Грей предупреждал мир о разрушительном потенциале, зашитом в модель глобального свободного рынка, а в 2016 предсказал первую победу Трампа).
Грей уже писал книгу о животных-компаньонах, она стала бестселлером в 2002 году, на заре «поворота к животным» в гуманитарных науках. Книга называлась «Соломенные псы. Мысли о людях и других животных». В ней Грей развенчал иллюзорную веру западной философии в то, что человеческие животные стоят «выше» остальных видов и живут вне ограничений природы. Еще тогда он высказал аргумент, что прогресс рациональной мысли не гарантирует долгосрочной защиты от проявления нашим видом тяги к насилию, вражде и разрушению.
Лейтмотив обеих книг — скромность, или как говорит Грей — анти-высокомерие, что хорошо заметно в таких заявлениях, как «сознание переоценено» (позиция против ранжирования видов по критерию когнитивных способностей мало где высказывалась так четко, при том, что Грей не относит себя к области критических исследований животных и не пользуется ее терминологией).
«Кошачья философия» написана в память о двух бирманских и двух бурманских котиках Грея, последний из которых умер в 2020 в возрасте 23 лет. Кошки появляются на страницах книги как анархисты без коммуны (так как они не создают иерархий) и эгоисты без эго (так как сосредоточены на простых радостях, несмотря на то, что именно кошки фигурируют в мемах как искатели мирового господства).
Котики у Грея по-настоящему похожи на котиков: самодостаточные, смелые (не складывают лапы в случае катастрофы), жизнерадостные оппортунисты, профессиональные уклонисты и эксперты по лавированию — часто не ждут ничего хорошего от людей и долго решаются на сотрудничество.
В конце книги Грей предлагает 10 рекомендаций, которые кошки могли бы дать своим тревожным, несчастным, застенчивым человеческим спутникам, чтобы помочь им (нам) «жить менее неловко». Они включают такие пункты как «не ищите смысла в своих страданиях», «лучше быть равнодушными к другим людям, чем чувствовать, что вы обязаны их любить» или «спите ради радости сна». (По мне, лучший список целей на 2025!)
В процессе обсуждения «Кошачьей философии» несколько раз вспоминали книгу испанского философа Сусаны Монсо, которая анализирует исследования когнитивных способностей и социального поведения животных. Поэтому к следующему онлайн-клубу 25 января (сб) читаем книгу «Опоссум Шредингера. Смерть в мире животных», переведенную в 2023 издательством Individuum. Подробности в организационном чате. Участие, как обычно, бесплатное, нужна лишь подписка на канал.
#книги
Грей уже писал книгу о животных-компаньонах, она стала бестселлером в 2002 году, на заре «поворота к животным» в гуманитарных науках. Книга называлась «Соломенные псы. Мысли о людях и других животных». В ней Грей развенчал иллюзорную веру западной философии в то, что человеческие животные стоят «выше» остальных видов и живут вне ограничений природы. Еще тогда он высказал аргумент, что прогресс рациональной мысли не гарантирует долгосрочной защиты от проявления нашим видом тяги к насилию, вражде и разрушению.
Лейтмотив обеих книг — скромность, или как говорит Грей — анти-высокомерие, что хорошо заметно в таких заявлениях, как «сознание переоценено» (позиция против ранжирования видов по критерию когнитивных способностей мало где высказывалась так четко, при том, что Грей не относит себя к области критических исследований животных и не пользуется ее терминологией).
«Кошачья философия» написана в память о двух бирманских и двух бурманских котиках Грея, последний из которых умер в 2020 в возрасте 23 лет. Кошки появляются на страницах книги как анархисты без коммуны (так как они не создают иерархий) и эгоисты без эго (так как сосредоточены на простых радостях, несмотря на то, что именно кошки фигурируют в мемах как искатели мирового господства).
Котики у Грея по-настоящему похожи на котиков: самодостаточные, смелые (не складывают лапы в случае катастрофы), жизнерадостные оппортунисты, профессиональные уклонисты и эксперты по лавированию — часто не ждут ничего хорошего от людей и долго решаются на сотрудничество.
В конце книги Грей предлагает 10 рекомендаций, которые кошки могли бы дать своим тревожным, несчастным, застенчивым человеческим спутникам, чтобы помочь им (нам) «жить менее неловко». Они включают такие пункты как «не ищите смысла в своих страданиях», «лучше быть равнодушными к другим людям, чем чувствовать, что вы обязаны их любить» или «спите ради радости сна». (По мне, лучший список целей на 2025!)
В процессе обсуждения «Кошачьей философии» несколько раз вспоминали книгу испанского философа Сусаны Монсо, которая анализирует исследования когнитивных способностей и социального поведения животных. Поэтому к следующему онлайн-клубу 25 января (сб) читаем книгу «Опоссум Шредингера. Смерть в мире животных», переведенную в 2023 издательством Individuum. Подробности в организационном чате. Участие, как обычно, бесплатное, нужна лишь подписка на канал.
#книги
Во время подготовки к лекции для ГЭС-2 (о животных с необычными телами в экономике внимания) пересмотрела «Человека-слона» (1980) и его современную версию — «Другого человека» (2024). В обоих фильмах уродство предстает средством привлечения внимания и, как следствие, денег, уплаченных за зрелище (в цирке 19 века и немейнстримном театре 21-го, соответственно), но отношение условной толпы к физическому дефекту (как минимум, внешне) радикально противоположное.
В 2024 человек-слон не должен ходить в мешке, при встрече с ним люди не выказывают отвращения, никто не называет его тело «извращенным и деградировавшим» — а именно так представляет «уродца» Джозефа Меррика научному сообществу доктор-благодетель (молодой и симпатичный Энтони Хопкинс). В неолиберальной культуре даже «человек-слон» может вести полноценную жизнь и, при желании, радикально преобразиться с помощью экспериментальных лекарств или пластических хирургов. Вопрос уже не в общественной реакции на уродство, а в том, сможет ли человек с деформированным лицом ужиться сам с собой будучи рефлексирующим субъектом.
Почему я пишу об этом здесь? В отрыве от темы лекции задумалась о том, что некоторые визуально шокирующие болезни и «пороки развития» для удобства употребления в просторечии названы именами животных. Меррик страдает элефантиазисом (elephantiasis)* (он же нейрофиброматоз). Фильм «Человек-слон» начинается с красивых и тревожных кадров, наслаивающихся друг на друга: напуганная красавица — мать Меррика — «сливается» с изображениями слонов, намекая на все, что угодно, в том числе самое страшное — зачатие от слона.
Вспомнила и другие «дефекты» — заячью губу (хейлосхизис), волчью пасть (палатосхизис), кисть омара (эктродактилия) и рыбий глаз (частичная недостаточность лецитинхолестерин-ацилтрансферазы). Сюда же просится лошадиное лицо (удлиненный овал лица, отличный от глянцевых стандартов красоты) и нарушения походки — например, медвежья лапа (аддукция стопы).
«Другого человека», напротив, с животными никто не сравнивает. Не буду спойлерить, скажу только, что уродство представлено в фильме как карьерная возможность и преимущество перед обычным и даже симпатичным лицом. Интересно другое: то, что пялиться на людей с необычной внешностью теперь считается дурным тоном, объяснимо, а вот исчезла ли традиция использовать анималистические эпитеты для обозначения «зрелищных» болезней? (Как пишет Гвен Ханникат в Gender Violence in Ecofeminist Perspective, ассоциация с нечеловеческим животным почти всегда наделена негативным смыслом и, как правило, подразумевает оскорбление, обесценивание через «анимализацию»).
* В 1986 генетики Тибблз и Коэн предположили, что у Меррика был синдром Протея (атипичный рост костей и кожи), а не нейрофиброматоз.
#язык_спешисизма
В 2024 человек-слон не должен ходить в мешке, при встрече с ним люди не выказывают отвращения, никто не называет его тело «извращенным и деградировавшим» — а именно так представляет «уродца» Джозефа Меррика научному сообществу доктор-благодетель (молодой и симпатичный Энтони Хопкинс). В неолиберальной культуре даже «человек-слон» может вести полноценную жизнь и, при желании, радикально преобразиться с помощью экспериментальных лекарств или пластических хирургов. Вопрос уже не в общественной реакции на уродство, а в том, сможет ли человек с деформированным лицом ужиться сам с собой будучи рефлексирующим субъектом.
Почему я пишу об этом здесь? В отрыве от темы лекции задумалась о том, что некоторые визуально шокирующие болезни и «пороки развития» для удобства употребления в просторечии названы именами животных. Меррик страдает элефантиазисом (elephantiasis)* (он же нейрофиброматоз). Фильм «Человек-слон» начинается с красивых и тревожных кадров, наслаивающихся друг на друга: напуганная красавица — мать Меррика — «сливается» с изображениями слонов, намекая на все, что угодно, в том числе самое страшное — зачатие от слона.
Вспомнила и другие «дефекты» — заячью губу (хейлосхизис), волчью пасть (палатосхизис), кисть омара (эктродактилия) и рыбий глаз (частичная недостаточность лецитинхолестерин-ацилтрансферазы). Сюда же просится лошадиное лицо (удлиненный овал лица, отличный от глянцевых стандартов красоты) и нарушения походки — например, медвежья лапа (аддукция стопы).
«Другого человека», напротив, с животными никто не сравнивает. Не буду спойлерить, скажу только, что уродство представлено в фильме как карьерная возможность и преимущество перед обычным и даже симпатичным лицом. Интересно другое: то, что пялиться на людей с необычной внешностью теперь считается дурным тоном, объяснимо, а вот исчезла ли традиция использовать анималистические эпитеты для обозначения «зрелищных» болезней? (Как пишет Гвен Ханникат в Gender Violence in Ecofeminist Perspective, ассоциация с нечеловеческим животным почти всегда наделена негативным смыслом и, как правило, подразумевает оскорбление, обесценивание через «анимализацию»).
* В 1986 генетики Тибблз и Коэн предположили, что у Меррика был синдром Протея (атипичный рост костей и кожи), а не нейрофиброматоз.
#язык_спешисизма