Никогда не любила обзорные экскурсии. Когда хочу познакомиться с городом, выбираю несколько его аспектов — чаще всего это еда, клабища и все книжное, составляю связывающий интересные точки маршрут, и потом иду по нему пешком. На первый взгляд метод простой, но воплотить его в жизнь в Иерусалиме сложнее, чем где-либо ещё.
Разрыв между реальностью и воображением в Иерусалиме минимален — город скорее придуман, чем исследован. Его история нелинейна, запутана и пронизана мистикой, поэтому полагаться исключительно на факты не имеет смысла, т.к можно легко упустить суть. Когда Мак и Балинт писали книгу, они явно выбрали похожий подход: авторы не просто составили путеводитель по книжному Иерусалиму, но представили город не как пространство, а как неоднозначный мультикультурный нарратив, поэтому текст произвел сильнейшее впечатление.
Мак и Балинт проникли в места, куда с улицы не попасть: закрытые монастырские библиотеки, спецхраны Иерусалимского Патриархата, Аль-Аксы, израильские музеи и синагоги, а также к частным коллекциям инкунабул и древних манускриптов. Они не просто описали редкие экземпляры, но и проследили их историю, при этом, что самое увлекательное, рассказали о людях, связанных с этими текстами: авторах, владельцах, покупателях, комментаторах, реставраторах, продавцах и похитителях. Чего только стоит безумная история русского епископа Порфирия Успенского, который в 1860 году выкрал самую древнюю рукопись из собрания Иерусалимского Патриархата и вывез её в Петербург, потому что считал, что это ок, или, скажем, трагедия фальсификатора «Второзакония» (оно же Мишне Тора) Мозеса Шапира, который покончил с собой, когда его аферу раскрыли.
Мощнейшая работа. С трудом представляю, сколько усилий потребовалось на поиски, походы и на то, чтобы собрать всё воедино.
Несмотря на обилие ссылок, сносок и некоторую академичность, книга читается влёт. Текст логичен и увлекателен: сначала неподготовленного читателя погружают в историю иерусалимского текста с момента создания литературного канона до средневековья, мамлюков и Османской оккупации, затем идут бодрые главы про местных книготорговцев мистиков, переводчиков и воров.
Обидно, что повторить авторский маршрут целиком не удастся, но некоторые места я приметила. Как вернусь, устрою себе тематическое турне.
#чтопочитать
Разрыв между реальностью и воображением в Иерусалиме минимален — город скорее придуман, чем исследован. Его история нелинейна, запутана и пронизана мистикой, поэтому полагаться исключительно на факты не имеет смысла, т.к можно легко упустить суть. Когда Мак и Балинт писали книгу, они явно выбрали похожий подход: авторы не просто составили путеводитель по книжному Иерусалиму, но представили город не как пространство, а как неоднозначный мультикультурный нарратив, поэтому текст произвел сильнейшее впечатление.
Мак и Балинт проникли в места, куда с улицы не попасть: закрытые монастырские библиотеки, спецхраны Иерусалимского Патриархата, Аль-Аксы, израильские музеи и синагоги, а также к частным коллекциям инкунабул и древних манускриптов. Они не просто описали редкие экземпляры, но и проследили их историю, при этом, что самое увлекательное, рассказали о людях, связанных с этими текстами: авторах, владельцах, покупателях, комментаторах, реставраторах, продавцах и похитителях. Чего только стоит безумная история русского епископа Порфирия Успенского, который в 1860 году выкрал самую древнюю рукопись из собрания Иерусалимского Патриархата и вывез её в Петербург, потому что считал, что это ок, или, скажем, трагедия фальсификатора «Второзакония» (оно же Мишне Тора) Мозеса Шапира, который покончил с собой, когда его аферу раскрыли.
Мощнейшая работа. С трудом представляю, сколько усилий потребовалось на поиски, походы и на то, чтобы собрать всё воедино.
Несмотря на обилие ссылок, сносок и некоторую академичность, книга читается влёт. Текст логичен и увлекателен: сначала неподготовленного читателя погружают в историю иерусалимского текста с момента создания литературного канона до средневековья, мамлюков и Османской оккупации, затем идут бодрые главы про местных книготорговцев мистиков, переводчиков и воров.
Обидно, что повторить авторский маршрут целиком не удастся, но некоторые места я приметила. Как вернусь, устрою себе тематическое турне.
#чтопочитать
Подумала вот о чём: меня разрыв, разделяющий реальный и воображаемый Иерусалим, только подстегивает лишний раз включать фантазию. Однако для многих он же становится настолько болезненным, что физически сводит с ума.
Израильская версия синдрома Стендаля называется иерусалимским синдромом. Многие приезжие, особенно те, кто прибывает с духовными целями, воспринимают Иерусалим как место свершений, чудес и божественного просветления. Но чтобы почувствовать это, недостаточно просто веры — необходимо хорошее воображение, потому что в реальности город не так романтичен, как его представляют.
Статистически порядка сотни туристов в год, приезжая в Иерусалим, провозглашают себя Мессиями и начинают проповедовать прямо на улицах. Видела одного такого. Ретроспективно не уверена, что то был именно синдром — в святом городе хватает душевнобольных и без него. Но не только их.
Прошлой осенью в Иерусалиме я встретила прокаженного. На мужчине не было ни одного живого места: рыхлые бугры покрывали все его лицо, шею и руки. Если существует терминальная стадия проказы, это явно была она.
Может это и малодушно, но в моменте мне стало адски страшно. При этом страх был почти животным и примитивным, но за ним пришло жуткое, всепоглощающее изумление. На дворе 2024 год, а лепра всё ещё существует. И не абы где, а в Иерусалиме, полном больниц, врачей и антибиотиков, она остаётся частью реальности.
Готова поспорить: где-то рядом возникла трещина во времени, портал, и прокаженный вывалился оттуда. Больше я его не встречала, но тот случай до сих пор не отпускает. Нравится думать, что в Иерусалиме ничего не заканчивается окончательно.
В некотором смысле это и есть его парадокс: он не даёт того, что ожидаешь, но предлагает нечто более пугающее и притягательное. Возможность столкнуться с тем, чего, казалось, уже не существует. И, наверное, именно поэтому здесь так легко сойти с ума. Потому что Иерусалим никогда не бывает тем, чем кажется — он всегда чуть больше, чуть старше и чуть безумнее, чем ты готов принять.
Израильская версия синдрома Стендаля называется иерусалимским синдромом. Многие приезжие, особенно те, кто прибывает с духовными целями, воспринимают Иерусалим как место свершений, чудес и божественного просветления. Но чтобы почувствовать это, недостаточно просто веры — необходимо хорошее воображение, потому что в реальности город не так романтичен, как его представляют.
Статистически порядка сотни туристов в год, приезжая в Иерусалим, провозглашают себя Мессиями и начинают проповедовать прямо на улицах. Видела одного такого. Ретроспективно не уверена, что то был именно синдром — в святом городе хватает душевнобольных и без него. Но не только их.
Прошлой осенью в Иерусалиме я встретила прокаженного. На мужчине не было ни одного живого места: рыхлые бугры покрывали все его лицо, шею и руки. Если существует терминальная стадия проказы, это явно была она.
Может это и малодушно, но в моменте мне стало адски страшно. При этом страх был почти животным и примитивным, но за ним пришло жуткое, всепоглощающее изумление. На дворе 2024 год, а лепра всё ещё существует. И не абы где, а в Иерусалиме, полном больниц, врачей и антибиотиков, она остаётся частью реальности.
Готова поспорить: где-то рядом возникла трещина во времени, портал, и прокаженный вывалился оттуда. Больше я его не встречала, но тот случай до сих пор не отпускает. Нравится думать, что в Иерусалиме ничего не заканчивается окончательно.
В некотором смысле это и есть его парадокс: он не даёт того, что ожидаешь, но предлагает нечто более пугающее и притягательное. Возможность столкнуться с тем, чего, казалось, уже не существует. И, наверное, именно поэтому здесь так легко сойти с ума. Потому что Иерусалим никогда не бывает тем, чем кажется — он всегда чуть больше, чуть старше и чуть безумнее, чем ты готов принять.
Вчера услышала идиотскую историю: некоторая группа блогеров захотела закупить для своего проекта рекламу, кто-то предложил мою кандидатуру, после чего участники переругались в хлам.
Причина скандала оказалась восхитительной: приличной части группы казалось совершенно недопустимым, что я пишу про обстрелы — такое у них проходит по классу политики, о которой в приличном обществе молчат. Прийти к согласию не вышло, и в итоге люди, которые изначально сошлись на почве любви к чтению, разошлись, потому что не смогли договориться, допустимо ли книжному блогеру, коим меня по недоразумению сочли, писать о чем-то кроме книг.Не вынесла душа поэта.
Есть такая странная установка, что блогер обязан укладываться в рамки чьих-то ожиданий, и не просто делать так, чтобы аудитория чувствовала себя комфортно (это база), а угождать ей. Как по мне, эта логика работает разве что со слабыми авторами, которые с самого начала ищут от блога не удовольствия и драйва, а чужого одобрения. Это не мой подход.
Если мне захочется рассказать о бомбёжках, ровно как и о том, что я месяц не могла читать, я, не сомневайтесь, расскажу. Потому что это тоже часть контекста, в котором существуют и я, и книги.
Меня откровенно веселит, что стоит публично напомнить, что за пределами уютного книжного пузыря что-то горит, как вся потемкинская одухотворенность единомоментно сдувается и начинаются адовые срачи. Это не первый случай, когда моя фигура вызывает тряску, но каждый раз забавно. Причины во всех случаях схожи.
Технически я, конечно, не против быть катализатором чужого катарсиса. Но пусть катарсируют, если так им нужно, подальше от меня.😒
Причина скандала оказалась восхитительной: приличной части группы казалось совершенно недопустимым, что я пишу про обстрелы — такое у них проходит по классу политики, о которой в приличном обществе молчат. Прийти к согласию не вышло, и в итоге люди, которые изначально сошлись на почве любви к чтению, разошлись, потому что не смогли договориться, допустимо ли книжному блогеру, коим меня по недоразумению сочли, писать о чем-то кроме книг.
Есть такая странная установка, что блогер обязан укладываться в рамки чьих-то ожиданий, и не просто делать так, чтобы аудитория чувствовала себя комфортно (это база), а угождать ей. Как по мне, эта логика работает разве что со слабыми авторами, которые с самого начала ищут от блога не удовольствия и драйва, а чужого одобрения. Это не мой подход.
Если мне захочется рассказать о бомбёжках, ровно как и о том, что я месяц не могла читать, я, не сомневайтесь, расскажу. Потому что это тоже часть контекста, в котором существуют и я, и книги.
Меня откровенно веселит, что стоит публично напомнить, что за пределами уютного книжного пузыря что-то горит, как вся потемкинская одухотворенность единомоментно сдувается и начинаются адовые срачи. Это не первый случай, когда моя фигура вызывает тряску, но каждый раз забавно. Причины во всех случаях схожи.
Технически я, конечно, не против быть катализатором чужого катарсиса. Но пусть катарсируют, если так им нужно, подальше от меня.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Вдогонку ко вчерашнему. Подумала, что уже давно не книжный блогер и не горю желанием таковой считаться.
При виде девочек из буктока, бодро рапортующих о 300 книгах в год, у меня начинается нервный тик. Недавно наткнулась на подборку рилсов, где инфлюенсеры признавались, что пропускают длинные описания, читают только диалоги и искренне не понимают, зачем в книгах столько слов. На фразе Why are the pages so filled with so many words я сдурела окончательно. Припасть к сему интеллектуальному порыву можно здесь на 5:20.
Безусловно, в книгоблогерском сегменте хватает толковых и вменяемых, но большинство, увы, гонится за хайпом и выдает вторичный продукт. Если вы когда-нибудь падали в бездну неотличимых друг от друга young adult блогов, то знаете, о чем я: бесконечные стопки купленного (но не всегда прочитанного), ежедневные обзоры новых книг и отзывы в духе «это гениально», а также одни и те же тексты, кочующие из подборки в подборку. Сомневаюсь, что подобное культивирует культуру чтения как такового. Но вот культуру воспроизведения однообразного контента ради минимальной известности — это да.
Правда в том, что никакого отношения к чтению это не имеет (но имеет к продвижению и последующей монетизации), поэтому нет смысла переживать и пытаться побить рекорд Маши из ютуба, которая якобы читает по 300 книг в год.
Отдельный и смех и грех, что те, кто делают подобный контент, в массовом сознании (а не в пузыре — прим. для коллег по цеху) считаются каноничными книжными блогерами. С одной стороны, и они дело делают. С другой — мне иррационально хочется от них отмежеваться.
При виде девочек из буктока, бодро рапортующих о 300 книгах в год, у меня начинается нервный тик. Недавно наткнулась на подборку рилсов, где инфлюенсеры признавались, что пропускают длинные описания, читают только диалоги и искренне не понимают, зачем в книгах столько слов. На фразе Why are the pages so filled with so many words я сдурела окончательно. Припасть к сему интеллектуальному порыву можно здесь на 5:20.
Безусловно, в книгоблогерском сегменте хватает толковых и вменяемых, но большинство, увы, гонится за хайпом и выдает вторичный продукт. Если вы когда-нибудь падали в бездну неотличимых друг от друга young adult блогов, то знаете, о чем я: бесконечные стопки купленного (но не всегда прочитанного), ежедневные обзоры новых книг и отзывы в духе «это гениально», а также одни и те же тексты, кочующие из подборки в подборку. Сомневаюсь, что подобное культивирует культуру чтения как такового. Но вот культуру воспроизведения однообразного контента ради минимальной известности — это да.
Правда в том, что никакого отношения к чтению это не имеет (но имеет к продвижению и последующей монетизации), поэтому нет смысла переживать и пытаться побить рекорд Маши из ютуба, которая якобы читает по 300 книг в год.
Отдельный и смех и грех, что те, кто делают подобный контент, в массовом сознании (а не в пузыре — прим. для коллег по цеху) считаются каноничными книжными блогерами. С одной стороны, и они дело делают. С другой — мне иррационально хочется от них отмежеваться.
Утром ездила на кладбище. Рассказывала последние новости, пересказывала сплетни и просто говорила ни о чём. С другой стороны, а что ещё делать, если пришла навестить бабушку. Она любила мою болтовню, а я любила её, так что привычка осталась.
И вот, стоя у её могилы, вдруг вспомнила: мне недавно передали «Дорогу уходит в даль», те самые два ветхих тома, которые бабушка читала мне в детстве. Я многократно писала, что с этой трилогии началась моя осознанная любовь к чтению, поэтому бабушку можно считать косвенной виновницей канала. Но это сейчас не главное.
В момент, когда я вспомнила о книге, краем глаза заметила надгробие позади бабушкиного. Надпись указывала, что под ним покоится некая Юзефа. И тут меня будто током прошибло.
Юзефой звали няню главной героини «Дороги», ту, что растила девочку с младенчества и всегда была с ней рядом. Казалось бы, что такого, но бабушка, ушедшая в декабре, технически была няней, которая воспитывала меня с трёх месяцев. Для меня она всегда была бабушкой, а я для неё — единственной внучкой.
Думается мне, что кладбище не любит пустых совпадений. Сочту за хороший знак и за привет от ба.
И вот, стоя у её могилы, вдруг вспомнила: мне недавно передали «Дорогу уходит в даль», те самые два ветхих тома, которые бабушка читала мне в детстве. Я многократно писала, что с этой трилогии началась моя осознанная любовь к чтению, поэтому бабушку можно считать косвенной виновницей канала. Но это сейчас не главное.
В момент, когда я вспомнила о книге, краем глаза заметила надгробие позади бабушкиного. Надпись указывала, что под ним покоится некая Юзефа. И тут меня будто током прошибло.
Юзефой звали няню главной героини «Дороги», ту, что растила девочку с младенчества и всегда была с ней рядом. Казалось бы, что такого, но бабушка, ушедшая в декабре, технически была няней, которая воспитывала меня с трёх месяцев. Для меня она всегда была бабушкой, а я для неё — единственной внучкой.
Думается мне, что кладбище не любит пустых совпадений. Сочту за хороший знак и за привет от ба.
Пазлы были. Игры были. Журналы были. Книги есть и будут в таком количестве, что вы еще пощады попросите, как тот раджа у золотой антилопы. Не было только фотографий.
То есть какие-то были, цифровые, невещественные, но вот чтобы настоящие, на чуть шершавой, теплой бумаге — такого не было. И это с учётом, что я одержима всем бумажным. Если можно заиметь что-то, поверх чего лежат чернила, буквы и идеи — заверните, беру, мне надо. По этой же причине я без ума от печатных фотографий. Тех самых, которые можно примагнитить на холодильник, запихнуть под чехол телефона, положить в картхолдер, вставить в рамку, чтобы любоваться и смахивать с нее пыль перед шаббатом.
Фотографироваться тоже люблю. По загадочной для меня самой причине фотографии эти коплю и выкладываю крайне редко (зря?). Берегу для внуков, которые будут (а они будут, куда денутся) восхищаться юной черноглазой бабушкой. У меня уже и книга подходящая есть (да, снова книга, а что вы мне сделаете). Очень красивая, от Периодики, прислали к 8 марта. (И правильно сделали, я с подарками отпределяюсь за полгода до даты, ненавижу спешку и бессмысленный ажиотаж).
Чудесный подарок, я считаю. Я и дружескую такую прямо сейчас собираю, сделаю в нескольких экземплярах и разошлю с открытками. Потому что что может быть лучше воспоминаний о том, как ты с кем-то дорогим и прекрасным ешь шварму на Флорентине, одну на двоих, или пьешь какао в «Подписных».
Промокод ВИКА дает скидку 300₽ на всю печатную продукцию Периодики до 30 марта. Действует на первый заказ.
То есть какие-то были, цифровые, невещественные, но вот чтобы настоящие, на чуть шершавой, теплой бумаге — такого не было. И это с учётом, что я одержима всем бумажным. Если можно заиметь что-то, поверх чего лежат чернила, буквы и идеи — заверните, беру, мне надо. По этой же причине я без ума от печатных фотографий. Тех самых, которые можно примагнитить на холодильник, запихнуть под чехол телефона, положить в картхолдер, вставить в рамку, чтобы любоваться и смахивать с нее пыль перед шаббатом.
Фотографироваться тоже люблю. По загадочной для меня самой причине фотографии эти коплю и выкладываю крайне редко (зря?). Берегу для внуков, которые будут (а они будут, куда денутся) восхищаться юной черноглазой бабушкой. У меня уже и книга подходящая есть (да, снова книга, а что вы мне сделаете). Очень красивая, от Периодики, прислали к 8 марта. (И правильно сделали, я с подарками отпределяюсь за полгода до даты, ненавижу спешку и бессмысленный ажиотаж).
Чудесный подарок, я считаю. Я и дружескую такую прямо сейчас собираю, сделаю в нескольких экземплярах и разошлю с открытками. Потому что что может быть лучше воспоминаний о том, как ты с кем-то дорогим и прекрасным ешь шварму на Флорентине, одну на двоих, или пьешь какао в «Подписных».
Промокод ВИКА дает скидку 300₽ на всю печатную продукцию Периодики до 30 марта. Действует на первый заказ.
Алгоритмы что-то заподозрили. Возможно, я слишком долго рассматривала карту Пер-Лашез или аномально много читала о семейном склепе Эрлангеров на Введенском. Теперь предложка подкидывает мне книги о кладбищах с таким усердием, будто я планирую некротур.
Ощущение, что литературы про смерть, кладбища и всяческое загробное стало заметно больше, раньше подобного не замечала. Алгоритм фиксирует, как я перехожу по ссылкам, а затем заваливает меня новинками, которые я в глаза не видела даже в издательских рассылках, на которые подписана. Мол, ты же это любишь! Вот ещё немного про забытые могилы и надгробных ангелов. А вот свежий нон-фикшн о погребальных ритуалах двухсотлетней давности. Добавить в корзину? Добавить в корзину.
После такого рекомендательная система ожидаемо начинает подсовывать все более мрачное, мол, раз тебе, Вика, интересны кладбища — значит, наверняка понравятся книги про призраков. Или про средневековые пытки. А может и мемуары патологоанатома, тем более ты же пару лет назад уже покупала первую часть, а тут как раз вторая вышла, бери.
Когда я раньше говорила, что меня умеренно интересует всякая хтонь, на меня смотрели, как на человека, который слишком рано начал думать о завещании. А сейчас книги про всё это стабильно попадают в списки бестселлеров. Дико интересно, откуда такой всплеск интереса. Есть идеи?
Всерьёз любопытно, что дальше. На прошлой неделе алгоритм уже предлагал мне посмотреть туториал по реставрации надгробий. Есть мысль, что это только разминка, и скоро лента подкинет статьи о бальзамировании, таксидермии и кремации. Последнее, кстати, было утром в подборке «для вас» в формате шортса на ютубе. И это при том, что чаще всего я смотрю буктьюб и разное историческое.
Ощущение, что литературы про смерть, кладбища и всяческое загробное стало заметно больше, раньше подобного не замечала. Алгоритм фиксирует, как я перехожу по ссылкам, а затем заваливает меня новинками, которые я в глаза не видела даже в издательских рассылках, на которые подписана. Мол, ты же это любишь! Вот ещё немного про забытые могилы и надгробных ангелов. А вот свежий нон-фикшн о погребальных ритуалах двухсотлетней давности. Добавить в корзину? Добавить в корзину.
После такого рекомендательная система ожидаемо начинает подсовывать все более мрачное, мол, раз тебе, Вика, интересны кладбища — значит, наверняка понравятся книги про призраков. Или про средневековые пытки. А может и мемуары патологоанатома, тем более ты же пару лет назад уже покупала первую часть, а тут как раз вторая вышла, бери.
Когда я раньше говорила, что меня умеренно интересует всякая хтонь, на меня смотрели, как на человека, который слишком рано начал думать о завещании. А сейчас книги про всё это стабильно попадают в списки бестселлеров. Дико интересно, откуда такой всплеск интереса. Есть идеи?
Всерьёз любопытно, что дальше. На прошлой неделе алгоритм уже предлагал мне посмотреть туториал по реставрации надгробий. Есть мысль, что это только разминка, и скоро лента подкинет статьи о бальзамировании, таксидермии и кремации. Последнее, кстати, было утром в подборке «для вас» в формате шортса на ютубе. И это при том, что чаще всего я смотрю буктьюб и разное историческое.
Если не знаете, что делать вечером, обязательно, повторяю, обязательно посмотрите интервью Натальи Мавлевич. Давно не испытывала такого кайфа от незатейливого монолога. Жаль, что видео идет всего час. Мне не хватило.
Мавлевич — знаменитая переводчица и редкой работоспособности филолог, рассказывает о ремесле и жизни. О семинарах Лилианны Лунгиной, мистических совпадениях, изучении языков, любимых авторах, писательстве, мечтах, о безумии и о том, какого это быть «уродом в семье врачей».
В какой-то момент Мавлевич признается, что профессия переводчика похожа на наркоманию, так вот, продолжу аналогию: во время просмотра интервью я поймала гуманитарный приход. Нахожусь в диком восторге. Затягивает похлеще всяких Дудей.
Мавлевич — знаменитая переводчица и редкой работоспособности филолог, рассказывает о ремесле и жизни. О семинарах Лилианны Лунгиной, мистических совпадениях, изучении языков, любимых авторах, писательстве, мечтах, о безумии и о том, какого это быть «уродом в семье врачей».
В какой-то момент Мавлевич признается, что профессия переводчика похожа на наркоманию, так вот, продолжу аналогию: во время просмотра интервью я поймала гуманитарный приход. Нахожусь в диком восторге. Затягивает похлеще всяких Дудей.
YouTube
Наталья Мавлевич: «Ищешь слова, как грибы, найдешь — вот тебе и счастье»
Книги в зеленых обложках, семинар Лилианны Лунгиной, мистические совпадения, неслучайные случайности и профессия, похожая на наркоманию. В новом выпуске «Ученого совета» — филолог и переводчик Наталья Мавлевич.
00:00 Ученый совет Arzamas. Выпуск № 33. Наталья…
00:00 Ученый совет Arzamas. Выпуск № 33. Наталья…
Я не думала, что от ярости может тошнить, но от ярости может тошнить.
Зашла за завтраком в фейсбук, предполагая, что там могу там увидеть, но реальность превзошла самые мрачные ожидания. Самопровозглашённые интеллектуалы, построившие свои карьеры на борьбе всего хорошего против всего плохого, четвертый день с пеной у рта защищают рукопожатного рэпера-педофила. Если вы не понимаете, о чем я, и ещё не слушали подкаст про то, как Оксимирон растлевал малолетних, ознакомьтесь.
У меня не было иллюзий относительно того, что концепция активного и информированного согласия (которое невозможно до совершеннолетия) для медийной тусовочки слишком сложна, но казалось, идея о том, что с детьми нельзя заниматься сексом, — база, которая не требует объяснений. Но и тут все оказалось не все так однозначно. Даже любимая многими Шульман высказалась в формате «я не слушала оригинал, но…». Абсолютное моральное банкротство.
Отдельно у меня горит с тех, кто все эти дни писал, мол, зачем было выпускать расследование, почему жертвы сразу не пошли в полицию. А когда жертвы пошли в полицию (иски против Оксимирона будут поданы в двух странах: РФ и Великобритании), те же комментаторы завыли, что девушки «мусорнулись». Это не просто цинизм — это сознательный выбор защитить насильника любой ценой.
Тех, кто осуждает жертв насилия, устроит только один вариант — если жертвы будут молчать. Но то время, к счастью, уже прошло.
Зашла за завтраком в фейсбук, предполагая, что там могу там увидеть, но реальность превзошла самые мрачные ожидания. Самопровозглашённые интеллектуалы, построившие свои карьеры на борьбе всего хорошего против всего плохого, четвертый день с пеной у рта защищают рукопожатного рэпера-педофила. Если вы не понимаете, о чем я, и ещё не слушали подкаст про то, как Оксимирон растлевал малолетних, ознакомьтесь.
У меня не было иллюзий относительно того, что концепция активного и информированного согласия (которое невозможно до совершеннолетия) для медийной тусовочки слишком сложна, но казалось, идея о том, что с детьми нельзя заниматься сексом, — база, которая не требует объяснений. Но и тут все оказалось не все так однозначно. Даже любимая многими Шульман высказалась в формате «я не слушала оригинал, но…». Абсолютное моральное банкротство.
Отдельно у меня горит с тех, кто все эти дни писал, мол, зачем было выпускать расследование, почему жертвы сразу не пошли в полицию. А когда жертвы пошли в полицию (иски против Оксимирона будут поданы в двух странах: РФ и Великобритании), те же комментаторы завыли, что девушки «мусорнулись». Это не просто цинизм — это сознательный выбор защитить насильника любой ценой.
Тех, кто осуждает жертв насилия, устроит только один вариант — если жертвы будут молчать. Но то время, к счастью, уже прошло.
PC.ST
Творческий метод: 1. На репите – дочь разбойника – PC.ST
Осенью 2021 года Оксимирон, знаменитый музыкант, один из самых узнаваемых в России рэперов, выпустил трек и клип «Кто убил Марка?». Хлесткая исповедь понравилась многим фанатам и сильно зацепила Настю Красильникову, которая как раз в это время делала свое…
Актуализировала прошлогодний мем.
Дамы, с праздником! Желаю нам дерзости хотеть всё — и смелости это получать. Ну и, как уже писала, чтобы прекрасный пол был под ногами, теплый и в собственной недвижимости. Опционально — в наушниках или колонках.
Дамы, с праздником! Желаю нам дерзости хотеть всё — и смелости это получать. Ну и, как уже писала, чтобы прекрасный пол был под ногами, теплый и в собственной недвижимости. Опционально — в наушниках или колонках.
Захотелось собрать отзывы на отличные книги, написанные женщинами, но интересные читателю любого пола и гендера.
Подобрала тексты (и нонфик, и художку), которые не просто рассказывают истории, но подталкивают к тому, чтобы пересобрать привычную картину реальности. Не потому, что написаны «с другой стороны», а потому, что их авторы чётко показывают, как эти стороны-границы создаются и зачем их иногда нужно разрушать. Ко всему прочему, если и когда читаешь про чужой, другой опыт, начинаешь лучше понимать себя и людей вокруг. Польза очевидна.
• «Читая "Лолиту" в Тегеране» Азар Нафиси
• «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс» Ребекки Склут
• «Аббатиса» Лорен Грофф
• «Рынок удобных животных» Кати Крыловой
• «Руки женщин моей семьи были не для письма» Еганы Джаббаровой
В комментариях, как водится, можно делиться рекомендациями по теме.
Подобрала тексты (и нонфик, и художку), которые не просто рассказывают истории, но подталкивают к тому, чтобы пересобрать привычную картину реальности. Не потому, что написаны «с другой стороны», а потому, что их авторы чётко показывают, как эти стороны-границы создаются и зачем их иногда нужно разрушать. Ко всему прочему, если и когда читаешь про чужой, другой опыт, начинаешь лучше понимать себя и людей вокруг. Польза очевидна.
• «Читая "Лолиту" в Тегеране» Азар Нафиси
• «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс» Ребекки Склут
• «Аббатиса» Лорен Грофф
• «Рынок удобных животных» Кати Крыловой
• «Руки женщин моей семьи были не для письма» Еганы Джаббаровой
В комментариях, как водится, можно делиться рекомендациями по теме.
Если у вас тоже случаются полуночные приступы любопытства, то вот вам вопрос, который не давал мне покоя сегодня: какая самая старая надпись известна человечеству?
Первым в голову пришёл «Эпос о Гильгамеше», который выцарапали на глиняных табличках почти четыре тысячи лет назад, но нет. Мне почему-то казалось, что древнейшие надписи могут быть какими-то прототипами эпоса, однако, все оказалось прозаичнее. Надо было изначально искать в офисах древних бухгалтеров, которые под скрип стилусов фиксировали вещи куда более насущные, чем подвиги Гильгамеша.
В общем, первая сохранившаяся надпись, как выяснилось, — это табличка из пивоварни Урука, которая датируется 3100 годом до н.э. Точно не ясно, что означают несколько табличек с упоминанием слова «Кушим», но скорее всего это был поставщик или владелец заведения.
То есть первый человек, чьи записи дошли до нас, не герой и не философ, а античный бухгалтер, который записал, что за три года на его предприятие привезли 29 000 мер ячменя. Может, он был выдающимся управленцем. Может, просто нудным, дотошным счетоводом. В любом случае, именно его записи пережили тысячелетия.
Так что если вдуматься, зачем вообще появилась письменность, ответ будет банален: чтобы фиксировать долги, передачи рабов, сделки с зерном и поставки пива. Всё как сейчас — люди могут сколько угодно говорить о культуре и вечных ценностях, но первым делом они записывают, кто кому и сколько должен.
Первым в голову пришёл «Эпос о Гильгамеше», который выцарапали на глиняных табличках почти четыре тысячи лет назад, но нет. Мне почему-то казалось, что древнейшие надписи могут быть какими-то прототипами эпоса, однако, все оказалось прозаичнее. Надо было изначально искать в офисах древних бухгалтеров, которые под скрип стилусов фиксировали вещи куда более насущные, чем подвиги Гильгамеша.
В общем, первая сохранившаяся надпись, как выяснилось, — это табличка из пивоварни Урука, которая датируется 3100 годом до н.э. Точно не ясно, что означают несколько табличек с упоминанием слова «Кушим», но скорее всего это был поставщик или владелец заведения.
То есть первый человек, чьи записи дошли до нас, не герой и не философ, а античный бухгалтер, который записал, что за три года на его предприятие привезли 29 000 мер ячменя. Может, он был выдающимся управленцем. Может, просто нудным, дотошным счетоводом. В любом случае, именно его записи пережили тысячелетия.
Так что если вдуматься, зачем вообще появилась письменность, ответ будет банален: чтобы фиксировать долги, передачи рабов, сделки с зерном и поставки пива. Всё как сейчас — люди могут сколько угодно говорить о культуре и вечных ценностях, но первым делом они записывают, кто кому и сколько должен.
Больше всего реакций и комментариев обычно собирают посты с пересудами и скандалами книжного мира. Я их тоже люблю — сложно устоять перед драмами, но не меньше меня увлекает адекватная изнанка книжного процесса. Когда выходит книга, которая становится бестселлером, кажется, что всё понятно: отдал текст, подписал контракт, дождался обложки — и вот она, слава. Но реальность книгоиздательского процесса куда более сложна и монотонна, чем кажется извне.
Существует заблуждение, что есть некий общий секрет успеха, стабильно рабочая стратегия, но её, очевидно, нет. Все индивидуально. За удачным релизом скрываются месяцы (а то и годы) поиска подходящего издательства, работа с редакторами, проработка маркетинговой стратегии и и понимание, как именно подать текст, чтобы им заинтересовались.
И ровно по этой причине я хочу и рада рекомендовать канал своей подруги — писательницы и литературного агента Уны Харт.
Уна освещает аспекты, которые часто остаются за кадром: как корректно взаимодействовать с издательствами, как отличить хорошего редактора от плохого, что важно учитывать при подписании договора на книгу и как ее продвигать.
Если вы когда-нибудь задумывались, что требуется, чтобы попасть в поле зрения издательств и не растеряться в этом процессе, вам будет полезно. Никаких общаний мгновенного успеха и прочей мути, но много полезных и, что важно, практических советов для тех, кто хочет издаваться и готов работать. Дарю: @agentuna
Существует заблуждение, что есть некий общий секрет успеха, стабильно рабочая стратегия, но её, очевидно, нет. Все индивидуально. За удачным релизом скрываются месяцы (а то и годы) поиска подходящего издательства, работа с редакторами, проработка маркетинговой стратегии и и понимание, как именно подать текст, чтобы им заинтересовались.
И ровно по этой причине я хочу и рада рекомендовать канал своей подруги — писательницы и литературного агента Уны Харт.
Уна освещает аспекты, которые часто остаются за кадром: как корректно взаимодействовать с издательствами, как отличить хорошего редактора от плохого, что важно учитывать при подписании договора на книгу и как ее продвигать.
Если вы когда-нибудь задумывались, что требуется, чтобы попасть в поле зрения издательств и не растеряться в этом процессе, вам будет полезно. Никаких общаний мгновенного успеха и прочей мути, но много полезных и, что важно, практических советов для тех, кто хочет издаваться и готов работать. Дарю: @agentuna
Редко делюсь сиюминутными впечатлениями, но сейчас не могу удержаться. Читаю совершенно прекрасную средневековую «Книгу о граде женском» Кристины Пизанской. Текст написан более 600 лет назад, но при этом он звучит свежее и адекватнее, чем большинство схожих по теме работ последних лет двадцати. Бодрейший роман, местами чем-то напоминает крепкий женский стендап с панчлайнами, отсылками к истории и прожаркой патриархалов, уверенных, что место женщины у люльки, люлька на кухне, а кухня в церкви. Классная вещь. Подробный пост, разумеется, будет. И что-то мне подсказывает, что не один. А пока актуальная цитата.