НЕЗЫГАРЬ

Из воспоминаний поэта Александра Твардовского.
26 ноября 1963 г.

Отдыхает здесь [санаторий Барвиха] на правах персонального пенсионера маленький лысый почти до затылка человек с помятым бритым старческим личком, на котором, однако, как и в форме маленькой, вытянутой назад и вверх головы и поваленного почти плашмя от бровей лба, проступает сходство с младенцем
и мартышкой. Нижняя часть лица более всего определяет это второе сходство - тяжеловатая, выдвинутая вперед.
Голос неожиданно низкий, с небольшой хрипотцой. Походка старческая, мелкими шажками, почти без отрыва ступней движком - шмыг-шмыг-шмыг. " Зад осаженный, сбитый
кверху, как это бывает у стариков. Это - всего десяток лет тому назад - владыка полумира, человек, который, как рассказывают, со многими из тех, чьи портреты вывешивались
по красным дням и чьи имена составляли неизменную «обойму» руководителей, здоровался двумя пальцами, не вставая
с места.
Это А.Н.Поскребышев, многолетний первый помощник И.В.Сталина, член ЦК в последние годы этой своей службы, генерал-лейтенант. Я помню, как его выводили из состава ЦК,кажется, на сентябрьском пленуме. Имя его в аппаратных (высоких) кругах звучало как знак высшей власти, решающей инстанции. Такому-то позвонил Поскребышев -
означало, что позвонил почти что Сталин, собственно Сталин, вещающий плотью его голоса. Вспоминаю, как я имел наивность
и отчаянную решимость позвонить ему по вертушке с просьбой о передаче И . В .[Сталину] рукописи романа Гроссмана на прочтение, где была (навязанная автору нами)
глава о Сталине, а это было уже время, когда ничего о Ст<али>не без него не было возможно в печати.
«Да. Ну? Нет» - слышались в телефоне односложные низкие, но такие тихие-тихие отзвуки его голоса, голоса знающих, что их должны слушать и слышать. В этом голосе была и величественная, запредельная усталость, и даже скорбь, и законное, само собой разумеющееся полувнимание (меньше
того ! ) человека, который занят чем-то несравненно более значительным и серьезным, чем то, о чем ты ему «вякаешь».
Помнится, он не отказал прямо, но сказал, что лучше отдать «аппарату» , - вообще, это особая история.
И вот этот единственный в мире человек, который мог бы и должен бы явиться куда более интересным для современного мира Эккерманом, чем гётевский Эккерман, который мог бы написать великую книгу и с уходом которого исчезнет навсегда многое-многое из того, что еще, м.б. столетия будет интересовать историков, политиков, художников и т.п.
Этот человек ходит в столовую, принимает процедурки, играет в домино, смотрит плохие фильмишки в кино, словом, «отдыхает» здесь, как все старички-пенсионеры, и как бы это даже не он, не тот А.Н. Поскребышев, ближайший Сталину человек, его ключник и адъютант, и, м . б. дядька, и раб, и страж, и советчик, и наперсник его тайного тайных.
Высшая школа умения держать язык за зубами, не помнить того, что не следует, школа личного отсутствия в том, к чему имеешь (имел) непосредственное касательство, и полная свобода от обязательств перед историей ( « Это не я - это партия в моем ничтожном естестве была на моем месте, и выполняла
свою задачу, и могла избрать для этой цели чье-нибудь другое, столь же ничтожное, естество»). Пытаться к нему подступиться
с разговором на тему о его исключительных, единственных возможностях и единственном в своем роде долге - дело безнадежное. «Что вы, что вы, зачем это? Ни к чему, да я и не знаю ничего», - затрепыхался он в ответ на прямую постановку вопроса Леонидом Кудреватых (по словам последнего). И даже будто бы сказал: «Я боюсь». Но дело не в страхе, хотя, конечно, страх над ним денный и нощный не может не висеть, а в том, пожалуй, что, как говорит
Кудреватых, он вблизи производит впечатление прежде всего человека не только малообразованного, неначитанного, но
просто недалекого и почти малограмотного. Таков этот полубезвестный, но могущественный временщик, выходец из дер. Сопляки.

www.group-telegram.com/de/russicaRU.com/61432

46.0K viewsedited  Feb 15 at 19:41

Из воспоминаний поэта Александра Твардовского.
26 ноября 1963 г.

Отдыхает здесь [санаторий Барвиха] на правах персонального пенсионера маленький лысый почти до затылка человек с помятым бритым старческим личком, на котором, однако, как и в форме маленькой, вытянутой назад и вверх головы и поваленного почти плашмя от бровей лба, проступает сходство с младенцем
и мартышкой. Нижняя часть лица более всего определяет это второе сходство - тяжеловатая, выдвинутая вперед.
Голос неожиданно низкий, с небольшой хрипотцой. Походка старческая, мелкими шажками, почти без отрыва ступней движком - шмыг-шмыг-шмыг. " Зад осаженный, сбитый
кверху, как это бывает у стариков. Это - всего десяток лет тому назад - владыка полумира, человек, который, как рассказывают, со многими из тех, чьи портреты вывешивались
по красным дням и чьи имена составляли неизменную «обойму» руководителей, здоровался двумя пальцами, не вставая
с места.
Это А.Н.Поскребышев, многолетний первый помощник И.В.Сталина, член ЦК в последние годы этой своей службы, генерал-лейтенант. Я помню, как его выводили из состава ЦК,кажется, на сентябрьском пленуме. Имя его в аппаратных (высоких) кругах звучало как знак высшей власти, решающей инстанции. Такому-то позвонил Поскребышев -
означало, что позвонил почти что Сталин, собственно Сталин, вещающий плотью его голоса. Вспоминаю, как я имел наивность
и отчаянную решимость позвонить ему по вертушке с просьбой о передаче И . В .[Сталину] рукописи романа Гроссмана на прочтение, где была (навязанная автору нами)
глава о Сталине, а это было уже время, когда ничего о Ст<али>не без него не было возможно в печати.
«Да. Ну? Нет» - слышались в телефоне односложные низкие, но такие тихие-тихие отзвуки его голоса, голоса знающих, что их должны слушать и слышать. В этом голосе была и величественная, запредельная усталость, и даже скорбь, и законное, само собой разумеющееся полувнимание (меньше
того ! ) человека, который занят чем-то несравненно более значительным и серьезным, чем то, о чем ты ему «вякаешь».
Помнится, он не отказал прямо, но сказал, что лучше отдать «аппарату» , - вообще, это особая история.
И вот этот единственный в мире человек, который мог бы и должен бы явиться куда более интересным для современного мира Эккерманом, чем гётевский Эккерман, который мог бы написать великую книгу и с уходом которого исчезнет навсегда многое-многое из того, что еще, м.б. столетия будет интересовать историков, политиков, художников и т.п.
Этот человек ходит в столовую, принимает процедурки, играет в домино, смотрит плохие фильмишки в кино, словом, «отдыхает» здесь, как все старички-пенсионеры, и как бы это даже не он, не тот А.Н. Поскребышев, ближайший Сталину человек, его ключник и адъютант, и, м . б. дядька, и раб, и страж, и советчик, и наперсник его тайного тайных.
Высшая школа умения держать язык за зубами, не помнить того, что не следует, школа личного отсутствия в том, к чему имеешь (имел) непосредственное касательство, и полная свобода от обязательств перед историей ( « Это не я - это партия в моем ничтожном естестве была на моем месте, и выполняла
свою задачу, и могла избрать для этой цели чье-нибудь другое, столь же ничтожное, естество»). Пытаться к нему подступиться
с разговором на тему о его исключительных, единственных возможностях и единственном в своем роде долге - дело безнадежное. «Что вы, что вы, зачем это? Ни к чему, да я и не знаю ничего», - затрепыхался он в ответ на прямую постановку вопроса Леонидом Кудреватых (по словам последнего). И даже будто бы сказал: «Я боюсь». Но дело не в страхе, хотя, конечно, страх над ним денный и нощный не может не висеть, а в том, пожалуй, что, как говорит
Кудреватых, он вблизи производит впечатление прежде всего человека не только малообразованного, неначитанного, но
просто недалекого и почти малограмотного. Таков этот полубезвестный, но могущественный временщик, выходец из дер. Сопляки.

BY НЕЗЫГАРЬ