Школа экспериментального письма открылась!

Мы рады сообщить, что начинаем прием заявок на три летних авторских курса.

Наша Школа — это независимая образовательная онлайн-платформа от создатель:ниц Премии Аркадия Драгомощенко, поэтического медиа «ГРЁЗА» и проекта «Ф-письмо» под кураторством Галины Рымбу и Никиты Сунгатова.

Основной фокус Школы — это теория и практика письма. Мы предлагаем не только
индивидуальные и коллективные творческие задания, но и погружение в новейшую литературную теорию, лингвистику, философию и критику.

Мы используем оригинальные методики преподавания, разработанные известными автор:ками, куратор:ками и исследователь:ницами современной литературы. Также мы уделяем особое внимание созданию безопасной среды, бережной критике, выстраиванию горизонтальных систем обучения.

Уже сейчас можно записаться на три программы:

1️⃣Курс Галины Рымбу «Языки сосуществования: введение в современные экопоэтики»
Запись: https://forms.gle/5eKRamvMv6St3Hrx9

2️⃣Курс Никиты Сунгатова «Lettre-ensemble: как писать вместе»
Запись: https://forms.gle/ZLV5DYLLpYCjxATJ9

3️⃣Курс Екатерины Захаркив «Позволить себе ослышаться (экспериментальные практики поэтического перевода)»
Запись: https://forms.gle/hXViQ6XfK2E563Yj8

Узнать о ценах, расписании и открытых мероприятиях, а также зарегистрироваться на курсы можно на нашем сайте.

Вновь к тихоходкам

Егору Зернову

+1

Съезжались же; дача болела:
рвало дождём в подоконник,
обеспокоенные палочники-врачи
смотрели наверх, чистили лапки:
будет пролапс, будут водные пузыри,
главное вовремя вытащить свет
за леску. Для гостей готовили
конкурсы и шарады. Нас оттаскивало
бурей к обочине, в лицо лопались
подушки безопасности, безвкусные
жвачки. Нужно было выйти
и дождаться алых плодов,
палых переваренных флагов,
набрать в багажник, двинуться
дальше. Мы бы заявились
с несбывшимися революциями
в застенчивых семенах тыквы,
ростками помёта до того
безнадёжного, что будущим
мертвецам в карман предпочтут
иконку и радио: две сводчатые
цикады. Под выпивку
принесли европейские карты
и монетки для трения:
солёный жгучий металл
перебивает запахом свечи.

-1

У меня было всего одно тело,
и я никогда не знала, куда его приложить,
как описать эту ношу, когда все
направлены друг к другу,
как вешние сосны над замёрзшей водой.
Я знала, что дней будет очень мало,
передышка новым дождём,
и благодарна.

26.09.2023

принял участие в подкасте «Нового литературного обозрения» — первом выпуске нового сезона «Что изучают гуманитарии», посвящённого поэзии

мы говорили с Александром Скиданом о тематическом блоке о слепоглухоте и документальной поэзии, который вышел в 186-м номере журнала. ещё раз огромное спасибо Александру и за публикацию — и за возможность поговорить о ней ❤️

из анонса НЛО:
В первом выпуске обсуждаем тематический блок в последнем, 186-м номере «Нового литературного обозрения», в котором опубликованы две подборки слепоглухих людей, предваренные очень важной вступительной статьей Владимира Коркунова, в которой он пишет о взаимоотношениях этой поэзии с документальной поэзией, журналистикой и другими жанрами.

Как поэзия может схватывать и исследовать состояния, находящиеся за пределами привычного вербального языка? Чем документальная поэзия отличается от других типов письма, и в каком смысле здесь можно говорить о «художественности» и эстетическом эффекте? Как устроена коммуникация слепоглухих людей? В первом выпуске нового сезона говорим об этом с поэтом и филологом Владимиром Коркуновым, обсуждая составленный им блок текстов «Особый язык тишины и темноты» (НЛО №186), посвященный поэзии слепоглухих.

(а от себя добавлю: на вопросы я отвечал, находясь в хостеле и в прямом смысле стоя на коленях у кровати с ноутом, постоянно вытирая пот, поскольку за несколько дней до записи сильно простудился; потому, может, и криво говорил, зато прочитал стихи, как мне кажется, вполне хорошо)

https://nlo.media/catalog/chto-izuchayut-gumanitarii/yazyk-tishiny-vladimir-korkunov-o-yazyke-i-poezii-slepoglukhikh/

Восемнадцатый номер «Флагов». Скандинавская литература.

Восемнадцатый номер «Флагов». В номере:

→ Переводы стихотворений Осе Берг (Надежда Воинова и Андрей Сен-Сеньков), Анн Йедерлунд (Надежда Воинова), Йени Тюнедаль (Пётр Кочетков и Надежда Воинова), Августа Стриндберга (Ася Хвойницкая), Софии Камилл (Надежда Воинова) с комментарием Ивана Фурманова, Тарьей Весос (Александр Панов), Тове Дитлевсен (Глафира Солдатова), Кристин Томасдоттир (Виктя Вдовина)
→ Подборка стихотворений датских поэтов в переводе Анастасии Строкиной
→ Проза Александра Фролова с предисловием Лизы Хереш
→ Заметка Татьяны Грауз о взаимодействии Тумаса Транстрёмера, Игоря Вулоха и Геннадия Айги
→ Рецензии: о книге Тура Ульвена «Исчезание равно образованию» пишут Денис Ларионов, Ксения Дудырева; о «Тёмной материи» Осе Берг — Александр Елесин, Лана Ленкова, Ростислав Русаков
→ Эссе Тура Ульвена о Трюгве Андерсене и Рене Шаре; «Три странствия в пустыне» в переводе Нины Ставрогиной
→ Обзорные материалы и статьи: Ольга Маркелова о современной исландской поэзии, Глафира Солдатова о датской женской поэзии, Венера Аветисян о Тове Дитлевсен, Нильс Уайльд об Ингер Кристенсен (перевод Алеси Князевой), Полина Ходорковская о поэзии Гунвор Хофму и Хьелля Хеггелунда, Роман Шишков о поэзии Тура Ульвена
→ Интервью с поэтессой Осе Берг и переводчицей Надеждой Воиновой
→ «Вслед за Туром Ульвеном»: стихотворения восьмерых поэтов и поэток

Появилось открытое письмо в защиту поэта Григория Батрынча

Из Чарльза Симика в Серебряном бору

К воде неровно подъехали сын и отец,
цепляясь за гальку. Сойдя, они бросили
камни в нёбо кувшинок, будто бы
не восточноевропейские гракли
чертили пути броска. Три ступени
на набережной сравняли бы их по росту,
но отец, наоборот, починил велосипедную
цепь и стал выше, показывая, как надо.
Сын заносил руки за голову, и пауза
между кожей и воздухом двигалась
за неровной футболкой, слабым
кулаком, как со сна. Отец бросал
дальше, уже где-то в глотку канала,
где камни охватывают подол
тяжестью и достатком.
Они поехали дальше, дребезжа
красной землёй — отец ближе к воде,
сын буксирует угол оврага,
замечая тишину набережной —
опустевшие кресла из-под речных стоматологов.

Сеанс nature writing закончился падением с холма в грязь и крапиву

***

Л. Х.

(как) Наружу вода
Нет, всё начиналось прощанием,
а я разве помню,
что в заячьих сошках
невообразимых есть надо мной
ватка, которую можно схватить —
в скальпеле интонации, за листом
отстегнувшиеся от топота » >

У нас было два очень красивых гуся
с оранжевыми клювами и шеями, которые плавали
в воздухе, невесомые. Они флиртовали
друг с другом, всегда застенчивые
и пренебрежительно счастливые. Животные
упрекают человека в том, что они
счастливы. Я смотрел на них и удивлялся.
Я думал: может быть, и для нас
однажды всё было так просто?
Но наступил праздник, и моя мать
убила одного, я не знаю, самца
или самку. И оставшийся отправился было
на поиски спутницы, но тщетно.
И напрасно он звал её по имени. Наконец,
он понял, что остался один,
и стал надменнейшим.
Он изменил свой нрав, так что если раньше был
боязливым и кротким, то теперь,
в одиночестве, он стал
свирепым, следил, чтобы никто не
не приближался к дому, нападал
даже на почтальона, свернув ему шею
горизонтальное шипение, слабый
крик с открытым клювом, как гуси
Капитолийские против Бреннуса, когда
они спасли жизнь сенаторам.
И весь день тот уцелевший гусь
словно уже мертвый, недвижно охранял
дом своих врагов.

Сауро Альбисани

перевод с итальянского Лизы Хереш 🍣🐁

Маше Земляновой

Я думаю о большой форме, как о собаке,
греющейся на водокачке. Ты просишь
наложить на тебя стихотворение,
оно легче подсолнечного семечка,
бисера, утюженного на солнце.

В груди селезня есть подлокотник
красного дерева, в Смиловичах —
умывальник Помпей. Рыба-меч
мылится глазом, руки иных
пенятся ошеломлённым столпом.

Можно представить слова
скоплениями носков на бельевой
верёвке твоих балконов,
когда петухи заутрени держат платки
последними силами розовых
клювов-прищепок. Их перья
ошибочно принимают за джинсы.

И можно решить, что никто ещё
не говорил «я сделаю для тебя всё,
только не оставляй меня», и рискнуть
по-крупному, пока розы сжирают
граффити, оставляя из нас
кости имён, признания в Before Christ,
приберегая условия для любовников
покапризше.

***

Матвею

До зимы каждый из них пишет сборник стихов.

Измельчённый оградами полигон,
нечаянный мусор – могилы видны
вертикальным десятком луж
с белой плесенью, кувшинками-
ангелочками, не стекающими
по камню.

Клопы рассыпаются в кальций,
и нам удаётся сказать что-то ещё.

Никто не пришвартовался
к чужому кладбищу, пока карабины
улиточным ульем ютились
в углу синагоги. Бездомные
скрепили их ртом обе книги,
они стали билингвы,
то есть совсем простые
творожные кольца, обращённые
друг к другу, как расчёсанные
запястья перед приёмом
в посольство…

Попробуй выбрать покойницу,
что написала бы без рифмы
об этих отступающих вдаль
леса могилах — раздутых тенях
мутных слизней на дыбах земли.
И какой покойник рядом напишет
о кутикулах солнечных рваней,
червях в теле ревеня, тонком
слое жидкости в банке из-под
горошка, — остались ещё
места, где говорят об этом.

ЖИТЬ ЗДЕСЬ, А НЕ ГДЕ-ТО ЕЩЁ


Вторник играет в кошку,
не узнавшую себя в зеркале —
зверь, с воем выжимающий чистотел
из свекольных дёсен,
пульс пряжи с ковра.

Десяток раз выезжают за нами на дню:
затем забывают, в «скорую» превращаясь,
едут обратно; та же кошка в поисках магния
вылизывает всю воду для утюгов,
и жизнь продлевается.

Пока мы не спим, стараясь
в нужный момент испугаться по-крупному,
наставляют животному
разбросать как можно больше
клетчатых пирамидок;
ошалевшее лето, здесь
такие розетки, что надо
представить лапки,
когда-то способные вдавить
тень от ниток.

большое обещание какой-то совместности
Л. Х.

Эми Липтрот описывает чистый поход
в Бергхайн как погружение
под воду

об этом я думаю спускаясь в бункер
за проводником
за барной стойкой эльфы и майар
кораллы покачиваются и морские коньки

розы в соседнем дворе практикуют
второе цветение
это что-то сообщает о здешних
порядках вещей

туча всё набухает, но не может
излиться дождём
район от духоты сужается до тесного клуба

поразительно, что именно в этот
момент времени
из меня вытекает страх
вытекает фрустрация

— любовь остаётся

Лиза Хереш, «ПОЛЬЗА НАСИЛИЯ»