joy the gravity
L.K.

rock paper scissors
skin flushes, glitters
canned and delivered
pickled stars, dittos

there is a poem that can end all wars
we just haven’t written it yet
there is a way to learn every language
we just have been lazy
and if we stay up all night
we can tell even more jokes in the morning

yet whenever i get a fever
everything’s excess is daunting on me
i then fantasize of a world devoid of colors
but i couldn’t live without blue
so instead i pray for each image’s destruction

in no one’s likeness
sentience will reform
ad infinitum
but i see no use in latin

we were gonna be so good
yet sometimes
one is born on the wrong side of the border
then one must thank the inconvenience
for the privilege of reflecting on it

and now this is the point where poetry
seems to have an inflated value
although it’s really a matter of heart
rather than word play
______________
August 2024

МОСКВА — БАЛТИКА

Л. Х.

вот клевер из песка и вот шиповник
их срежу для тебя и в чай сложу
который не допьёшь и в мостовую
с прожилками песка я их верну
к окуркам листьям мёртвым водостокам
заброшенным в секунду опресненья
пожалуй скоро будет ничего
и только тонкий корень под камнями
вцепившийся настойчиво в песок
о розе будет помнить и о море
в котором было что-то кроме нас

***

Л. Х.

«Какой-то огромный объект», — говорили они,
надувая гелиевые ножи
над пылью, золотившейся у грузовиков.
Стеклом кабины поверх неё
находились следы, круглые,
как ледовый желудок. Возможно,
на их месте стоял автомат с игрушками.

«Такой же был на пляже
у базы спасателей», — заметил кто-то
и продолжил ковырять пыль
лезвием заражения,
проясняя участок, пока за ним
до сих пор смеялись с дворца

и перебирали инеем
диаметр, по которому
было понятно, что это следы
от стёртых в кровь
костяшек авиа-кормчих
одного экипажа, решивших размять кулаки.

***

Денису

на темпельхофских полях собирают бутылки,
как слизней голодных

известный структуралист хвалит работу про пантомиму, не зная, как долго её аспирант тренировался не поджимать губы

через два года после его смерти сексолог А. Белкин рассказывает, как помог сотням подростков из деревень поменять пол

(в восьмидесятые, когда уже совсем можно ложиться спать позже)

пациентки Ю. и Ш. с детства хотели играть в машинки, а теперь кормят грудью, ну, и всё на этом

ещё одна женщина едет на поиски нескладной племянницы в окнах Стамбула

и в городе любят котов, значит, смогут колоть эстроген

прутик, застрявший в дворниках на лобовом стекле

можно оплакать столько любви наяву, но потом подходят, и ты не отдаёшь улиток с вставшим желудком

надо кого-то пускать по листам, кем-то скользить ночью, восторженно разобраться

в изжёванном полотне, пловчиха из «Зависти», названная Чудаковой бисексуальной [у нас есть Батлер дома],

т. е. уже достаточной для всего такого

Два года назад, специально для материала «Вслед за новейшей американской поэзией», Владимир Аристов написал стихотворение «Культурный шок», предлагая свою «попытку стихотворного диалога с Майклом Палмером». Этот текст вошёл и в новую книгу поэта — сборник «Платок скомкан — скомкан платок», изданный в поэтической серии нашего журнала. Уже 7-го сентября в 18:00 мы проведем первую презентацию книги: Москва, книжная ярмарка в Музее истории ГУЛАГа.
Зарегистрируйтесь на Timepad — и приходите!

·
Владимир Аристов

КУЛЬТУРНЫЙ ШОК
(попытка стихотворного диалога с Майклом Палмером

Все каналы декодирования забиты шлаком
Шлак — наш предельный шаг
В отработанные фрагменты культуры
Даже в культи сигналов

В обгоревший пепел страниц
Что кружился так долго над морем, над лесом
Черногалочьей стаей
И опустился неслышно на всех нас

Отработанная информация
Я сделал ее зримой
Она заполняла все вокруг
Но жила в ожидании нашего вздоха о ней

Мы построили бы
Из таких шлакоблоков
Наши лимбы —
Преддверие новых небывалых структур
Но язык наш сам не в силах себя изменить
В ожидании молчания великого
И мы говорим перебежками

Созерцая наш общий язык
Нет больше слов — слова отслоились — дискретность
Нет размена, осталось мычание = молчание музыки

Бессмертное небо умирает с каждым человеком

Да и каждая вещь — вселенная
С разноликими занавесами только,
Но погибшими и живыми мирами-миражами людей
Надо жонглировать осторожно, словно подгнившими мячами

И неведомые силы нужны, чтобы различить, отличить
от себя на подоконнике
Брошенный плащ,
Шприц,
Раскрытую коробку шоколадных конфет

В музыку вминая
Мир в водовороте
Где тогда кружатся
Схваченные взглядом и нас захватившие вещи:
Замша левой перчатки, воронка с узким горлом и бутыль с керосином,
табель-календарь за 1961 и 1/2 год

Моё письмо ведёт птичий грипп и страх не остаться одной.

Узнавать знакомых в стихах, как толпе, и неряшливо прятать язык.

Мы проснулись от гула дронов, думая, что это газонокосилки карабкаются по небу.

Мне неизвестно ничего о переживании предательства; могу только не переживать его снова и снова.

Гнилые доски путей покрылись пятнами. Печальные бока Фро выступают там, куда не успел Платонов в последнюю электричку.

Порхают лимонницы. Грязные бинты с глаз моих.

Он фотографирует, приобнимает её, непонятное небо, плохие анализы, и я не понимаю, как так можно.

(вымышлила обоих; не распознать по стиральному порошку и пугливому сердцу, зажатому между двух войн)

Прогулки по кладбищу — навещение богатых гостей, глупо было полагать, что они расскажут что-то иное.

Осень, риторическая фигура для соек и припоздавших, со сложными номерами мобильных, мушек в маковой булке.

Делаем вид, что все наши страсти и́зморозно несомненны.

Поэтический вечер «Флагов» — снова в «Книжном» и «Клубе»!

«Флаги» возвращаются! 10 сентября постоянные авторы одного из лучших молодёжных поэтических журналов прочтут свои новые стихотворения: на сцене Клуба выступят Егор Зернов, Лиза Хереш, Али Алиев, Милена Степанян и Евгения Овчинникова. Мы вновь услышим экспериментальную поисковую поэзию в убедительном авторском исполнении и увидим интермедиальные работы поэтов. Редакция журнала представит новые книги поэтической серии «Флагов» и поделится новостями проекта — лучшая возможность пообщаться лично с теми, кто (до сих пор) продолжает делать русскоязычный поэтический журнал.

Увидимся во вторник 10 сентября — приходите к 17:50! В этот день в «Книжном в Клубе» сборники поэтической серии журнала можно будет купить со скидкой: «Платок скомкан — скомкан платок» Владимира Аристова, «Монотонность предместья» Шамшада Абдуллаева, «Лазурь и злые духи» Софьи Сурковой и «Weather Report» Святослава Уланова.

Вход свободный по регистрации. 18+

Очень прошу обратить внимание & помочь этой издательской инициативе!

Salut ! Што вы думаеце пра «Надзю»? Пільна шукаем чытач:ак, жадаючых падзяліцца меркаваннем з нагоды нашай першай кнігі. Прапануем напісаць рэцэнзію — любога аб'ёму і зместу — на «Каханне паэзія» Поля Элюара; тэкст рэцэнзіі ў далейшым будзе размешчаны на нашым сайце.

А можа, вы хацелі б далучыцца да «Надзі» ў якасці перакладчы:цы? Таксама шукаем тавар:ак — носьбіт:ак французскай, хто марыць паспрабаваць сябе ў гэтай ролі.

Для кантакту напішыце нам, калі ласка, у інстаграме, альбо звяжыцеся вось тут. Шукайма новую мову разам.

Restant à votre écoute, Nadja.

***

Мемориал погибшим студентам
сельскохозяйственной академии:
сбитый бордовый камень
низкого качества, будто памятники
тоже болеют оспой; несколько
неумело поднятых рук:
смерть летит с неизвестного
направления, берегитесь,
любимые, ну, те и берегутся,
скрещивают тени от рукавов
гимнастёрок на лицах.

Жидкие кудри в висках,
как будто ангелам примяли волосы
шапкой-ушанкой. Потом вытряхнули
из голубых яиц на цыплячью конницу, —
тут заканчивается постамент, погибшие
осторожно ступают по снегу. Они хрупкие
каменные стаканы, мятые кипятком.

Двое из них переговор
устроили: пехотинцу синица,
танкисту гусеница из ртов полезли.

В ушах листья, как у стариков, цветут.

Пригвождённый комбайн колышет погоны
на замершем мраморном ветре.

Они молоды и притираются друг к другу,
как лепестки абрикоса.

С плащей падают камни; их полный рот набирают
дворники-лаборанты, шевеля флегматичной свободой,
чем-то вроде наследия
CaCO3.

спасибо Нико!! это честь

Лиза Хереш

ПРАВОЗАЩИТНЫЙ ПОТОП

Сновидченки держат нож левой рукой и не забывают о выклеванных глазах земли.

Истовые киты двигаются по правому боку вод, чтобы песчаные берега держали в весах серьги слонов и гиен.

Туи, как бахрома копий, и гиацинты, как лапы щитков на львах. Южный дождь, кукуруза рядами молочных акульих зубов, и её солёные слюни в парке отдыха диктатора-ноунейма.

Сновидченкам ничего неизвестно
о яблочных дольках как средству
объёма для поцелуев. Они ходят
в морские суды, срывая рыбные речи блистательной фотосъёмкой.

Чист лоб пашни. Проснувшиеся
носят ил передачками, он застревает в карусели из чашек, хали-гали, преступлениях снов. Тирамису из первого снега первой политзаключённой.

Крупная вязка. Мандаринового цвета белуга в авоське. Режиму пизда, предвещают сновидченки, укладываясь в глазоямки от статуй.

источник

#выбор_нико_железниково

логика сна — реальное-желания-сверх-логики.
сквозь кажущуюся алогичной пышную образность стихотворения Лизы Хереш прорывается тревожащее, невыносимо-выносимое реальное, которойму противостоят сновидченки, идеологини, конструирующие собственный фантазм о социальности и живущие в соответствии с ним. строгий чеканный ритм вопреки бесцезурности строк-катренов удерживает читающих в напряжении: как потоп, стихотворение нахлынивает и, как потоп, захлёстывает.

будь то смутные и в то же время однозначные образы-реминисценции действительности („Проснувшиеся / носят ил передачками“, „Терамису из первого снега первой политзаключённой“), асемантичные сентеции („Чист лоб пашни“) или предельно точные попытки остранить действительность („Туи, как бахрома копий“, „кукуруза рядами молочных акульих зубов“), абсурдными выходками языка (на контрасте с ними недвусмысленное высказывание „Режиму пизда“ предстаёт во всёйм своёйм незамутнённойм идеологическойм сиянии) субъектка речи возвращает акторность обвинённым в преступлениях снов (= обвинённым в том, что они выдерживают реальное своих желаний) сновидченкам и всем «правозвестницам» и защитницам свободы, в том числе — свободы от формальной, деспотичной логики.

#комментарий_нико_железниково

тут можно поставить когда-то написанное стихотворение
о чём-то я написать успела

корабельный винт в стране без единых морей
чип, кочующий по кокандскому ханству
война толкает их к хвоям вещей,
к таможенникам долин

хронист ковыряет скорлупки раций
свёрнутые кусочки помады
на чёрной антенне –
взорванные божьи коровки

денатурированный белок истории,
пишет гиральд камбрийский
в его старом твиттере
гибернские треды,
расистская ерунда до великих завоеваний

что-то такое уже было

мои берлинские любовни:ки по переписке
приглашают в ордовик,
только бы не выслушивать мрачные новости,
лишь бы не спрашивать, как прошёл ещё один день,
не разбираться в кладбищах, в ульях совиных –
менять глауксы на блокаторы пубертата
и сквотиться рядом с братством черноголовых,
чтобы счётчик таксиста точил
арифметический шлем
ливских созвездий

но и это было описано

нет никого сентиментальней святого маврикия!
он бережёт ножны ночи,
он следит, чтобы, пока мы в восточной
европе, все поцелуи
также были в правый уголок рта,
в верхние губы

так, говорю вам, бывает радость у ангелов божиих
и об одном найденном минском жетоне

еще одно децимированное стихотворение

серый след
туман в голове
войлок росгвардии
про каждого думаю, что за мной
потому
не разрешаю себе повернуться спиной

для начала нужна встреча глазами
— две пары каштана, рисунки из мела,
в рыжих раскидистых лапах —
как будем вести дела

и тогда — мыльный тазик,
полоскание локтя, грязные щёки,
тело, распущенное, как хвостик,
горько-солёное озеро, схватки
по пояс тёплой осени, и пуговицы цикад,
раздавленные нашими животами