Новые дворники, сторожа и кочегары {Лиза Хереш}

АЛЛЕРГЕННЫЙ КОНТРБЛАЗОН


На открытие книжного съезжается несколько танков.

Бездомных пускают за ограждение. Побывавшие в безвременье и безместье, их берут в вечный праздник парада.

Гвидо Маццони ожидает увидеть в книге короткие автобиографические тексты.

Стеклопакет и вяз сновидят друг друга, вжавшись в последние ветви ночлега.

Пацифист дышит в затылок тёплому вечеру, выпавшему, как стружка. У него неестественна шея, он колеблется и пузырится, когда иезуиты делают университеты умеренной скукой, ну спасибо, теперь мы никогда не закончим вышку.

Урия Хеттеянин был преданнейшим твинком; я же даю возлюбленным неделю. Кромка молочного жира подъедается листьями и молью.

Мы отталкиваемся от компьютерного причала,
мокрицы пикетируют софтвэр периметра,
вода стоит в натяжении сцепки.

Кильватер — прорыв деревянных силовиков кормы,
Моисей — первый эшник натурфилософии.

Снимая с книг скорлупу бронежилета, мы продолжаем видеть голые плечи танкистов, стоящих поодаль.

Доспех — хрустящий след небесного тельца на лбу, вроде горящих жуков или мухи.

БЦЖ-норки — шелтер тутовника от жары.

Рельеф необходим нелюбимым.

На вечер писем приходит святой сомнительного маллета. Он долго выводит цифру 2 по правилам ф-письма, но ему не о чем написать, уже третью ночь он спит у двери мессенджеров очередного краша, совсем не царя, исследователя философии права и вольных стачек. Он лежит в дождевых червях, как свёрнутых парусах, в серёжках пыльцы и видит, что ни одну любовь теперь не обходит война. Парашютики липы не отразить контрветром, но их плодовые пилоты садятся на клейкие марки. В конце, когда подписанты, заподозрив друг друга, пронзают шторами свет, в конверт забираются спайки. Броуновским движением семена попадают под шины новых танков, подъехавших к книжному магазину.

www.group-telegram.com/us/decolonice.com/624

773 viewsЕлизавета Хереш, Apr 28 at 10:19

АЛЛЕРГЕННЫЙ КОНТРБЛАЗОН


На открытие книжного съезжается несколько танков.

Бездомных пускают за ограждение. Побывавшие в безвременье и безместье, их берут в вечный праздник парада.

Гвидо Маццони ожидает увидеть в книге короткие автобиографические тексты.

Стеклопакет и вяз сновидят друг друга, вжавшись в последние ветви ночлега.

Пацифист дышит в затылок тёплому вечеру, выпавшему, как стружка. У него неестественна шея, он колеблется и пузырится, когда иезуиты делают университеты умеренной скукой, ну спасибо, теперь мы никогда не закончим вышку.

Урия Хеттеянин был преданнейшим твинком; я же даю возлюбленным неделю. Кромка молочного жира подъедается листьями и молью.

Мы отталкиваемся от компьютерного причала,
мокрицы пикетируют софтвэр периметра,
вода стоит в натяжении сцепки.

Кильватер — прорыв деревянных силовиков кормы,
Моисей — первый эшник натурфилософии.

Снимая с книг скорлупу бронежилета, мы продолжаем видеть голые плечи танкистов, стоящих поодаль.

Доспех — хрустящий след небесного тельца на лбу, вроде горящих жуков или мухи.

БЦЖ-норки — шелтер тутовника от жары.

Рельеф необходим нелюбимым.

На вечер писем приходит святой сомнительного маллета. Он долго выводит цифру 2 по правилам ф-письма, но ему не о чем написать, уже третью ночь он спит у двери мессенджеров очередного краша, совсем не царя, исследователя философии права и вольных стачек. Он лежит в дождевых червях, как свёрнутых парусах, в серёжках пыльцы и видит, что ни одну любовь теперь не обходит война. Парашютики липы не отразить контрветром, но их плодовые пилоты садятся на клейкие марки. В конце, когда подписанты, заподозрив друг друга, пронзают шторами свет, в конверт забираются спайки. Броуновским движением семена попадают под шины новых танков, подъехавших к книжному магазину.

BY Новые дворники, сторожа и кочегары {Лиза Хереш}