Уникальный литературный артефакт — «Тарусские страницы» (один из знаковых альманахов Оттепели!) с дарственной надписью Анатолия Мариенгофа.
(Выставили на аукционе за 30 000. Соблазнительно, конечно, но, увы, не в этот раз.)
Здесь примечательно примерно всё.
Мариенгоф интересуется молодой литературой (посмотрите на россыпь имён!): свидетельств этому в мемуарах (не столь многочисленных, как хотелось бы) самый минимум. Кто-то (как Андрей Битов) сам дарил свои книги классику Серебряного века; а кого-то Анатолий Борисович читал и даже привечал (Николай Глазков).
Мариенгофу остаётся менее полутора лет до смерти. Автографы и дарственные надписи этого периода редки, т.к. мобильность писателя резко снижается из-за болезни: прогулки по Санкт-Ленинграду и в гости к «друзьяшкам» сокращаются до предела, остаётся дом на Бородинской, 13 и редкие выезды на свежий воздух в Комарово.
И настроение последних лет — несмотря на торжествующую Оттепель — скорее философическое. Это видно по стихам:
В пути. Ещё в пути. Опять в пути.
Идти, идти, идти.
Что значит жить?
Быть может, это значит пережить?
И пережить уметь?
Найти и потерять. И потерять уметь.
С улыбкой о беде рассказывать,
Так величавей делаются вязы,
Когда сентябрь их одевает в медь.
Здесь примечательно примерно всё.
Мариенгоф интересуется молодой литературой (посмотрите на россыпь имён!): свидетельств этому в мемуарах (не столь многочисленных, как хотелось бы) самый минимум. Кто-то (как Андрей Битов) сам дарил свои книги классику Серебряного века; а кого-то Анатолий Борисович читал и даже привечал (Николай Глазков).
Мариенгофу остаётся менее полутора лет до смерти. Автографы и дарственные надписи этого периода редки, т.к. мобильность писателя резко снижается из-за болезни: прогулки по Санкт-Ленинграду и в гости к «друзьяшкам» сокращаются до предела, остаётся дом на Бородинской, 13 и редкие выезды на свежий воздух в Комарово.
И настроение последних лет — несмотря на торжествующую Оттепель — скорее философическое. Это видно по стихам:
В пути. Ещё в пути. Опять в пути.
Идти, идти, идти.
Что значит жить?
Быть может, это значит пережить?
И пережить уметь?
Найти и потерять. И потерять уметь.
С улыбкой о беде рассказывать,
Так величавей делаются вязы,
Когда сентябрь их одевает в медь.
group-telegram.com/demidovoleg/11403
Create:
Last Update:
Last Update:
Уникальный литературный артефакт — «Тарусские страницы» (один из знаковых альманахов Оттепели!) с дарственной надписью Анатолия Мариенгофа.
(Выставили на аукционе за 30 000. Соблазнительно, конечно, но, увы, не в этот раз.)
Здесь примечательно примерно всё.
Мариенгоф интересуется молодой литературой (посмотрите на россыпь имён!): свидетельств этому в мемуарах (не столь многочисленных, как хотелось бы) самый минимум. Кто-то (как Андрей Битов) сам дарил свои книги классику Серебряного века; а кого-то Анатолий Борисович читал и даже привечал (Николай Глазков).
Мариенгофу остаётся менее полутора лет до смерти. Автографы и дарственные надписи этого периода редки, т.к. мобильность писателя резко снижается из-за болезни: прогулки по Санкт-Ленинграду и в гости к «друзьяшкам» сокращаются до предела, остаётся дом на Бородинской, 13 и редкие выезды на свежий воздух в Комарово.
И настроение последних лет — несмотря на торжествующую Оттепель — скорее философическое. Это видно по стихам:
В пути. Ещё в пути. Опять в пути.
Идти, идти, идти.
Что значит жить?
Быть может, это значит пережить?
И пережить уметь?
Найти и потерять. И потерять уметь.
С улыбкой о беде рассказывать,
Так величавей делаются вязы,
Когда сентябрь их одевает в медь.
Здесь примечательно примерно всё.
Мариенгоф интересуется молодой литературой (посмотрите на россыпь имён!): свидетельств этому в мемуарах (не столь многочисленных, как хотелось бы) самый минимум. Кто-то (как Андрей Битов) сам дарил свои книги классику Серебряного века; а кого-то Анатолий Борисович читал и даже привечал (Николай Глазков).
Мариенгофу остаётся менее полутора лет до смерти. Автографы и дарственные надписи этого периода редки, т.к. мобильность писателя резко снижается из-за болезни: прогулки по Санкт-Ленинграду и в гости к «друзьяшкам» сокращаются до предела, остаётся дом на Бородинской, 13 и редкие выезды на свежий воздух в Комарово.
И настроение последних лет — несмотря на торжествующую Оттепель — скорее философическое. Это видно по стихам:
В пути. Ещё в пути. Опять в пути.
Идти, идти, идти.
Что значит жить?
Быть может, это значит пережить?
И пережить уметь?
Найти и потерять. И потерять уметь.
С улыбкой о беде рассказывать,
Так величавей делаются вязы,
Когда сентябрь их одевает в медь.
BY Тот самый Олег Демидов
Share with your friend now:
group-telegram.com/demidovoleg/11403