ПРОБЛЕМА В ЧЕЛОВЕКЕ ИЛИ...?

Очень много споров о том, имеет ли пострадавший человек особые права - в том числе право наносить вред, потому что он был в аду и чудом выжил? Или, наоборот, если отличительный маркер пострадавшего – наносить вред окружающим и себе, это не у него проблема, а это он сам - проблема?

Проблема в человеке? Или проблема – в чем-то еще?

Есть разные варианты ответов.

Модерн: эти ужасные люди с ПРЛ и НРЛ, фу таким быть. Десять признаков, как распознать абьюзера, пятнадцать способов его обезвредить, в предложении "Как взаимодействовать с человеком с ПРЛ" ошибка, первое слово должно быть "зачем". Травмированный в детстве – травмирован навсегда. Стиль привязанности формируется в первые годы жизни, если вам с этими годами не повезло, вы обречены плохо себя чувствовать и иметь проблемы с отношениями. Терапия может помочь, но это не точно. Проблема - в человеке, а как еще?

Постмодерн: все люди - это прежде всего люди, а ПРЛ и НРЛ - это конструкты, способ стигматизации, надо ещё посмотреть, кому выгодно их использовать. Человек не сводится к травматическому опыту, он – автор, а не жертва. Нет никакой отдельной проблемы с пострадавшими людьми; неблагоприятный опыт влияет, только если человек о нем помнит как о стигме, а так - нет. Проблема - вне человека: обычно – в обозначении, часто – в опыте, но никогда – не в человеке.

Но кто я тогда, если у меня есть опыт, для которого я - не автор и которого лучше бы не было – и если я не хочу об этом забывать?

Метамодерн: ведь правда достаточно хуево жить, когда ты не видишь своих и чужих границ, или видишь любое взаимодействие как игру с нулевой суммой, или видишь только свои интересы и не видишь чужие, или не можешь сделать всерьез-и-надолго-выбор - и быть близким такого человека тоже такое себе

Все эти ограничения очень реальны

Они не менее реальны, чем врождённые

Есть люди, которые находят выход в том, чтобы обозначать их как нейроотличия - хотя это очень давно принятые решения

Я не являюсь проблемой - но проблема является частью меня

Я не участвую в войне - война участвует во мне

Эти решения кажутся частью человека, потому что так было всегда - на самом деле не всегда, но очень, очень долго.

Когда решение "ноги есть - надо бегать, и я бегу, и мы все бежим" отлито в камне, и ты сука как проклятый медный всадник (хотя вообще больше конь), и я горю, мы все горим, мы в аду, мама

Или когда в камне отлито знание "я-один, никаких других нет и быть не может", одновременно как постапокалипсис и как метро: жопу поднял - место потерял

*Знание, которое было бы горьким для любого, кто смотрит на это со стороны, но не для того, кто в этим живёт: всем насрать и даже хуже, чем насрать, ты - пища и ресурс, а иначе зачем ты нужен

Или когда увековечено одинокое «больше никаких выборов, никаких отношений, никаких серьезных проектов» - я боюсь представить себе те условия, в которых решение не связывать себя ни с кем и ни с чем было бы действительно свободным, а не вынужденным


Это на самом деле тяжело и плохо – быть девочкой из анекдота "нет ручек-нет конфетки"

Нет никакой надежды, и это точно не конструкт

Это - определенный опыт, причем очень реальный – настолько реальный, что теперь это - часть меня.


Получается, что и у меня - проблема, и я – проблема.

Пострадавший – я. И источник страдания – тоже я.


Моя внутренняя система опознает своих, собирая непризнанные части.

Это не значит, что все мои решения этичны. Это значит, что все мои решения – мои.

Я – их автор и исполнитель. Я принимаю решения и воплощаю их в жизнь.

И можно перечислять бонусы, которые приносит мне это признание: свобода выбора – теперь я решаю, нести или не нести дальше то, что произошло со мной; неодиночество – другие люди так же уязвимы, как и я; гуманизм – даже если я пострадал, я не хочу, чтобы страдали невинные; сожаление и печаль – за моим плечом незримо встает тот, кому не все равно, и я больше не падаю в реакции, которые со мной случаются.

Но (мне кажется) главное уже произошло – я являюсь целым.

художник Оксана Абдукадырова