Они ругаются матом, когда снаряды летят по пути на работу; стоят в очереди за цветами, потому что сигнал ракетной опасности во время 8 марта это как-то совсем неправильно; они хватают детей подмышку и бегут в первый ближайший подъезд; объясняют малышам, что бояться не надо, что есть папа или мама, который обнимет их в любом случае, чтобы не было так страшно; они просыпаются все вместе в 8 утра, потому что, чёрт, от расписания не отстают, даже будильник не нужен; они звонят всем близким по очереди, кидая взволнованное «да я-то цел, а ты сам? живой?»; они смеются, когда нужно плакать, потому что без смеха можно сойти с ума; они знаю, в какой комнате стены несущие, и ночуют, порой, в ванной, забрав и кота, и собаку, и попугая, и хомяка.
В Белгороде живут смелые люди.
Они открывают двери нараспашку, хоть звук сирены бьёт по ушам, прячут людей под прилавками и в подсобках; они хватают друг друга за руки, хоть раньше никогда не были знакомы, кричат «чего стоишь?! бегом давай, сейчас спрячемся!» и уводят, уводят подальше, если вдруг в ступоре замер; они выходят на улицы, чтобы обломки собирать, очищают свой город, любовно улицы подметают и следы ран штопают — через пару лет от них ничего не останется, но сейчас...сейчас каждый прохожий знает дату и когда, и чем; они научились оказывать первую помощь, скупили все жгуты и бинты в округе и первым делом бросаются к раненым, даже если залпы не заканчиваются; они выходят каждый день на работу и про себя тихо молятся, неважно кому, просто просят кого-то наверху ещё один денёчек пережить, а дальше видно будет.
В Белгороде живут волшебные люди.
Они рисуют героев, пишут о них стихи, снимают фильмы и всему миру рассказывают: вот, смотрите, девятилетний мальчик сестру собой закрывал! Они с замиранием сердца слушают, как воют машины скорых и спасателей, когда видят, как девушка хрупкая на первый взгляд, в униформе медицинской, поправляет каску и идёт на бой, самый несправедливый бой в её жизни; как пожарные десяток вызовов за день получают, не успевают тушить, а уже в другом месте что-то горит, надо быстрее, вдруг внутри люди? Они сводки новостей каждый день читают, заходят в один и тот же телеграм-канал настоящий, знают уже, что сегодня выдался тяжёлый день для всей области, но слова поддержки в конце неизменно находят.
В Белгороде живут л ю д и.
Они боятся, но остаются; они злятся, но не отступают; они мечтают только о том, чтобы наступил спокойный день, чтобы главной проблемой стала ссора в маршрутке, а не снаряд, пробивший её крышу; они хотят ходить на работу и строить планы; хотят слушать рассказы детей о том, как прошёл день в школе и гулять с ними в центре города, стараясь не думать, что пару месяцев назад этот самый центр горел; они хотят спорить из-за высадки тюльпанов и раздражаться из-за того, что автобус опять списал не 25 рублей, а 37,50, а не сидеть на остановках по несколько часов в ожидании отмены ракетной опасности.
Они хотят простого человеческого. Хотят тихого и уютного. Хотят чистого неба, не застланного едким серым дымом. Хотят, чтобы как раньше, как обычно, как всегда.
Они ругаются матом, когда снаряды летят по пути на работу; стоят в очереди за цветами, потому что сигнал ракетной опасности во время 8 марта это как-то совсем неправильно; они хватают детей подмышку и бегут в первый ближайший подъезд; объясняют малышам, что бояться не надо, что есть папа или мама, который обнимет их в любом случае, чтобы не было так страшно; они просыпаются все вместе в 8 утра, потому что, чёрт, от расписания не отстают, даже будильник не нужен; они звонят всем близким по очереди, кидая взволнованное «да я-то цел, а ты сам? живой?»; они смеются, когда нужно плакать, потому что без смеха можно сойти с ума; они знаю, в какой комнате стены несущие, и ночуют, порой, в ванной, забрав и кота, и собаку, и попугая, и хомяка.
В Белгороде живут смелые люди.
Они открывают двери нараспашку, хоть звук сирены бьёт по ушам, прячут людей под прилавками и в подсобках; они хватают друг друга за руки, хоть раньше никогда не были знакомы, кричат «чего стоишь?! бегом давай, сейчас спрячемся!» и уводят, уводят подальше, если вдруг в ступоре замер; они выходят на улицы, чтобы обломки собирать, очищают свой город, любовно улицы подметают и следы ран штопают — через пару лет от них ничего не останется, но сейчас...сейчас каждый прохожий знает дату и когда, и чем; они научились оказывать первую помощь, скупили все жгуты и бинты в округе и первым делом бросаются к раненым, даже если залпы не заканчиваются; они выходят каждый день на работу и про себя тихо молятся, неважно кому, просто просят кого-то наверху ещё один денёчек пережить, а дальше видно будет.
В Белгороде живут волшебные люди.
Они рисуют героев, пишут о них стихи, снимают фильмы и всему миру рассказывают: вот, смотрите, девятилетний мальчик сестру собой закрывал! Они с замиранием сердца слушают, как воют машины скорых и спасателей, когда видят, как девушка хрупкая на первый взгляд, в униформе медицинской, поправляет каску и идёт на бой, самый несправедливый бой в её жизни; как пожарные десяток вызовов за день получают, не успевают тушить, а уже в другом месте что-то горит, надо быстрее, вдруг внутри люди? Они сводки новостей каждый день читают, заходят в один и тот же телеграм-канал настоящий, знают уже, что сегодня выдался тяжёлый день для всей области, но слова поддержки в конце неизменно находят.
В Белгороде живут л ю д и.
Они боятся, но остаются; они злятся, но не отступают; они мечтают только о том, чтобы наступил спокойный день, чтобы главной проблемой стала ссора в маршрутке, а не снаряд, пробивший её крышу; они хотят ходить на работу и строить планы; хотят слушать рассказы детей о том, как прошёл день в школе и гулять с ними в центре города, стараясь не думать, что пару месяцев назад этот самый центр горел; они хотят спорить из-за высадки тюльпанов и раздражаться из-за того, что автобус опять списал не 25 рублей, а 37,50, а не сидеть на остановках по несколько часов в ожидании отмены ракетной опасности.
Они хотят простого человеческого. Хотят тихого и уютного. Хотят чистого неба, не застланного едким серым дымом. Хотят, чтобы как раньше, как обычно, как всегда.
BY Настоящий Гладков
Warning: Undefined variable $i in /var/www/group-telegram/post.php on line 260
He said that since his platform does not have the capacity to check all channels, it may restrict some in Russia and Ukraine "for the duration of the conflict," but then reversed course hours later after many users complained that Telegram was an important source of information. Right now the digital security needs of Russians and Ukrainians are very different, and they lead to very different caveats about how to mitigate the risks associated with using Telegram. For Ukrainians in Ukraine, whose physical safety is at risk because they are in a war zone, digital security is probably not their highest priority. They may value access to news and communication with their loved ones over making sure that all of their communications are encrypted in such a manner that they are indecipherable to Telegram, its employees, or governments with court orders. "Like the bombing of the maternity ward in Mariupol," he said, "Even before it hits the news, you see the videos on the Telegram channels." Now safely in France with his spouse and three of his children, Kliuchnikov scrolls through Telegram to learn about the devastation happening in his home country. What distinguishes the app from competitors is its use of what's known as channels: Public or private feeds of photos and videos that can be set up by one person or an organization. The channels have become popular with on-the-ground journalists, aid workers and Ukrainian President Volodymyr Zelenskyy, who broadcasts on a Telegram channel. The channels can be followed by an unlimited number of people. Unlike Facebook, Twitter and other popular social networks, there is no advertising on Telegram and the flow of information is not driven by an algorithm.
from de
