В комментариях к посту о лейтенанте Дане спрашивают, как мне удалось получить в РГАСПИ его кандидатскую карточку. Решил рассказать эту историю отдельно — она заслуживает внимания как пример человеческой отзывчивости.
Но сначала должен извиниться – я ошибся, когда написал, что Дормидонт не успел вступить в партию. На момент смерти он был членом ВКП (б), об этом я узнал из приказа Главного управления кадров об исключении из списков, который нашел на «Памяти народа». Однако номер членского билета там указан не был, дату и место вступления я тоже не знал.
Поэтому вместо привычного обращения через форму на сайте РГАСПИ, я написал им письмо на электронную почту. Указал в нем все то немногое, что знал: номер полка и дивизии, дату первого упоминания кандидатского статуса Дани в наградных документах, ну и то, что умер он членом партии.
Честно говоря, на результат особо не рассчитывал, но за спрос (в случае этого архива) денег не берут.
Через три месяца пришел счет, а затем и сканированная отчетная карточка на кандидатскую карточку. Слов нет, чтобы передать, как мы все обрадовались фотографии Дани – в домашнем архиве его снимков не сохранилось.
Я тогда даже отправил на имя директора РГАСПИ благодарность исполнительнице по моему запросу – Галине Владимировне Гунькиной.
Прилагаю карточку, переписку с архивом и ту самую благодарность – пользуйтесь!
Но сначала должен извиниться – я ошибся, когда написал, что Дормидонт не успел вступить в партию. На момент смерти он был членом ВКП (б), об этом я узнал из приказа Главного управления кадров об исключении из списков, который нашел на «Памяти народа». Однако номер членского билета там указан не был, дату и место вступления я тоже не знал.
Поэтому вместо привычного обращения через форму на сайте РГАСПИ, я написал им письмо на электронную почту. Указал в нем все то немногое, что знал: номер полка и дивизии, дату первого упоминания кандидатского статуса Дани в наградных документах, ну и то, что умер он членом партии.
Честно говоря, на результат особо не рассчитывал, но за спрос (в случае этого архива) денег не берут.
Через три месяца пришел счет, а затем и сканированная отчетная карточка на кандидатскую карточку. Слов нет, чтобы передать, как мы все обрадовались фотографии Дани – в домашнем архиве его снимков не сохранилось.
Я тогда даже отправил на имя директора РГАСПИ благодарность исполнительнице по моему запросу – Галине Владимировне Гунькиной.
Прилагаю карточку, переписку с архивом и ту самую благодарность – пользуйтесь!
Подглядел в канале у Вероники Валебной замечательную идею – составить к сегодняшнему празднику рейтинг женских имен в родословной.
Самые популярные женские имена в моей семье
👑 ТОП-5
🥇 Анна – 11 обладательниц
🥈 Мария, Татьяна – по 9
🥉 Анастасия – 7
🏅 Екатерина – 6
🏅Галина, Наталья, Фекла – по 5
Более редкие, но не менее красивые имена
✨ Валентина, Елена, Агафья – по 4
✨Александра, Зоя, Ирина, Людмила, Ольга, Светлана, Софья – по 3
✨Агриппина, Алена, Вера, Дарья, Евдокия, Елизавета, Евфимия (Ефимья), Ксения (Аксинья), Марина, Милана (Миланья), Параскева, Раиса, Тамара, Агрипина – по 2
✨Акулина, Алина, Алла, Альбина, Афимья, Варвара, Василиса, Васса, Виктория, Гертруда, Гликерия, Домника, Евгения, Евстолия, Кира, Лариса, Лукерия, Любовь, Марфа, Матрена, Матрона, Надежда, Неля, Нэра, Оксана, Пелагея, Полина, Прасковья, Руфина, Ульяна, Устиния, Фаина, Февронья, Феодосия – по 1 обладательнице
В качестве иллюстрации к этому посту – фотография прабабушки Зои, ее сестры Киры и Маши, жены их брата Володи, который и запечатлел этот момент. Послевоенный снимок. Война закончилась, и они идут вперед – молодые, красивые, уверенные в себе и в завтрашнем дне.
С праздником, дорогие дамы! Мира, любви, тепла, внимания, оптимизма и радости!
Самые популярные женские имена в моей семье
👑 ТОП-5
🥇 Анна – 11 обладательниц
🥈 Мария, Татьяна – по 9
🥉 Анастасия – 7
🏅 Екатерина – 6
🏅Галина, Наталья, Фекла – по 5
Более редкие, но не менее красивые имена
✨ Валентина, Елена, Агафья – по 4
✨Александра, Зоя, Ирина, Людмила, Ольга, Светлана, Софья – по 3
✨Агриппина, Алена, Вера, Дарья, Евдокия, Елизавета, Евфимия (Ефимья), Ксения (Аксинья), Марина, Милана (Миланья), Параскева, Раиса, Тамара, Агрипина – по 2
✨Акулина, Алина, Алла, Альбина, Афимья, Варвара, Василиса, Васса, Виктория, Гертруда, Гликерия, Домника, Евгения, Евстолия, Кира, Лариса, Лукерия, Любовь, Марфа, Матрена, Матрона, Надежда, Неля, Нэра, Оксана, Пелагея, Полина, Прасковья, Руфина, Ульяна, Устиния, Фаина, Февронья, Феодосия – по 1 обладательнице
В качестве иллюстрации к этому посту – фотография прабабушки Зои, ее сестры Киры и Маши, жены их брата Володи, который и запечатлел этот момент. Послевоенный снимок. Война закончилась, и они идут вперед – молодые, красивые, уверенные в себе и в завтрашнем дне.
С праздником, дорогие дамы! Мира, любви, тепла, внимания, оптимизма и радости!
Помните, я писал о летчике Дмитрии Кудине, который в 1938 году получил десять лет лагерей, а с 1943-го перегонял американские военные самолеты по ленд-лизу по знаменитой трассе «Аляска – Сибирь»?
Мне было интересно узнать, когда и на каких условиях его освободили из лагеря, и сколько времени понадобилось пилоту гражданской авиации, который, вероятно, в нечеловеческих условиях валил лес, чтобы снова вернуться к полетам и освоить управление американскими самолетами.
Я направил запрос в архив иркутского УФСБ, но получил отказ со ссылкой на часть 3 статьи 26 Федерального закона «Об архивном деле в РФ»: архивные справки выдаются только для целей социальной защиты граждан, пенсионного обеспечения, а также получения льгот и компенсаций.
Возможно, подготовка подобных справок действительно не входит в прямые обязанности сотрудников архивов ФСБ и не закреплена в их должностных инструкциях. Помогать исследователям, пишущим о ветеранах в юбилейный год, или отвечать формальными отписками — вопрос, скорее, совести.
Тогда я решил обратиться в Центральный архив ФСБ, надеясь на более системное решение. В своем запросе описал историю Кудина и предложил рассмотреть возможность упрощенного порядка предоставления архивных справок и иной архивной информации по уголовным делам тех, кто впоследствии стал участником Великой Отечественной войны. «Их судьбы, — писал я, — важная часть отечественной истории. Изучение таких биографий помогает восстанавливать справедливость в отношении людей, пострадавших от государственного преследования, а затем внесших вклад в Победу».
В ответ я получил сухую отписку: «Дело Кудина к нам не поступало, мы руководствуемся законом о реабилитации, "тройственным" приказом и законом об архивном деле. Хотите ознакомиться с делом — отправляйтесь в Иркутск». На предложение изменить практику в отношении дел ветеранов Великой Отечественной войны не последовало никакой реакции.
Не хочу проводить прямых параллелей, но трудно не заметить непоследовательность со стороны государства. Участники СВО, освобожденные из тюрем и колоний, получают амнистию, государственные награды, идут во власть, их именами называют школы. В то же время дела ветеранов Великой Отечественной войны, осужденных по сфабрикованным обвинениям, пылятся в архивах.
А ведь решить эту (и не только эту) проблему можно довольно просто: все рассекреченные дела из архивов ФСБ могли бы быть переданы в гражданские архивы — как уже сделано, например, в Москве и Московской области, а также в Тверской и Свердловской областях.
Мне было интересно узнать, когда и на каких условиях его освободили из лагеря, и сколько времени понадобилось пилоту гражданской авиации, который, вероятно, в нечеловеческих условиях валил лес, чтобы снова вернуться к полетам и освоить управление американскими самолетами.
Я направил запрос в архив иркутского УФСБ, но получил отказ со ссылкой на часть 3 статьи 26 Федерального закона «Об архивном деле в РФ»: архивные справки выдаются только для целей социальной защиты граждан, пенсионного обеспечения, а также получения льгот и компенсаций.
Возможно, подготовка подобных справок действительно не входит в прямые обязанности сотрудников архивов ФСБ и не закреплена в их должностных инструкциях. Помогать исследователям, пишущим о ветеранах в юбилейный год, или отвечать формальными отписками — вопрос, скорее, совести.
Тогда я решил обратиться в Центральный архив ФСБ, надеясь на более системное решение. В своем запросе описал историю Кудина и предложил рассмотреть возможность упрощенного порядка предоставления архивных справок и иной архивной информации по уголовным делам тех, кто впоследствии стал участником Великой Отечественной войны. «Их судьбы, — писал я, — важная часть отечественной истории. Изучение таких биографий помогает восстанавливать справедливость в отношении людей, пострадавших от государственного преследования, а затем внесших вклад в Победу».
В ответ я получил сухую отписку: «Дело Кудина к нам не поступало, мы руководствуемся законом о реабилитации, "тройственным" приказом и законом об архивном деле. Хотите ознакомиться с делом — отправляйтесь в Иркутск». На предложение изменить практику в отношении дел ветеранов Великой Отечественной войны не последовало никакой реакции.
Не хочу проводить прямых параллелей, но трудно не заметить непоследовательность со стороны государства. Участники СВО, освобожденные из тюрем и колоний, получают амнистию, государственные награды, идут во власть, их именами называют школы. В то же время дела ветеранов Великой Отечественной войны, осужденных по сфабрикованным обвинениям, пылятся в архивах.
А ведь решить эту (и не только эту) проблему можно довольно просто: все рассекреченные дела из архивов ФСБ могли бы быть переданы в гражданские архивы — как уже сделано, например, в Москве и Московской области, а также в Тверской и Свердловской областях.
В поисках предков заказчика просматривал десятки дел лишенцев — казаков одной из кубанских станиц. Глаз зацепился за потрепанную обложку школьной тетрадки с товарищем Сталиным. На обратной стороне — выписка из протокола президиума сельсовета о восстановлении в избирательных правах. Решил вчитаться в дело — и ужаснулся.
В разгар страды, летом 1928 года, у многодетного казака родилось «двое блезнят» — двойня. Жену положили в больницу. Чтобы спокойно работать в поле, он попросил присмотреть за детьми племянницу жены. Полтора месяца она ему помогала.
В 1934 году казаку дали пять лет с конфискацией хозяйства — за невыполнение плана хлебозаготовки на 5 пудов (это около 80 кг). Вскоре он был досрочно освобожден и вернулся в родную станицу, где его за «наем рабочей силы» — той самой родственницы-няньки — включили в список кулаков и лишили избирательных прав.
Как известно, лишенцы не только не могли участвовать в выборах, но и теряли доступ ко многим социальным благам и становились изгоями. Их не принимали в колхозы и на работу в советские учреждения, не брали в партию и комсомол, лишали пенсий и пособий, исключали из кооперативов. После введения карточной системы в 1928 году они были вынуждены покупать продукты по коммерческим ценам. В годы Большого террора лишенцы первыми становились объектом репрессий.
Обложка со Сталиным — предпоследний лист дела, а последний, написанный красными чернилами, — справка сельсовета. В ней приведен один факт о казаке, которого нет в других документах: «освобожден от военной службы по 66 ст. — глухота и эпилепсия».
Понятно, что любые исторические параллели требуют осторожности. Но когда в прошлую пятницу в список «иностранных агентов» включили Николая Эппле — замечательного исследователя исторической памяти, автора знаменитой книги «Неудобное прошлое», — я снова подумал о тех лишенцах.
Между лишенцами прошлого и современными «иноагентами» есть пугающее родство. И тогда, и сейчас государство выделяет группу «неблагонадежных» — тех, кого публично объявляют чужими и опасными. Сегодняшний статус «иноагента» означает не только клеймо, но и реальные ограничения: такие люди теряют доступ к государственному финансированию, к преподаванию, к культурной и научной деятельности, к публичным площадкам. Их имена сопровождает унизительный дисклеймер, их штрафуют за формальности, травят в медиапространстве. За несоблюдение дурацких требований «иноагент» рискует получить уже не только административное, но и уголовное преследование. Но главное — они вовсе не «иностранные агенты». Это, как правило, люди с независимой позицией, репутацией и авторитетом в своих сообществах. Именно поэтому государству важно заставить их замолчать. Клеймо иноагента — это способ запугивания и выдавливания из общественной жизни.
Выражаю Николаю Эппле поддержку и солидарность. Подпишитесь на его канал «Никогда/Снова» — там много интересного.
В разгар страды, летом 1928 года, у многодетного казака родилось «двое блезнят» — двойня. Жену положили в больницу. Чтобы спокойно работать в поле, он попросил присмотреть за детьми племянницу жены. Полтора месяца она ему помогала.
В 1934 году казаку дали пять лет с конфискацией хозяйства — за невыполнение плана хлебозаготовки на 5 пудов (это около 80 кг). Вскоре он был досрочно освобожден и вернулся в родную станицу, где его за «наем рабочей силы» — той самой родственницы-няньки — включили в список кулаков и лишили избирательных прав.
Как известно, лишенцы не только не могли участвовать в выборах, но и теряли доступ ко многим социальным благам и становились изгоями. Их не принимали в колхозы и на работу в советские учреждения, не брали в партию и комсомол, лишали пенсий и пособий, исключали из кооперативов. После введения карточной системы в 1928 году они были вынуждены покупать продукты по коммерческим ценам. В годы Большого террора лишенцы первыми становились объектом репрессий.
Обложка со Сталиным — предпоследний лист дела, а последний, написанный красными чернилами, — справка сельсовета. В ней приведен один факт о казаке, которого нет в других документах: «освобожден от военной службы по 66 ст. — глухота и эпилепсия».
Понятно, что любые исторические параллели требуют осторожности. Но когда в прошлую пятницу в список «иностранных агентов» включили Николая Эппле — замечательного исследователя исторической памяти, автора знаменитой книги «Неудобное прошлое», — я снова подумал о тех лишенцах.
Между лишенцами прошлого и современными «иноагентами» есть пугающее родство. И тогда, и сейчас государство выделяет группу «неблагонадежных» — тех, кого публично объявляют чужими и опасными. Сегодняшний статус «иноагента» означает не только клеймо, но и реальные ограничения: такие люди теряют доступ к государственному финансированию, к преподаванию, к культурной и научной деятельности, к публичным площадкам. Их имена сопровождает унизительный дисклеймер, их штрафуют за формальности, травят в медиапространстве. За несоблюдение дурацких требований «иноагент» рискует получить уже не только административное, но и уголовное преследование. Но главное — они вовсе не «иностранные агенты». Это, как правило, люди с независимой позицией, репутацией и авторитетом в своих сообществах. Именно поэтому государству важно заставить их замолчать. Клеймо иноагента — это способ запугивания и выдавливания из общественной жизни.
Выражаю Николаю Эппле поддержку и солидарность. Подпишитесь на его канал «Никогда/Снова» — там много интересного.
В этом году я встретил Пасху в городке Си-Клифф на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк. После Второй мировой войны здесь поселились сотни русских эмигрантов, бежавших из Европы. Сегодня в городке с населением около пяти тысяч человек действуют два православных храма — Казанский (принадлежит Американской православной церкви) и Серафимовский (РПЦЗ).
На фотографии мы сидим на скамейке у стены Серафимовского храма, где проходила дневная пасхальная служба. Слева от меня — Александра Федоровна Кишковская, вдова настоятеля Казанского храма и до сих пор — центр приходской жизни. Здесь её называют матушка Мими. Александра Федоровна — внучка сразу двух выдающихся государственных деятелей Российской империи: председателя Госсовета (1914–1917) Анатолия Куломзина и министра внутренних дел (1915) князя Николая Щербатова.
Справа от меня её дочь Софья Кишковская с мужем Николаем Случевским — правнуком премьер-министра Российской империи (1906–1911) Петра Столыпина.
Разумеется, я не упустил возможности расспросить моих новых знакомых об их родословной. Это был тот редкий случай, когда собеседники могут подолгу рассказывать о своей семье, переходя от одной ветви к другой.
А я думал о том, как предки этих людей влияли на судьбы моих собственных предков. Первая мысль, конечно, об аграрной реформе Столыпина, по которой мои крестьяне Кудиновы и Шаталины переселились из малоземельных губерний центральной России в Сибирь, в нынешний Алтайский край. Это самый очевидный, хрестоматийный пример. Но и другие предки моих собеседников — Куломзин и Щербатов — оставили заметный след в судьбах миллионов, включая и моих родных.
Так, князь Щербатов занимал пост министра всего несколько месяцев, но именно его циркуляр фактически отменил черту еврейской оседлости в Российской империи.
Николай Куломзин возглавлял переселенческую политику из Европейской России в районы вдоль Сибирской магистрали и оказал значительное влияние на хозяйственное и культурное освоение Сибири. По его инициативе в 1894 году при Комитете министров был учреждён фонд для содействия церковному строительству на переселенческих участках. В дальнейшем он способствовал массовому строительству школ и храмов. В 1897 году Куломзин возглавил комиссию по решению земельного вопроса в Забайкалье.
Потомки великих россиян не теряют связь с исторической родиной. Николай Случевский и София Кишковская до недавнего времени жили в России. В 2019 году издание «Москвич Mag» опубликовало замечательные интервью с ними об их родословной (Николай, София).
Александра Федоровна несколько раз приезжала в Россию. Впервые — в 1991 году, вместе со своим 92-летним дядей. Тогда они поехали в родовое имение Куломзиных в селе Корнилово Ивановской области. Там они встретили дочь садовника, которая узнала в старике того самого молодого барина, с которым в детстве играла в Красном дворе усадьбы.
На фотографии мы сидим на скамейке у стены Серафимовского храма, где проходила дневная пасхальная служба. Слева от меня — Александра Федоровна Кишковская, вдова настоятеля Казанского храма и до сих пор — центр приходской жизни. Здесь её называют матушка Мими. Александра Федоровна — внучка сразу двух выдающихся государственных деятелей Российской империи: председателя Госсовета (1914–1917) Анатолия Куломзина и министра внутренних дел (1915) князя Николая Щербатова.
Справа от меня её дочь Софья Кишковская с мужем Николаем Случевским — правнуком премьер-министра Российской империи (1906–1911) Петра Столыпина.
Разумеется, я не упустил возможности расспросить моих новых знакомых об их родословной. Это был тот редкий случай, когда собеседники могут подолгу рассказывать о своей семье, переходя от одной ветви к другой.
А я думал о том, как предки этих людей влияли на судьбы моих собственных предков. Первая мысль, конечно, об аграрной реформе Столыпина, по которой мои крестьяне Кудиновы и Шаталины переселились из малоземельных губерний центральной России в Сибирь, в нынешний Алтайский край. Это самый очевидный, хрестоматийный пример. Но и другие предки моих собеседников — Куломзин и Щербатов — оставили заметный след в судьбах миллионов, включая и моих родных.
Так, князь Щербатов занимал пост министра всего несколько месяцев, но именно его циркуляр фактически отменил черту еврейской оседлости в Российской империи.
Николай Куломзин возглавлял переселенческую политику из Европейской России в районы вдоль Сибирской магистрали и оказал значительное влияние на хозяйственное и культурное освоение Сибири. По его инициативе в 1894 году при Комитете министров был учреждён фонд для содействия церковному строительству на переселенческих участках. В дальнейшем он способствовал массовому строительству школ и храмов. В 1897 году Куломзин возглавил комиссию по решению земельного вопроса в Забайкалье.
Потомки великих россиян не теряют связь с исторической родиной. Николай Случевский и София Кишковская до недавнего времени жили в России. В 2019 году издание «Москвич Mag» опубликовало замечательные интервью с ними об их родословной (Николай, София).
Александра Федоровна несколько раз приезжала в Россию. Впервые — в 1991 году, вместе со своим 92-летним дядей. Тогда они поехали в родовое имение Куломзиных в селе Корнилово Ивановской области. Там они встретили дочь садовника, которая узнала в старике того самого молодого барина, с которым в детстве играла в Красном дворе усадьбы.
Дедывоевали 🕊
Успели к 9 Мая. Но следующего года
Помните, я писал в марте, что не нашел на братской могиле в Ленинградской области имени погибшего родственника и обратился в местную администрацию с просьбой увековечить его на мемориальной плите? Хотелось, конечно, чтобы имя появилось к 80-летию Победы.
Сегодня пришел официальный ответ: имя Андрея Степановича Кочеткова будет увековечено на мемориале к 9 мая 2026 года.
К юбилею не успели, но мы не в претензии. Сами виноваты, обратились слишком поздно. Администрации района и военкомату нужно было проверить информацию — эта проверка заняла два месяца. Но результат есть. А значит, это возможно.
Думаю, я очень правильно сделал, что стал писать не в Министерство обороны (уполномоченный федеральный орган по увековечению памяти погибших при защите Отечествах, согласно Указу Президента от 22.01.2006 № 37), а именно в местную администрацию.
Согласно статье 11 Закона РФ от 14.01.1993 № 4292-1 «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества», органы местного самоуправления: отвечают за содержание и благоустройство воинских захоронений и мемориалов, а также взаимодействуют с Минобороны по вопросам учета памятников.
Я исходил из того, что Минобороны сейчас не до участников Великой Отечественной, а местные власти, которые и так находятся в постоянном контакте со своим военкоматом и хорошо знают, к кому обратиться, смогут выступить посредником. Так и вышло.
Пусть таких историй будет больше, безымянных могил — меньше, а войн не будет вообще.
Помните, я писал в марте, что не нашел на братской могиле в Ленинградской области имени погибшего родственника и обратился в местную администрацию с просьбой увековечить его на мемориальной плите? Хотелось, конечно, чтобы имя появилось к 80-летию Победы.
Сегодня пришел официальный ответ: имя Андрея Степановича Кочеткова будет увековечено на мемориале к 9 мая 2026 года.
К юбилею не успели, но мы не в претензии. Сами виноваты, обратились слишком поздно. Администрации района и военкомату нужно было проверить информацию — эта проверка заняла два месяца. Но результат есть. А значит, это возможно.
Думаю, я очень правильно сделал, что стал писать не в Министерство обороны (уполномоченный федеральный орган по увековечению памяти погибших при защите Отечествах, согласно Указу Президента от 22.01.2006 № 37), а именно в местную администрацию.
Согласно статье 11 Закона РФ от 14.01.1993 № 4292-1 «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества», органы местного самоуправления: отвечают за содержание и благоустройство воинских захоронений и мемориалов, а также взаимодействуют с Минобороны по вопросам учета памятников.
Я исходил из того, что Минобороны сейчас не до участников Великой Отечественной, а местные власти, которые и так находятся в постоянном контакте со своим военкоматом и хорошо знают, к кому обратиться, смогут выступить посредником. Так и вышло.
Пусть таких историй будет больше, безымянных могил — меньше, а войн не будет вообще.
Дедывоевали 🕊
Успели к 9 Мая. Но следующего года Помните, я писал в марте, что не нашел на братской могиле в Ленинградской области имени погибшего родственника и обратился в местную администрацию с просьбой увековечить его на мемориальной плите? Хотелось, конечно, чтобы…
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
⚡️Внесен законопроект об открытии доступа к делам нереабилитированных жертв репрессий
В прошлом году я попросил депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга Александра Шишлова (фракция «Яблоко») направить запрос в МВД с призывом привести ведомственную инструкцию по архивной работе в соответствие с федеральным законом «Об архивном деле» — и прекратить требовать подтверждение родства для получения документов, созданных более 75 лет назад. МВД пообещало это сделать.
Вдохновившись этим успехом, мы решили пойти дальше. На днях в Заксобрание Петербурга внесена федеральная законодательная инициатива, которая позволит открыть доступ для родственников и исследователей к архивным делам нереабилитированных жертв политических репрессий.
Сегодня, если человек не был официально реабилитирован, ФСБ и МВД, как правило, отказывают в доступе к его делу — ограничиваются краткой архивной справкой. При этом прямого запрета на такой доступ в законодательстве нет. Более того, Конституционный суд в 2022 году указал, что к таким делам должны применяться общие нормы доступа к государственным архивам. Однако на практике доступ ограничивается со ссылкой на статью 11 закона «О реабилитации жертв политических репрессий», которая касается только дел реабилитированных.
Мы предлагаем устранить этот правовой пробел — внести в статью 11 поправку, закрепляющую право на доступ к архивным делам не только реабилитированных, но и нереабилитированных жертв репрессий.
Статистика показывает, что таких дел очень много. По данным Главной военной прокуратуры, с 1991 по 2019 год органами прокуратуры были реабилитированы 124 499 человек, отказано в реабилитации — 176 760, еще 16 819 человек признаны судами не подлежащими реабилитации. МВД сообщает, что с 1992 года было выдано почти 2,8 миллиона справок о реабилитации и более 800 тысяч отказов.
Часть отказов связана с обвинениями в сотрудничестве с нацистами в годы войны. Такая практика противоречит декларируемой государственной политике: подлинные документы о преступлениях нацизма должны быть доступны обществу. В 2024 году Генеральная Ассамблея ООН поддержала предложенную Россией резолюцию о борьбе с героизацией нацизма. Тем не менее в самой России доступ к соответствующим архивам остается затрудненным.
Законодательная инициатива будет рассмотрена на заседании петербургского парламента. В случае одобрения она будет направлена в Государственную Думу для рассмотрения в качестве федерального законопроекта.
Подробнее об инициативе и реакции на нее — в «Коммерсанте».
В прошлом году я попросил депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга Александра Шишлова (фракция «Яблоко») направить запрос в МВД с призывом привести ведомственную инструкцию по архивной работе в соответствие с федеральным законом «Об архивном деле» — и прекратить требовать подтверждение родства для получения документов, созданных более 75 лет назад. МВД пообещало это сделать.
Вдохновившись этим успехом, мы решили пойти дальше. На днях в Заксобрание Петербурга внесена федеральная законодательная инициатива, которая позволит открыть доступ для родственников и исследователей к архивным делам нереабилитированных жертв политических репрессий.
Сегодня, если человек не был официально реабилитирован, ФСБ и МВД, как правило, отказывают в доступе к его делу — ограничиваются краткой архивной справкой. При этом прямого запрета на такой доступ в законодательстве нет. Более того, Конституционный суд в 2022 году указал, что к таким делам должны применяться общие нормы доступа к государственным архивам. Однако на практике доступ ограничивается со ссылкой на статью 11 закона «О реабилитации жертв политических репрессий», которая касается только дел реабилитированных.
Мы предлагаем устранить этот правовой пробел — внести в статью 11 поправку, закрепляющую право на доступ к архивным делам не только реабилитированных, но и нереабилитированных жертв репрессий.
Статистика показывает, что таких дел очень много. По данным Главной военной прокуратуры, с 1991 по 2019 год органами прокуратуры были реабилитированы 124 499 человек, отказано в реабилитации — 176 760, еще 16 819 человек признаны судами не подлежащими реабилитации. МВД сообщает, что с 1992 года было выдано почти 2,8 миллиона справок о реабилитации и более 800 тысяч отказов.
Часть отказов связана с обвинениями в сотрудничестве с нацистами в годы войны. Такая практика противоречит декларируемой государственной политике: подлинные документы о преступлениях нацизма должны быть доступны обществу. В 2024 году Генеральная Ассамблея ООН поддержала предложенную Россией резолюцию о борьбе с героизацией нацизма. Тем не менее в самой России доступ к соответствующим архивам остается затрудненным.
Законодательная инициатива будет рассмотрена на заседании петербургского парламента. В случае одобрения она будет направлена в Государственную Думу для рассмотрения в качестве федерального законопроекта.
Подробнее об инициативе и реакции на нее — в «Коммерсанте».