Размышления о причинах, побудивших русских так неожиданно быстро сплотиться на почве войны, внезапно нарушившей сонную размеренность европейского бытия, неизбежно приводят к мысли об очень сложной и внутренне противоречивой природе этой войны. Помимо того, что она является гражданской (внутри) и империалистической (снаружи), о чем я неоднократно писал, так она еще и парадоксальным образом является по восприятию одновременно «колониальной» по отношению к Украине и «антиколониальной» по отношению к Западу (в первую очередь, по отношению к США). Это очень тонкий момент, который, как мне кажется, часто упускается из вида.
Мы совершенно справедливо указываем на то, что для Украины эта война является экзистенциальной, что она воспринимается украинским обществом не как война за территории (Крым, Донбасс и так далее), а как война за независимость от России. Именно поэтому территориальные уступки агрессору не рассматриваются как способ решения проблемы и путь к прекращению войны. Но мы так же часто забываем, что значительной частью российских элит и российского народа эта война тоже рассматривается как война за независимость, но уже самой России от США и Запада в целом, и поэтому тоже воспринимается как экзистенциальная. И точно так же именно поэтому компромисс с Украиной не рассматривается как решение проблемы, потому что для этой (подавляющей в данный момент) части русского общества дело вообще не в Украине. Она просто оказалась в плохое время в несчастливом месте. Русские в экстазе воюют с Америкой и это, как сказал бы Михалков, многое объясняет.
Картинка вырисовывается гротескная. По отношению к Украине Россия позиционирует себя как метрополия, претендующая на контроль над Украиной как своей исторической колонией. А вот по отношению к Америке Россия выступает в качестве государства, борющегося за свою собственную независимость в связи с угрозой колонизации. И это отношение есть не следствие войны, а как раз таки ее предпосылка, нечто глубоко укорененное в народном подсознании, что тайно корежило и жгло русскую душу десятилетиями, если не столетиями, и что поэтому вспыхнуло как стог сухого сена в жаркий летний день от нечаянно брошенного окурка, когда птенцы «гнезда Суркова»перепридумали войну как политтехнологию. Как это часто бывает в обычной жизни, русская агрессия оказалась оборотной стороной русских фобий.
Сейчас в паблике появляется все больше историй о необъяснимых преображениях многих образованных, состоятельных и в общем-то не злобных по натуре русских людей, у которых реально был выбор, но которые предпочли стать «zомби». Это правда, и каждый из нас может привести десятки таких примеров. Объяснение не лежит на поверхности, и все же оно есть. Это не страх, не корысть и не тупоумие (хотя бы в форме временного затмения). Это то, что Муравьев («Веховский») называл «ревом племени». Внезапно вспыхнувшее как озарение ощущение, что русская Антлантида уходит в пучины Антлантики, превращается в еще одну мертвую цивилизацию на дне пиратского «англосаксонского» сундука. С морально-этической точки зрения – так себе объяснение, с исторической – вполне достаточное.
В этой войне и Украина, и Россия сражаются на самом деле за достаточно внятные исторические перспективы, но делают это по-разному. Украина «меняет сторону», чтобы улучшить свою тактическую позицию: была сателлитом российской империи, собирается стать частью Евросоюза (в широком смысле). Какой именно частью, ее сейчас мало волнует, – любой, лишь бы подальше от России. Россия, напротив, воюет за сохранение своей «самости», даже ценой потери комфортного места в задних рядах европейского партера в качестве сырьевого придатка европейской цивилизации. Обе цели являются понятными и «исторически легитимными» в качестве оправдания жертв для обоих воюющих народов, что, скорее всего, сделает эту войну бесконечно долгой. Прекратят войну не те, кто выступает с пацифистских позиций, а те, кто скомпрометирует войну как инструмент, то есть докажет, что для достижения обозначенных целей война была порочным, ошибочным и дискредитирующим средством.
Размышления о причинах, побудивших русских так неожиданно быстро сплотиться на почве войны, внезапно нарушившей сонную размеренность европейского бытия, неизбежно приводят к мысли об очень сложной и внутренне противоречивой природе этой войны. Помимо того, что она является гражданской (внутри) и империалистической (снаружи), о чем я неоднократно писал, так она еще и парадоксальным образом является по восприятию одновременно «колониальной» по отношению к Украине и «антиколониальной» по отношению к Западу (в первую очередь, по отношению к США). Это очень тонкий момент, который, как мне кажется, часто упускается из вида.
Мы совершенно справедливо указываем на то, что для Украины эта война является экзистенциальной, что она воспринимается украинским обществом не как война за территории (Крым, Донбасс и так далее), а как война за независимость от России. Именно поэтому территориальные уступки агрессору не рассматриваются как способ решения проблемы и путь к прекращению войны. Но мы так же часто забываем, что значительной частью российских элит и российского народа эта война тоже рассматривается как война за независимость, но уже самой России от США и Запада в целом, и поэтому тоже воспринимается как экзистенциальная. И точно так же именно поэтому компромисс с Украиной не рассматривается как решение проблемы, потому что для этой (подавляющей в данный момент) части русского общества дело вообще не в Украине. Она просто оказалась в плохое время в несчастливом месте. Русские в экстазе воюют с Америкой и это, как сказал бы Михалков, многое объясняет.
Картинка вырисовывается гротескная. По отношению к Украине Россия позиционирует себя как метрополия, претендующая на контроль над Украиной как своей исторической колонией. А вот по отношению к Америке Россия выступает в качестве государства, борющегося за свою собственную независимость в связи с угрозой колонизации. И это отношение есть не следствие войны, а как раз таки ее предпосылка, нечто глубоко укорененное в народном подсознании, что тайно корежило и жгло русскую душу десятилетиями, если не столетиями, и что поэтому вспыхнуло как стог сухого сена в жаркий летний день от нечаянно брошенного окурка, когда птенцы «гнезда Суркова»перепридумали войну как политтехнологию. Как это часто бывает в обычной жизни, русская агрессия оказалась оборотной стороной русских фобий.
Сейчас в паблике появляется все больше историй о необъяснимых преображениях многих образованных, состоятельных и в общем-то не злобных по натуре русских людей, у которых реально был выбор, но которые предпочли стать «zомби». Это правда, и каждый из нас может привести десятки таких примеров. Объяснение не лежит на поверхности, и все же оно есть. Это не страх, не корысть и не тупоумие (хотя бы в форме временного затмения). Это то, что Муравьев («Веховский») называл «ревом племени». Внезапно вспыхнувшее как озарение ощущение, что русская Антлантида уходит в пучины Антлантики, превращается в еще одну мертвую цивилизацию на дне пиратского «англосаксонского» сундука. С морально-этической точки зрения – так себе объяснение, с исторической – вполне достаточное.
В этой войне и Украина, и Россия сражаются на самом деле за достаточно внятные исторические перспективы, но делают это по-разному. Украина «меняет сторону», чтобы улучшить свою тактическую позицию: была сателлитом российской империи, собирается стать частью Евросоюза (в широком смысле). Какой именно частью, ее сейчас мало волнует, – любой, лишь бы подальше от России. Россия, напротив, воюет за сохранение своей «самости», даже ценой потери комфортного места в задних рядах европейского партера в качестве сырьевого придатка европейской цивилизации. Обе цели являются понятными и «исторически легитимными» в качестве оправдания жертв для обоих воюющих народов, что, скорее всего, сделает эту войну бесконечно долгой. Прекратят войну не те, кто выступает с пацифистских позиций, а те, кто скомпрометирует войну как инструмент, то есть докажет, что для достижения обозначенных целей война была порочным, ошибочным и дискредитирующим средством.
BY Vladimir Pastukhov
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
On February 27th, Durov posted that Channels were becoming a source of unverified information and that the company lacks the ability to check on their veracity. He urged users to be mistrustful of the things shared on Channels, and initially threatened to block the feature in the countries involved for the length of the war, saying that he didn’t want Telegram to be used to aggravate conflict or incite ethnic hatred. He did, however, walk back this plan when it became clear that they had also become a vital communications tool for Ukrainian officials and citizens to help coordinate their resistance and evacuations. One thing that Telegram now offers to all users is the ability to “disappear” messages or set remote deletion deadlines. That enables users to have much more control over how long people can access what you’re sending them. Given that Russian law enforcement officials are reportedly (via Insider) stopping people in the street and demanding to read their text messages, this could be vital to protect individuals from reprisals. Groups are also not fully encrypted, end-to-end. This includes private groups. Private groups cannot be seen by other Telegram users, but Telegram itself can see the groups and all of the communications that you have in them. All of the same risks and warnings about channels can be applied to groups. After fleeing Russia, the brothers founded Telegram as a way to communicate outside the Kremlin's orbit. They now run it from Dubai, and Pavel Durov says it has more than 500 million monthly active users. The news also helped traders look past another report showing decades-high inflation and shake off some of the volatility from recent sessions. The Bureau of Labor Statistics' February Consumer Price Index (CPI) this week showed another surge in prices even before Russia escalated its attacks in Ukraine. The headline CPI — soaring 7.9% over last year — underscored the sticky inflationary pressures reverberating across the U.S. economy, with everything from groceries to rents and airline fares getting more expensive for everyday consumers.
from de
