В "Омон Ра" Виктор Пелевин сформулировал великий и практически не ржавеющий с течением времени тезис: страна наша живет исключительно отражаясь в глазах коллективного Запада. И единственный самолет вынуждает летать вдоль границы, чтобы иностранцы видели нашу авиационную мощь, и заключенные прыгают, чтобы имитировать ядерный взрыв, и офицеров в медведей наряжают, чтобы иноземному гостю поохотиться всласть.

Вот и самому Виктору нашему Олеговичу пришлось обрести новую степень существования, отразившись в глазах исследователя из внешнего мира. Софи Пинкам написала о нем для газеты The Guardian длиннейший и интереснейший лонгрид, умный, уважительный и при этом совершенно безжалостный. Среди цитируемых - Наталья Ломыкина, Анастасия Завозова и ваша покорная слуга.

Я вообще-то очень люблю писателя Нила Геймана. И, да простит меня прогрессивная общественность, планирую и дальше любить, читать и рекомендовать "Американских богов", "Историю с кладбищем", "Коралину" и "Сыновей Ананси". А диалог Геймана с Кадзуо Исигуро "Let's talk about genre" считаю одним из самых содержательных высказываний о жанровой природе современной литературы (и нет, дело не только в Исигуро - Гейман там тоже огого).

Но глядя на нынешний - поистине чудовищный - сексуальный скандал вокруг Геймана, думаю только о сюжете из "Сэндмана". Помните, тот, где писатель-неудачник держит в подвале и мучает Музу, которую вообще-то обещал отпустить, а вместо этого заставляет нашептывать ему прекрасные романы. Ну, и, как нетрудно догадаться, возмездие приходит - и оказывается пострашнее самых страшных писательских кошмаров.

Вот, похоже, что-то такое мы и наблюдаем сегодня. Надеюсь, Муза, сидевшая в подвале у Геймана все эти годы, чувствует себя, наконец, отомщенной.

Ну, что ж - поехали, первый дроп коллекции "Книгоагент", которую мы придумали и сделали с прекрасным брендом N*AGENT, уже в продаже! Мне кажется, браслет "Книгоагент" и худи (теплый, что немаловажно!) с моим любимым девизом "Books connecting people" - это просто must have.

Ну, и обратите внимание, что 20% денег от каждой проданной вещи пойдут в пользу проекта "Ковчег без границ", помогающего с образованием детям, подросткам и (немного) взрослым, оказавшимся в эмиграции.

Это еще не все, впереди много интересного, как говорится, не переключайтесь!

В прошлом году мы с огромным удовольствием, шутками, прибаутками и огоньком обсудили с ребятами из подкаста "Экранизировано" первую книгу о Гарри Поттере - "Гарри Поттер и философский камень", а также ее экранизацию. Традицию решено сделать ежегодной (даже еженовогодней), и вот в эфире - с легким опозданием, но Новый год понятие растяжимое - второй выпуск, посвященный, как нетрудно догадаться, "Гарри Поттеру и Тайной комнате".

В общем, на ближайшие пять лет на Новый год ничего не планируйте - будем обсуждать семикнижие Джоан Роулинг. И если кому-то кажется, что в наши дни такое долгосрочное планирование является приметой избыточного оптимизма, то да, вы правы, конечно же. Но не этому ли - при всей своей сложности - учит нас, в конечном счете, Гарри Поттер?

Вот тут можно послушать сам эпизод, а вот здесь - подписаться на канал подкаста, чтобы следить за новыми выпусками.

"И у всех один общий опыт, одна общая история — о тоске по дому, о приезде домой и, увы, о странной перемене, когда старое показалось новым и незнакомым. Мне плакать хотелось, когда они говорили со мной об этом. “Мы‑то не забываем, — говорили все, — но у них, когда мы возвращаемся, места для нас уже нет. Мы должны с этим примириться, оставленное позади никогда снова не станет нашим. Наша былая жизнь на Востоке для нас потеряна — нам надлежит устроить новую жизнь для себя здесь”.

Уоллес Стегнер. Угол покоя. Перевод Л. Мотылева.

В русском переводе абсолютно выдающийся роман Уоллеса Стегнера (700 страниц, ни одной лишней - еще бы, ей-богу, почитала) называется "Угол покоя", и это, безусловно, верный и точный перевод. Более того, для истерзанного перманентным неврозом российского читателя от названия этого веет сладкозвучным обещанием желанного укрытия - пусть маленького, но покойного и надежного пристанища посреди хаоса и невзгод (купила бы, что называется, за одно это).

Однако по-английски роман называется чуть иначе - Angle of Repose, то есть угол, о котором идет речь, - это не место, а именно угол в самом что ни на есть геометрическом смысле слова. И означает этот технический термин из жаргона инженеров (во всяком случае, если верить главной героине романа, инженерской жене) угол наклона плоскости, при котором щебенка перестает с нее оползать и осыпаться. А главный герой, внук той самой инженерской жены (и прикованный к креслу инвалид), трактует это выражение чуть более метафорично - как определенное положение тела, при котором телу этому хорошо и покойно.

Не знаю, зачем я вам это рассказываю - если вы еще не прочли роман Стегнера, вам не будет так уж интересно. А если прочли, то знаете и без меня. Наверное, просто хочу обратить ваше внимание на эту книгу - я, конечно, расскажу о ней подробнее в "Кинопоиске" в ближайшие дни, но вы, в принципе, можете начинать читать, не дожидаясь подробной рецензии. Ну, и будьте готовы к тому, что никакого особого душевного покоя вам "Угол покоя" не подарит - впрочем, только ли покоя мы ищем в по-настоящему прекрасных книгах.

А вот и, собственно, обещанная подробная рецензия на "Угол покоя" Уоллеса Стегнера для "Кинопоиска". Прекрасно старомодный роман, медленный, огромный, с воздухом и живыми людьми. Почему-то сейчас таких не делают - а жаль.

Минутка хвастовства 😊

Если бы Чарльз Диккенс жил в наши дни, он был бы колоссальной public celebrity. У него совершенно точно имелся бы инстаграм на полмиллиона подписчиков минимум, а еще он вел бы какой-нибудь остроумный подкаст, каждый выпуск которого провоцировал бы небольшой элегантный скандал. Его развод с женой во всех душераздирающих подробностях исследовала бы желтая пресса, на улицах его караулили бы папарацци. А еще он, конечно, был бы звездой публичных лекций и литературных чтений.

Впрочем, что это я: звездой литературных чтений Диккенс был и без всякого инстаграма. На его выступления в Англии и в Америке народ ломился, как на концерт Тейлор Свифт (билеты, кстати, стоили сопоставимо), а оценки зрителей были диаметрально противоположны. Одни буквально заходились от восторга, другие требовали компенсации за бездарно потраченное время и деньги.

Главным камнем преткновения был «голос Диккенса». Для одних он идеально накладывался на ранее прочитанные тексты – так, что единожды услышав авторское исполнение, читатель был навеки обречен воспроизводить диккенсовскую интонацию внутри собственной головы. У других голос, который они сами себе сконструировали во время чтения, вступал в непримиримый конфликт с "физическим" голосом живого писателя, вызывая раздражение и даже ярость.

Вообще именно особый «голос», по мнению, например, Владимира Набокова (а вместе с ним и одного из самых вдумчивых и внимательных биографов писателя Эндрю Уилсона), составляет основу диккенсовского очарования. Именно голос и только он, как пишет Набоков, позволяет нам не просто извинить, но попросту не заметить некоторую клишированность сюжетов, сентиментальность, дидактичность романов Диккенса.

Интересно, кстати, что тексты, которые писатель сам считал наилучшими для публичного исполнения, не относятся к числу самых у него известных и важных. Вряд ли вы, скажем, хорошо помните новеллу «Бутс из трактира «Остролист» - я ее даже по-русски не нашла (хотя, кажется, перевод все же существует). Но именно она была едва ли главным (и, что особенно любопытно, неизменным на протяжении многих лет) хитом чтений – по свидетельству современников, аудитория буквально не отпускала Диккенса со сцены, покуда он не прочтет «Остролист». Видимо, именно в этой новелле тот самый «голос» мог прозвучать с наибольшей выразительностью и силой.

А еще одна занятная подробность о «Трактире «Остролист» состоит в том, что именно ее сюжет – история о влюбленных мальчике и девочке (7 и 8 лет соответственно), убегающих из дома, чтобы связать свои судьбы навеки - лег в основу знаменитого фильма Уэса Андерсона «Королевство полной луны». И хотя, конечно, режиссер переосмыслил диккенсовскую новеллу, расширил ее и поместил в декорации, радикально отличные от провинциального английского трактира, если прислушаться как следует, тот же завораживающий «голос» можно различить и в шедевре Андерсона.

Это обстоятельство, как мне кажется, лишний раз подтверждает факт, в общем, не нуждающийся в дополнительных подтверждениях: викторианство как таковое, важнейшей фигурой которого был Чарльз Диккенс, длилось куда дольше отмеренного ему срока жизни (тоже, к слову, мягко скажем, немаленького), и в некотором смысле продолжается до сих пор. Голос Диккенса и голос его времени по-прежнему звучат в современном мире.

На втором цикле моего курса «Искусство медленного чтения» в любимом «Страдариуме» мы будем читать (очень, очень медленно), разбирать и обдумывать как ключевые романы собственно викторианской эпохи, так и попытки содержательного диалога с ними в литературе последних, ну, скажем, пятидесяти лет. Приходите, места еще есть (но число их конечно), начинаем скоро!

Ух ты, ну и дела!

Сегодня Антону Павловичу Чехову 165 лет. Честно - мне от этого писателя каждый раз больно, режусь об него, как о лист бумаги, и потом долго не заживает. Все жду, когда же смогу читать его без вот этой неизменной внутренней боли, так хорошо им описанной в рассказе "Припадок". Пока же хочу напомнить лучшую книгу об Антоне Павловиче, написанную с идеальной безжалостностью, идеальной любовью, идеальным принятием. Если вы еще не читали, то вам можно только позавидовать.

И еще - праздничное, к дню рождения АнтонПалыча

Обсудили с Лизой Аникиной на "Живом гвозде" новости и тенденции в современной словесности. А ближе к концу поделилась давно ворочающимися у меня в голове (неприятными) мыслями о смещении категории нормы.

Рассказала на "Кинопоиске" о романе Нейтана Хилла "Велнесс". Как обычно, самое точное сравнение придумалось уже после того, как текст был сдан и даже опубликован. Если бы мне нужно было охарактеризовать "Велнесс" в одном предложении, я бы сказала, что это результат гибридизации Джонатана Франзена и Лианы Мориарти. Хороший, большой роман (я что-то окончательно перешла в лигу тех, для кого размер имеет значение). Пожалуй, для меня многовато лихих твистов, временных виражей и прочих аттракционов, но это я просто в последнее время вновь открыла для себя радость простого линейного повествования, без кунштюков и взбадриваний. Старею, вероятно.

Вехи моей жизни: вчера написала по-гречески рецензию на "Тайную историю Донны Тартт". Учебную, короткую совсем и простенькую, но все же правильно выстроенную, не вовсе банальную по лексике и в целом, как сказала моя преподавательница (по-гречески, кстати, сказала), не лишенную изящества.

Обсуждали с подругой, что вот, наконец, стало понятно, в чем был практический смысл пяти университетских лет, проведенных в обнимку с Платоном и Гомером - новогреческий укладывается во мне в два (кабы не в три) раза быстрее, чем в среднем по больнице. "Ну да, - меланхолично сказала подруга, - сами себе соль передали". Девятнадцатилетняя девочка, зубрящая неправильные древнегреческие глаголы и, как все девочки с классики, влюбленная в Алкивиада (о, эта любовь к "плохим парням"), машет и подмигивает без малого пятидесятилетней женщине.

Нельзя ли узнать, когда будут хорошие новости? А то что-то вот такое всё больше.