По вечерам голландец допоздна засиживался в отцовском ночном кафе. Он наблюдал за его завсегдатаями – ночными бродягами, которые находили здесь приют, когда им нечем было заплатить за ночлежку. Он всматривался в лица, разглядывал интерьер и тотчас же делал наброски на бумаге. Вот тут-то Эмма и осмелела. Она находила любой предлог, чтоб задержаться в кафе. Как помощница отца, не боялась сновать туда-сюда, то и дело останавливаясь за спиной художника. И однажды он наконец заметил ее. А она, вдруг неожиданно осмелев, выпалила: «А можно посмотреть ваши картины?». Перехватив суровый взгляд хозяина кафе, голландец жестом пригласил их обоих следовать за ним. Скромная по размерам и обстановке комнатушка здешней гостиницы сплошь была заставлена холстами. Пшеница всех оттенков золота, небо глубокого синего цвета, а на нем сияющие звезды, зеленоватые, желтые, белые, цветущие фруктовые деревья: в розовом – персики, в бело-желтом – груши. У Эммы от красок и цветов и от осознания того, что вокруг всего этого она живет, перехватило дух. На одном из холстов она узнала местного почтальона, он был в темно-синей униформе с желтыми окантовками. Огромный лоб, румяные щеки, серые глаза. Почтальон выглядел счастливым, ну конечно, у него ведь недавно родился сын. «Нарисуйте меня», - Эмма тут же испугалась своей смелости. Точку в последовавших за этим спорах с родными поставил мистраль. Выходить на улицу не было возможности, и художника пригласили домой. Эмма нарядилась в традиционное для здешних женщин платье – в черную с белым полоску. Он усадил ее на фоне двери и края стены, выкрашенной известью. Это был его первый заказ. И не было в те дни гармоничнее дуэта – благодарный художник и счастливая от прикосновения к непостижимому модель.
От денег, хотя всё в его облике и образе жизни говорило, что они очень нужны, он отказался. Подписал и подарил портрет Эмме. А вскоре исчез из города. Соседи говорили, он сошел с ума от горя, что его картины не продаются. Лишь спустя много лет Эмма услышала о нем, когда тот самый, очень наглый торговец появился в Арле. Она заметила, как заблестели его глаза, когда он увидел портрет на стене, размашисто подписанный в левом углу – Винсент, как потирал руки в предвкушении выгодной сделки, как сжал их в кулаки от ее уверенного отказа.
- Эта картина не продается, – повторила уже самой себе Эмма и, закрыв глаза, пустилась в воспоминания, где сменяли один другого бескрайние виноградники, звездное небо, фруктовые сады, а перед ним одинокая фигура, стоящая за мольбертом. #моё
По вечерам голландец допоздна засиживался в отцовском ночном кафе. Он наблюдал за его завсегдатаями – ночными бродягами, которые находили здесь приют, когда им нечем было заплатить за ночлежку. Он всматривался в лица, разглядывал интерьер и тотчас же делал наброски на бумаге. Вот тут-то Эмма и осмелела. Она находила любой предлог, чтоб задержаться в кафе. Как помощница отца, не боялась сновать туда-сюда, то и дело останавливаясь за спиной художника. И однажды он наконец заметил ее. А она, вдруг неожиданно осмелев, выпалила: «А можно посмотреть ваши картины?». Перехватив суровый взгляд хозяина кафе, голландец жестом пригласил их обоих следовать за ним. Скромная по размерам и обстановке комнатушка здешней гостиницы сплошь была заставлена холстами. Пшеница всех оттенков золота, небо глубокого синего цвета, а на нем сияющие звезды, зеленоватые, желтые, белые, цветущие фруктовые деревья: в розовом – персики, в бело-желтом – груши. У Эммы от красок и цветов и от осознания того, что вокруг всего этого она живет, перехватило дух. На одном из холстов она узнала местного почтальона, он был в темно-синей униформе с желтыми окантовками. Огромный лоб, румяные щеки, серые глаза. Почтальон выглядел счастливым, ну конечно, у него ведь недавно родился сын. «Нарисуйте меня», - Эмма тут же испугалась своей смелости. Точку в последовавших за этим спорах с родными поставил мистраль. Выходить на улицу не было возможности, и художника пригласили домой. Эмма нарядилась в традиционное для здешних женщин платье – в черную с белым полоску. Он усадил ее на фоне двери и края стены, выкрашенной известью. Это был его первый заказ. И не было в те дни гармоничнее дуэта – благодарный художник и счастливая от прикосновения к непостижимому модель.
От денег, хотя всё в его облике и образе жизни говорило, что они очень нужны, он отказался. Подписал и подарил портрет Эмме. А вскоре исчез из города. Соседи говорили, он сошел с ума от горя, что его картины не продаются. Лишь спустя много лет Эмма услышала о нем, когда тот самый, очень наглый торговец появился в Арле. Она заметила, как заблестели его глаза, когда он увидел портрет на стене, размашисто подписанный в левом углу – Винсент, как потирал руки в предвкушении выгодной сделки, как сжал их в кулаки от ее уверенного отказа.
- Эта картина не продается, – повторила уже самой себе Эмма и, закрыв глаза, пустилась в воспоминания, где сменяли один другого бескрайние виноградники, звездное небо, фруктовые сады, а перед ним одинокая фигура, стоящая за мольбертом. #моё
BY Ольга Мохова
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
So, uh, whenever I hear about Telegram, it’s always in relation to something bad. What gives? Although some channels have been removed, the curation process is considered opaque and insufficient by analysts. Following this, Sebi, in an order passed in January 2022, established that the administrators of a Telegram channel having a large subscriber base enticed the subscribers to act upon recommendations that were circulated by those administrators on the channel, leading to significant price and volume impact in various scrips. As the war in Ukraine rages, the messaging app Telegram has emerged as the go-to place for unfiltered live war updates for both Ukrainian refugees and increasingly isolated Russians alike. These administrators had built substantial positions in these scrips prior to the circulation of recommendations and offloaded their positions subsequent to rise in price of these scrips, making significant profits at the expense of unsuspecting investors, Sebi noted.
from de
