А ещё сегодня весь день ходила и думала по поводу вчерашних занятий и случившейся вечером довольно эмоциональной дискуссии о критериях оценки качества перевода.
И как-то сформулировалось наконец, почему на третьем курсе студенты учатся переводить так, а на четвёртом (особенно если прихожу я) — вот эдак. А то по моей вчерашней грусти могло сложиться впечатление, что я считаю традиционное вузовское преподавание перевода неправильным.
Это не совсем так.
Сначала в вузе студенты учатся анализировать и переводить текст как текст — все вот эти языковые и жанровые особенности, стилистика, простигосподи, трансформации и тому подобное. И это не просто хорошо и правильно, это необходимо — это та база, тот фундамент, без которого правильно переводить, ну, сложновато. Даже те переводчики, у которых образование не переводческое (я, например), в своей практике рано или поздно приходят к тем же самым способам и приёмам. Просто без вузовского фундамента приходится буквально изобретать велосипед, а тут всё объяснили и нажевали.
Но.
Теория перевода — это необходимый инструмент. Но только инструмент. Необходимый, но не достаточный.
Потому что, как я не устаю повторять (я вообще люблю всё повторять по несколько раз): никакой текст не создаётся и не переводится просто так. Любой текст для чего-то нужен, у любого текста есть не только содержание, но и цель.
Когда мы переводим просто буквы на экране или бумаге, мы забываем, что за каждым текстом стоят люди. Те, кто этот текст заказал. Те, кто этот текст написал. Те, кто этот текст будут использовать. И все эти люди включены в процессы, где тексты используются тоже для чего-то.
Ну, вот, например.
Переводим паспорт.
Для кого? Для человека, который поступает в зарубежный вуз.
Кто этот перевод будет читать? Чиновник ведомства, в которое человек направляет пакет документов.
Каким должен быть перевод? Один человек должен проверить документ, идентифицирующий личность другого человека.
Процессы тут включают и подачу документов по определённым правилам (чтобы человек-чиновник не убился, проверяя документы сотен и тысяч человеков-заявителей), и проверку по определённым критериям (чтобы исключить ошибки, имеющие неприятные последствия для человека-заявителя), и заверение по определённым стандартам (чтобы гарантировать результат, нужный человеку-заявителю).
Если вот это всё держать в голове во время перевода, становится понятно, почему фамилия в одном случае транскрибируется, в другом транслитерируется. Почему название органа, выдавшего паспорт, нельзя оставлять аббревиатурой. Почему верстать перевод паспорта нужно так, чтобы человек-чиновник мог легко сопоставить оригинал и перевод.
Все эти требования кажутся избыточными и надуманными только тогда, когда мы не понимаем процессы и не воспринимаем заказчика как человека.
Хотела ещё несколько примеров привести, но и так лонгрид получился, так что в следующем посте (и мои выводы).
А ещё сегодня весь день ходила и думала по поводу вчерашних занятий и случившейся вечером довольно эмоциональной дискуссии о критериях оценки качества перевода.
И как-то сформулировалось наконец, почему на третьем курсе студенты учатся переводить так, а на четвёртом (особенно если прихожу я) — вот эдак. А то по моей вчерашней грусти могло сложиться впечатление, что я считаю традиционное вузовское преподавание перевода неправильным.
Это не совсем так.
Сначала в вузе студенты учатся анализировать и переводить текст как текст — все вот эти языковые и жанровые особенности, стилистика, простигосподи, трансформации и тому подобное. И это не просто хорошо и правильно, это необходимо — это та база, тот фундамент, без которого правильно переводить, ну, сложновато. Даже те переводчики, у которых образование не переводческое (я, например), в своей практике рано или поздно приходят к тем же самым способам и приёмам. Просто без вузовского фундамента приходится буквально изобретать велосипед, а тут всё объяснили и нажевали.
Но.
Теория перевода — это необходимый инструмент. Но только инструмент. Необходимый, но не достаточный.
Потому что, как я не устаю повторять (я вообще люблю всё повторять по несколько раз): никакой текст не создаётся и не переводится просто так. Любой текст для чего-то нужен, у любого текста есть не только содержание, но и цель.
Когда мы переводим просто буквы на экране или бумаге, мы забываем, что за каждым текстом стоят люди. Те, кто этот текст заказал. Те, кто этот текст написал. Те, кто этот текст будут использовать. И все эти люди включены в процессы, где тексты используются тоже для чего-то.
Ну, вот, например.
Переводим паспорт.
Для кого? Для человека, который поступает в зарубежный вуз.
Кто этот перевод будет читать? Чиновник ведомства, в которое человек направляет пакет документов.
Каким должен быть перевод? Один человек должен проверить документ, идентифицирующий личность другого человека.
Процессы тут включают и подачу документов по определённым правилам (чтобы человек-чиновник не убился, проверяя документы сотен и тысяч человеков-заявителей), и проверку по определённым критериям (чтобы исключить ошибки, имеющие неприятные последствия для человека-заявителя), и заверение по определённым стандартам (чтобы гарантировать результат, нужный человеку-заявителю).
Если вот это всё держать в голове во время перевода, становится понятно, почему фамилия в одном случае транскрибируется, в другом транслитерируется. Почему название органа, выдавшего паспорт, нельзя оставлять аббревиатурой. Почему верстать перевод паспорта нужно так, чтобы человек-чиновник мог легко сопоставить оригинал и перевод.
Все эти требования кажутся избыточными и надуманными только тогда, когда мы не понимаем процессы и не воспринимаем заказчика как человека.
Хотела ещё несколько примеров привести, но и так лонгрид получился, так что в следующем посте (и мои выводы).
BY Überichte @ untersetze
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
DFR Lab sent the image through Microsoft Azure's Face Verification program and found that it was "highly unlikely" that the person in the second photo was the same as the first woman. The fact-checker Logically AI also found the claim to be false. The woman, Olena Kurilo, was also captured in a video after the airstrike and shown to have the injuries. For tech stocks, “the main thing is yields,” Essaye said. Pavel Durov, a billionaire who embraces an all-black wardrobe and is often compared to the character Neo from "the Matrix," funds Telegram through his personal wealth and debt financing. And despite being one of the world's most popular tech companies, Telegram reportedly has only about 30 employees who defer to Durov for most major decisions about the platform. Telegram, which does little policing of its content, has also became a hub for Russian propaganda and misinformation. Many pro-Kremlin channels have become popular, alongside accounts of journalists and other independent observers. Andrey, a Russian entrepreneur living in Brazil who, fearing retaliation, asked that NPR not use his last name, said Telegram has become one of the few places Russians can access independent news about the war.
from de
